Вот Она: Она носит обыкновенное русское имя Алёна. У неё большие серые глаза, не очень длинные тёмно-русые волосы, часто собираемые в «хвостик» и немного взъёрошенная чёлка. Она носит серые вещи, светлые плащи и шарфы, даже летом кутается, потому что всё время мёрзнет. Сейчас ей всего двадцать три, но она уже знает, что мир скучный и безысходный. Это печать современности, чем раньше поймёшь бесполезность существования, тем умнее отразишься в глазах унылого окружения. Нигилизм в моде не первый год, теперь многие настраиваются на эту волну ради имиджа, но только не она. Алёна и вправду разочаровалась в жизни, и уже давно. Когда ей было семь, она впервые услышала, как мать на кухне говорила соседке по коммуналке, что смысл жизни любой женщины состоит исключительно в успешном замужестве. Пусть он попивает, пусть нехорош собой, пусть даже руку к благоверной прикладывает время от времени, но главное, чтобы он был, чтобы был муж. Мать Алёны, как каждая правильная режимно-совковая женщина, взращённая в ныне уже не существующем СССРе, была убеждённой антифеминисткой. Муж был для неё самоцелью и смыслом жизни, и, может быть именно поэтому она и не выгоняла своего пропойцу, с позволения сказать, отца Алёны. А этот мужичок, достаточно затрапезного вида, вообще не интересовался дочерью, в принципе мало чем интересовался, кроме выпивки.

И вроде бы, такой образ мужчины, присутствовавший в жизни Алёны на протяжении многих лет, должен был отбить у неё всяческое желание выйти замуж, однако бесконечно повторяемый гипноз матери оказался сильнее наглядного примера отца. Алёна так же как и мать, искренне уверовала в необходимость иметь мужа, но не очень преуспела на этом поприще. Возможно, именно из-за её сильного желания выйти замуж мужчины и не решались на долгие отношения с ней. И пусть ей всего двадцать три, но она уже давно считает себя самой старой девой в мире.

Иногда мы слышим о свершившихся чудесах, но остаёмся уверенными, что с нами-то они произойти в принципе не могут, таково устройство нашей думы, называемой умными учёными стереотипным восприятием. Но, порой, и те, кто сами встречали Богов во плоти, не верят, что это правда. Алёна как раз из их числа, её и без того маленький мир с годами становился только меньше, вместо неба, на которое она давно не смотрела, был серый асфальт под ногами, вместо цветущей зелени — грязные стены захудалых строений. Она всё реже брала в руки подзорную трубу, все реже смотрела вверх, и всё чаще на свои туфли.

Как губка, впитав в себя всё слышанное от матери, она просто живёт, не высовываясь, ведь абсолютно верно, что она лишь одна из многих таких же, и что большего ей не достичь. Да ещё и «добрые» люди все как один твердили ей много лет, что лучше синица в руках, что журавлей вообще не бывает, акромя как на картинках. Работает она в простой советской конторке, которая, правда, ныне зовётся офисом. Хотя это иностранное словцо вовсе не добавляет конторке ни смысла, ни значимости. Все, от директора до самого мелкого клерка знают, что если их конторка вдруг перестанет существовать, мир не падёт, и вряд ли вообще кто-то об этом задумается. Так, потонув в море экзотичных слов, конторка, а вместе с ней и наша героиня, живут уверенностью, что название делает кого-то успешным, что встречают по одёжке и всё прочее в таком же духе.

— До свидания, Елизавета Евгеньевна, — безадресно произнесла Алёна, стоя возле двери и накручивая на шею старый, покрытый катышками и местами распустившийся шарф серого цвета.

Алёна вышла из здания конторы и взглянула на часы, стрелки на которых показывали полдевятого. Она всегда поздно заканчивала работу, задерживаться без оплаты переработок было здесь хорошим тоном. Секунду она смотрела на мелкий снежок, идущий так неспешно с небес, а потом двинулась к своему дому. Проходя мимо магазина, торгующего видеотехникой, она остановилась. Её внимание привлёк телевизор, выставленный в витрине, а, вернее то, что шло в этот момент по нему, телевизором-то теперь мало кого удивишь: на голубом экране, напряжённо сдвинув брови на переносице, сидел нарочито серьёзный диктор, слева за его спиной висел логотип канала «ТНК»:

— Мы получаем крайне тревожные новости из королевства Адальир. И, вот, к нам в студию только что… — диктор замялся и стал растягивать слова, чтобы выгадать время, что-то читая на экране подсказок. — Пришло сообщение с пометкой «молния». Здесь сказано, что командование «Объединённой Армии Освобождения Адальира» готовит военное вторжение на территорию королевства, несмотря на официальный протест руководства страны и сопредельных государств. Напомним, что вчера на специальной сессии Совбеза ООН по разрешению Адальирского кризиса, официальный секретарь Объединённых Наций Аффи Конан заявил, что крайне обеспокоен сложившийся ситуацией и призвал противоборствующие стороны сесть за стол переговоров. «Вопрос разрешения Адальирского кризиса касается не только королевства, но отражается и на стабильности всего региона», отметил мистер Конан. К другим новостям…

Алёна поправила шарф, спрятав в него уже изрядно замёрзший нос. Тем временем диктор на экране продолжал:

— Над столицей отмечается небывалая облачность, три снежных фронта одновременно надвигаются на город, принося с собой снег и непогоду. Кроме того синоптики отмечают высокую вероятность грозы, в столичном небе фиксируются несвойственные для данного периода года электрические явления, приводящие к незначительным сбоям в работе энергосистемы города. Жители столицы уже отмечали «моргание» света. Опасности это, по всей видимости, не представляет, однако, рекомендуется быть осторожными в обращении с металлическими предметами, такими, как корпуса автомобилей, поручни в метро и железные двери, которые, наэлектризовавшись, бьют током…

По экрану прошла чёрно-белая рябь, и раздался треск, свет в витрине на мгновение погас, и уличные фонари тоже мигнули. Алёна подняла взгляд и увидела среди белой ваты облаков слабое радужное свечение, которое тотчас погасло, и вниз полетели звенящие снежинки. Телевизоры в витрине вновь синхронно начали показывать всё того же диктора:

Когда диктор договорил, Алёна отряхнула нападавший на плечи снежок и вновь зашагала своим обычным путём сквозь заснеженные дворы напрямик. Но почему-то вдруг свернула и решила пройти не обычным путём через главную улицу города, а выйти к дому ещё через один двор. Сказать, что она сокращала путь, устав сильнее обычного, было нельзя, ведь дорога её становилась из-за этого поворота только длиннее.

Что-то вело её, направляло. Никогда в другой раз она бы не пошла через тёмные незнакомые дворы: она боялась темноты и знала опасности большого города, но сейчас ноги сами несли её.

Её сердце согревало какое-то до безумия приятное ощущение, похожее на детское ожидание новогодних подарков в сочельник

[2]

. Как будто судьба что-то приготовила для неё, что-то хорошее, очень хорошее, от чего её душа переполнялась наивной радостью. Сейчас, сказать по правде, она не осознавала, что заставило её свернуть, так сильно она была погружена в себя. А внутри её души, среди хоровода будничных мыслей, уже теплился новый свет, что разливался теперь по телу, как лампадное сияние во мраке старинного храма, но ещё не осознавался разумом.

Алёна преодолела очередной двор, но вдруг, словно что-то вспомнив, замерла на месте и осторожно обернулась. У арки, через которую она только что прошла, прямо на тротуаре сидел какой-то нищий. Снег кружился в тусклом свете фонаря и слетал на землю, прикрывая серый камень мостовой белоснежным бархатом хлопьев. Человек сидел на «бровке» прямо на снегу, положа локти на колени и свесив ладони между них. Пальто, что было на нём, хоть и казалось толстым, явно не грело как следует, к тому же было всё в дырах и расходящихся швах, таким же потёртым смотрелся и сплошь покрытый катышками его старый шарф. Алёна невольно поёжилась, стянув рукой края воротника. Рядом с бродягой лежал лохматый чёрный пёс, явно без роду и племени.

Бродяга сидел здесь, как видно, уже давно, его спутанные волосы и жиденькая «козлиная» бородёнка в три волосины совсем замёрзли и уже стали покрываться инеем. На кончике бородки даже подрагивала сосулька. Несколько секунд Алена молча смотрела на него, а он важно покуривал догоревший до фильтра замусоленный окурок и отпускал в небо скудные дымные кольца, хотя и их-то вряд ли мог давать табак, разве что горящая на морозе целлюлоза. Несколько мгновений девушка ещё колебалась, её пугали незнакомые бродяги, но, в конце концов, решившись, она подошла к нищему и протянула ему оставшуюся в кармане мелочь. Алёна хотела сказать «возьмите», но только опустила взгляд и промолчала, её всегда смущали такие ситуации. Подавая нищим, особенно у входа в церковь, она всегда испытывала странное чувство вины за то, что у этих людей нет крова и еды. За то, что она не может дать больше и за то, что ещё миллионы оных бродяжничают по миру, голодают и замерзают, в то время как у неё есть тёплая постель и вкусная еда.

Брелов доиграл концерт, но по-прежнему был бодр и полон сил. Музыканты из его группы всегда диву давались, насколько он работоспособен. Сам Брелов говорил, что он лентяй, и это утверждение не было лишено правдивости. В те времена, когда он учился в университете, и потом, когда он ещё не начал петь, ему приходилось зарабатывать на жизнь самыми разными способами. Он и подметал дворы, и служил в нескольких конторках серым клерком, и даже торговал джинсами, но никогда не проявлял к этим занятиям особого рвения. Единственной его страстью была и остаётся музыка, которой он и отдавал всё своё свободное время. Альтернативный кельтский рок — так он сам именовал избранное группой музыкальное направление.

Зал, хоть и не был большим, но так ревел от восторга, что мог бы дать фору не одному стадиону. Сведённые с ума божественными звуками электрогитар и магическими ритмами звонких барабанов фанаты хором скандировали слова финальной песни, которая называлась «Ты можешь всё!», и повествовала о жизни и подвигах легендарного воина минувших эпох, что в одиночку одолел семерых королей. Музыка стихла, завершённая оглушительным барабанным боем, но песня всё ещё продолжала звучать над залом, подхваченная сотнями голосов собравшихся здесь любителей рока. Каждый, кто сейчас надрывным криком повторял за музыкантом нехитрые рифмы, чувствовал, что это он тот великий воин, что это он избранный, и он может всё, и в тот момент это было правдой.

Вот текст этой песни Брелова:

Брелов тяготел к фольклору Туманного Альбиона, поэтому старался совмещать в своих песнях современные звучания электрогитар и барабанов с древними кельтскими мотивами. Внешне он выглядел как классический рок-певец. У Брелова было немного вытянутое очень бледное, почти белое лицо с глубокими синими тенями, лежащими под глазами, как у вампира со стажем. Длинные чёрные волосы, которые он иногда собирал в хвостик, а чаще носил распущенными, потому что ему нравилось, как они блестят. Глаза его казались тёмными на свету, но в темноте светились странным зелёным цветом. Крепкий, в меру «накаченный», с тяжёлым взглядом, излучающим вечный философский сплин. В музыке, которую он писал, его многое не устраивало, как, впрочем, и каждого талантливого автора. В частности, он любил скрипку и писал для каждой песни партию на этом инструменте, но часто не мог включить её в исполнение, поскольку не находилось скрипача, который бы устроил его уровнем исполнения. И дело было не столько в мастерстве, хотя, конечно, и в нём тоже. Брелов искал для группы такого же человека, как и он сам, который не просто умеет играть музыку, но живёт ею, эдакого одержимого скрипача, но пока ему не очень-то везло в этом поиске. Приходившие музыканты не выдерживали его темпа и самоотдачи долго и вскоре бросали коллектив.

Вернёмся немного в прошлое. Это было прошедшим летом, вернее, в самом его конце, в преддверии той прекрасной золотой осени, которую так любит Александр Сергеевич. Как это обычно и бывает августовскими вечерами, когда дома так душно, что все гуляют допоздна, в обычном сером дворике на лавочке расположилась скромная компания местных неформалов. Они пили газировку и пиво, слушали музыку, по очереди припадая ухом к наушнику старенького MP3-плеера, играли на гитаре, пели песни про волшебников и драконов, в целом, просто хорошо проводя время. Среди них была и Диана, правда, она не взяла с собой смычок и по этой причине не могла сыграть на своей скрипке что-нибудь чарующее, и, смущённая этим, просто сидела на спинке скамейки, иногда подпевая музицирующим своим глубоким, звенящим, как струны старинной лиры, голосом.

На асфальте очертились точки случайной мороси, но это не слишком смутило собравшихся, лишь одна девушка в короткой розовой юбке и с черными, как уголь волосами, сидящая рядом с Дианой, раскрыла большой и очень старый чёрный зонт, который закрыл почти всех собравшихся. По толпе пробежал лёгкий смешок, и вновь зазвучали гитарные струны и молодые голоса городских менестрелей.

Диана подняла глаза к облакам, которые серым водоворотом вращались над двором, неожиданно закрыв синеющее небо вечерней поры. В центре этих рельефных клубов всех оттенков серого, где облака завершали свою причудливую спираль, мелькнула слабая голубоватая вспышка, озарившая края туч неоновыми бликами, и сразу же в воздухе запахло озоном. Сухой щелчок прозвучал где-то за соседними домами, и на сером фоне, за уходящими под небеса фасадами мелькнула ломаная линия молнии, сменившаяся затем на слабо-очерченную радугу.

Диана неспешно слезла со спинки, встав ногой сперва на сиденье, а уж после спустившись на тротуар. Она словно чего-то ждала, со странным, задумчивым видом смотря в сторону выхода из дворика. Через мгновение там показался силуэт человека. Диана вновь посмотрела на небо, облака уже уплыли в какую-то чудесную и ведомую только им одним страну, небо очистилось и вновь синело прямо над головой, возвышаясь божественным куполом, что извечно и неустанно венчает землю во все времена, по какому-то неведомому закону.

Человек, вошедший во двор, приблизился и скинул капюшон своей потёртой и сильно испачканной в грязи зелёной накидки, обнажив светлое лицо, озарённое радостной улыбкой. Глаза его слабо светились травяной зеленью, а на шее искрился кристалл горного хрусталя на сером шнурке.

Утопающий в зелёных красках старинный городок Гленнвилль располагался в самом сердце девственных лесов Гленнвуда у подножья Горы Теней Шадоурока. Гленнвилль был центром торговли и самых разнообразных ремёсел, здесь собирались всевозможные умельцы, купцы и просто искатели приключений со всего необозримого Гленнвуда. Несмотря на не особенно приятное соседство с владениями Гиртрона, Гленнвилль вот уже больше трёхсот тридцати лет не знал войн и разорения, да и последняя война в Арвельдоне звучала в здешних краях лишь отдалённым эхом, поскольку не преодолела рубеж западных скалистых гор. Жизнь здесь шла своим чередом — медленно и размеренно, однако последнее время в городке всё чаще стали происходить странные события. Странные — потому, что трудно назвать их плохими или хорошими. В сущности, от случающегося иной раз переполоха было больше шума, нежели смысла. Просто многие стали отмечать себе, что в округе не всё в порядке, но, что именно не в порядке, никто понять не мог.

Одним из таких тревожных событий стал слух о якобы появившемся в Гленнвуде странном народе. Мол, раньше эти существа жили под землёй и питались серой, а ныне вылезли из своих нор, гонимые подземным жаром, возможно, пробуждающегося вулкана, и заполонили окрестные леса своими полчищами. Многие отмахивались от подобных россказней, а иные верили и боялись ходить в лес поодиночке. И хотя истории такого рода всегда существовали и будут возникать впредь, порождаемые исключительно фантазией неутомимых рассказчиков, слух о подземном народе Гленнвуда имел всё-таки некоторую весьма реальную подоплёку.

Во-первых, в окрестностях Гленнвилля на опушке леса действительно стали появляться странные существа, и хотя жители уже привыкли к самым разнообразным гостям, но эти не были похожи ни на кого из известных народов, отдалённо напоминая смесь гирльда с человеком. Во-вторых, известный в округе лесник Фелькирод утверждал, что когда он ходил на старую вырубку за сучьями, то сам лично видел, как из норы в земле под старым сосновым пнём вылез странный человек с чёрной чешуйчатой кожей и, чуть завидев его, уполз в лес. После этих историй кое-кому стала приходить на ум старая легенда о проклятии мага Кальвиериниуса, который, скрываясь от преследования рыцарей Ормунда, искал убежища в Гленнвуде, но был выдан местными жителями и казнён, как приспешник Т'эрауса. Перед тем, как его казнили, Кальвиериниус пообещал, что проклянёт земли Гленнвилля и Илверра и сказал, что в один прекрасный день все жители Гленнвуда будут истреблены чудовищами, пришедшими из-под земли, которые и займут их место. Но за прошедшие триста лет эта история крепко подзабылась, и даже сейчас её стали вспоминать очень немногие. Ведь этих существ мало кто видел, да если бы они и были всамделишными, то от них пока что не было никакого вреда.

Наиболее широкое распространение слух о людях подземелья получил на северо-западе Гленнвилля у самого подножья Шадоурока. И это было связано не только с массовой безграмотностью населения и крепостью местных верований и суеверий, но и со странным событием, произошедшим в одном из трактиров, где якобы собственной персоной поселился один из «людей подземелья». Всё началось как-то дождливой ночью, когда трактирщик, славящийся своей сердобольностью, выйдя за порог, споткнулся о кого-то, валяющегося у ступенек. Странный пришелец был так слаб и жалок, что добродушный трактирщик сжалился над ним и приютил доходягу у себя. Соседи стали криво смотреть на нового постояльца: больше всего людей шокировал его внешний вид: он был похож на человека, но с очень уж острыми чертами лица и черной, как каменный уголь кожей, больше смахивающей на панцирь гирльда, но спорить с трактирщиком напрямую никто не решался. Лишь прислужники на кухне стали жаловаться повару, а тот осмелился посетовать трактирщику, что новый жилец ночами забирается по стене в окно кухни, как кошка, и съедает все припасы и приготовленные на утро блюда. Но трактирщик прощал гостю всё: «Наголодался, бедный, как видно!» — отвечал он на жалобы слуг. А пришелец меж тем, как выяснилось, совсем не понимал людской речи, и посему научить его правилам поведения было сложно. Понимал он лишь зов к обеду, но, сколько не ел, а толще не становилось его брюхо и сам он, как был, так и оставался худым как жердь. Вскоре стал он ходить по всему трактиру даже днём, заходил в чужие кельи, но никто не противился, боялись, что трактирщик выгонит их за порог, а трактиров было мало и все забиты под завязку. Так что пришлось бы перебираться в Илверр (Далёкие Земли), что за сто пятьдесят миль отсюда, далековато, да и дела торговые шли лучше в Гленнвилле, и многие имели здесь хороший заработок.

Однажды вышла забавная история, как-то вечером, когда торговцы и иные люди собрались в холле трактира, дабы обсудить дела минувшего дня, туда забрёл и новый любимец хозяина. Увидев его, один заезжий купец изумлённо поднял брови и закричал: «- Дорио

Поднималось свежее утреннее солнце и медленно скользило лучами по дубовым стенам этого старого трактира. Как раз на него в этот утренний час и смотрел рок-музыкант Брелов, укрывшись со своим отрядом в зарослях усыпанного фиолетовыми ягодами кустарника.

— Нам надо туда, — сказал рокер, указывая рукой на большой бревенчатый дом на пригорке. — А ты неправильно одета, — добавил он, обращаясь к Алёне.

Девушка удивлённо оглядела себя с ног до головы, но ничего неправильного не заметила, разве что одежда оказалась весьма потрёпанной. Попав из слякотной зимы в тёплое лето, Алёна была довольна уже тем, что согрелась, и всё ей теперь казалось весьма правильным. А Брелов тем временем вынул из рюкзака какие-то вещи, завёрнутые в узелок, и протянул их ей.

— Пойди за кусты и переоденься, только побыстрее, — попросил он.

Алёна кивнула и, взяв вещи, скрылась в зарослях. Там она с удивлением обнаружила, что в узелке было какое-то допотопное платье, светло-зелёная накидка, подобная плащам её новых спутников и кожаный корсет на шнуровке, как те, в которые обычно одеты женщины на старинных гравюрах. Но, несмотря на удивление, она быстро переоделась, а снятые вещи сложила в свой плащ и перевязала шарфом, чтобы удобнее было нести. В таком виде она вернулась к своим новым спутникам, и Брелов представил ей остальных вавилонцев:

— Это мои друзья, ты можешь верить каждому из нас как себе самой, — уверенно сказал Брелов. — Это наиболее продвинутые, «олдовые» мои помощники: Дэльвьир — первоклассный фехтовальщик и Авельир, его ещё называют готическим рыцарем, — вслед за его словами воины снимали капюшоны, открывая Алёне свои лица.

Дэльвьир был жилистым и мощным, он носил вьющуюся бородку и усы, лицо его выглядело немного жёстким, смотрел он исподлобья уверенным, по-звериному умным взглядом. Чёрно-белый готический грим Авельира сперва даже напугал Алёну, но рассмотрев его доброе лицо, она успокоилась.

— Это сэр Фариселл, — продолжал Брелов, — рыцарь из Далёких Земель, много знает и обладает большой силой, если сомневаешься в чём-то, лучше спроси его.

После визуального знакомства, они все вместе направились в сторону трактира. Правда не сразу, а выждав немного, поскольку у дверей заведения толпилось несколько всадников в длинных чёрных плащах, плотно облегающих торс и расходящихся книзу. Они показались Брелову подозрительными, и он решил ждать, пока они не уедут. Брелов объяснил товарищам, что заметил у них синие воротники и манжеты, и добавил, что им ни в коем случае нельзя себя обнаруживать. Только Алёне было невдомёк, что значили слова рок-музыканта. В трактире Брелов на удивление быстро договорился об отдельных комнатах для Алёны и остального отряда, что было очень странным, учитывая вечное отсутствие свободных мест. Брелов говорил с трактирщиком уверенно и по-свойски, словно знал его много лет, остальные молчали, переминаясь у стойки, Алёна же, сильно надвинув капюшон, лишь наблюдала за диалогом из-под его края, осторожным взглядом обводя гудящий голосами постояльцев холл. Получив крышу над головой, отряд Брелова поспешил скрыться в своей келье и не показывался оттуда до вечера. Пришедшие с Бреловым заняли комнату ближе к лестнице, а Алёну поселили в конце коридора так, чтобы контролировать проход к её келье. Девушка очень устала за рабочий день и сразу отправилась спать. Вавилонцы же уселись на полу в соседней комнате, вытащили из рюкзака Силля ноутбук и, разложив на полу какие-то карты, принялись что-то чертить, то и дело сверяясь со схемой на экране. Возможно, они прокладывали маршрут предстоящего пути…

Только когда солнце село за гору, Брелов и остальные спустились в холл. Там они расположились за столом в самом тёмном углу, словно от кого-то прятались, и принялись уплетать пышный хлеб, запивая его медовым напитком. Только Фариселл не ел эту еду, а хлебал какую-то похлёбку из глубокой деревянной тарелки. Как и все за столом, Алёна сидела, надвинув на лицо капюшон накидки, которую она получила накануне. Она до сих пор плохо соображала, что происходит, кто эти люди, и где она очутилась, но происходящее ей почему-то нравилось. После слякотного мегаполиса это было всё-таки хоть какое-то развлечение, вроде столь популярных ныне ролевых игр в рыцарей, замки и средневековье.

Здесь был какой-то странный воздух, слишком чистый по сравнению со столичным смогом, от него даже немного кружилась голова. Так всегда бывает с жителями крупных городов, в чистых лесах свежий воздух дурманит их. Здесь слишком громко и слишком чарующе пели птицы. И даже вкус хлеба, который она ела, и мёда, который пила, был совсем иными, нежели тот, к которому она привыкла дома. Слишком насыщенный, что ли, и слишком богатый вкус был у всего на этом столе. В холле по-прежнему было очень много народу, и все о чём-то оживлённо беседовали, мерный гул голосов действовал усыпляюще. Алёна откинулась на спинку увесистого дубового стула и стала задрёмывать, но вскоре её разбудил громкий хохот постояльцев. Брелов, который в полголоса обсуждал что-то с Фариселлом, тоже обернулся на звук: оказалось, какой-то монах в длинной серой рясе развлекал гостей, показывая чудесный фокус прямо на грязном столе в центре холла. С хитрой улыбкой на устах этот невероятно красивый черноволосый парень творил заклинание, заставляя большого неуклюжего жука светло-зелёного цвета порхать в воздухе в нескольких сантиметрах над столешницей, чем приводил в восторг всех собравшихся зевак. Жук растерянно махал лапами, беспомощно пытаясь хоть за что-нибудь уцепиться, а колдун водил над ним указательным пальцем, и куда направлял он свой перст, в ту же сторону начинал вращаться и жук. От каждого нового поворота насекомого зал взрывался истерическим хохотом.

Колдун то и дело вполголоса произносил очередное заклинание, каждый раз звучащее по-разному, но заканчивающееся всегда громким выкриком «pass!». Услышав это, Брелов весь как-то напрягся и стал похож на натянутую струну боевой арфы.

В этот момент полноватая и розовощёкая прислужница в засаленном переднике поставила на стол новые кушанья, разложенные на большом, почерневшем от времени серебряном подносе. Тут было всё: виноград, яблоки, мясо и несколько бутылок какого-то тёмно-малинового напитка. Вавилонцы сразу стали разбирать яства на свои деревянные плошки, только мяса они не тронули, как пояснил Брелов, в путешествиях необходимо соблюдать вегетарианскую диету.

— Ты чем там занимаешься, дружище? — спросил Авельир, обращаясь к Дэльвьиру.

Как говорят знающие люди, этот человек не был сильнее, умнее или выше остальных, и ничем не отличался от нас с вами. Просто однажды он искренне уверовал, что дух сильнее тела, что энергия управляет материей с той же лёгкостью, с какой возничий управляет повозкой. Он — Конструктор Вавилона, человек, которому мы обязаны возрождением портала, связующего миры.

Говорят, у него была возлюбленная, говорят, что он мало с ней виделся. По одной версии возлюбленная Конструктора погибла, по другой она просто его бросила, однако он продолжал её любить. Правду говорили древние: «amour non est medicabilis herbis»

[18]

, да и всем прочим тоже. В любом случае, это именно она подвигла его на создание программы, которая позволяла бы влюблённым общаться всегда и везде, сближала людей и не имела бы ни единого ограничения. Его мечтой стала такая программа, которая позволяла бы связывать людей без сетей, проводов и провайдеров.

Конструктор долго ни с кем не общался: закрывшись в своей мастерской, он пытался создать коммуникатор нового поколения. В основе его изобретения находилась уникальная программа, использующая в обмене данными минимальный объём информации и небольшое устройство, встраиваемое в компьютер. Это устройство являлось модулятором, улавливающим любые волны и колебания внешних сред и использующее их для передачи информации на другие аналогичные устройства. А подключалась эта хитрая штука в любой разъём на плате или даже в USB-порт через переходник. Передача информации «на попутках», как это называл сам Конструктор, действительно была совершенно новым словом в IT-технологиях. Когда ему удалось запустить первое сообщение, и об этом стало известно провайдерам, последние объединились с целью запретить новое изобретение, как возможную угрозу своим доходам. Однако этого не понадобилось, хотя, честно сказать, кампания против Конструктора была развёрнута не хилая. Многие люди узнали о новой технологии именно из тех потоков грязи, которые обрушились на гениального изобретателя, сразу же после выхода в продажу первого устройства. Но мало кто верил в чудесное средство общения, за которое можно заплатить лишь один раз и потом пользоваться им всю жизнь. Устройство было встроено в специальные компьютеры марки XRsys-X-777, которые Конструктор выпустил буквально на собственные средства. Эти машины плохо раскупались, были маломощными и нефункциональными, никто не хотел покупать эдакий драндулет, с которого нельзя было сделать ничего, кроме, как отослать, или получить текстовое сообщение, ну, и, разве что убогую картинку размером сто на сто, ну, максимум двести на двести пикселей.

Чтобы выпустить даже эти несколько компьютеров, Конструктору понадобилась уйма терпения, куча времени и немалые средства. Он продал всё, что у него было, а вскоре после выхода XRsys-ов в продажу, просто испарился. Никто не знал, что случилось с Конструктором, и куда подевался этот неуспешный ни в бизнесе, ни в личной жизни гений.

А было всё так: однажды ночью Конструктор Вавилона в очередной раз тестировал свою систему, но снова и снова ничего не получалось. Не хотел модулятор ловить волны, не хотел их преобразовывать. Он с лёгкостью научился посылать сообщение «на попутках», используя соседние волны радиостанций, телевидения или сотовых телефонов и даже магнитное поле Земли, но получить его из хаоса бесконечных энергий обратно казалось, было, невозможно. В его квартире на кухне и в комнате стояло по такой системе, он отправлял сообщение с уникальным 777-значным кодом, который и дал название машине, а сам шёл в другую комнату получать своё же сообщение, но всякий раз в эфире ничего не было. Он думал, что, может быть, сигнал теряется за то время, которое он тратит на переход из кухни в комнату, но проверить этого не мог, как быстро не пробегал это расстояние. А без получения сигнала обратно, невозможно было доказать даже его успешную отправку.

Самое время рассказать вам предысторию этого замечательного края мира, в который мы с вами и отправились по страницам этой книги: имя ему Адальир. Давным-давно боги создали новый мир и нарекли его Адальиром. Адальир был совершенен, и в нём не было места для зла. Адальир населяло множество растений и животных, и чтобы те жили в спокойствии и гармонии, боги приставили к ним хранителей — двух созидательных богов Третьего Круга: хранителя всех растений благодатного Кэльвиара и хранителя всех животных мудрого Т'эрауса.

Всё было просто прекрасно, но на самом первом этапе творения в мир Адальира из Непостижимых Глубин проник древний демон сновидений Даосторг. Он обосновался в ледяном королевстве Кристалькраут на севере, по соседству с благодатными болотами, где обретался Т'эраус. В Кристалькрауте жил ледяной народ сиворийцев, они были сделаны изо льда и не видели снов, поэтому поначалу даже не подозревали о том, что Даосторг поселился у них, как дома. Демон сновидений не зря выбрал это место, желая быть как можно ближе к повелителю животного мира. Сперва Даосторг думал поработить разум хранителя и, таким образом, захватить власть в Адальире, но, столкнувшись с невероятной силой Т'эрауса, понял, что не сможет совладать с энергией божества. И тогда изворотливый по природе Даосторг избрал иной путь. Вы спросите, зачем ему это было нужно, но ведь и река течёт без определённой цели. Даосторг не мог по-другому, то была его суть — сеять зло и разорение.

Можете себе представить, как чувствует себя молодая и неопытная по жизни девушка, впервые попавшая в незнакомое место, скажем, новоиспечённая туристка? Если вы девушка, то, наверное, знаете… Всё такое необычное и интересное, всё новое и романтичное, поэтому чаще всего именно в других странах возникают самые яркие летние романы, не приносящие никакой пользы, но оставляющие какие-то благоговейные воспоминания… Это экзотика играет с вами злую шутку, а в реальности все места на нашей планете экзотичны для приезжих и до обыденности привычны местным жителям.

Так, можете представить? Вы, наверное, не совсем понимаете к чему это… А теперь представьте, что может переживать девушка, которая только что узнала, что попала в совершенно другой мир, и не просто иную страну, а абсолютно другую реальность, и не просто узнала, а увидела, услышала и ощутила это всеми своими семью чувствами! Это и страх, и волнение, и душевный подъём, и романтическое вдохновение, которое у Алёны, впрочем, достаточно глубоко спряталось под пылью повседневных, рутинных мыслей. Она только что проснулась и уж, было, решила, что всё лишь сон, но, оглядевшись, поняла: она по-прежнему в старом трактире в Гленнвуде, а, значит, волшебное путешествие в Адальир продолжается…

Свежий ветерок пронёсся над равниной, зелёная листва, обрамляющая голубые небеса, всколыхнулась. Горный хрусталь росы засиял на этом дивном утреннем солнце подобно искрам божественного электричества. Луговые травы стали плавно перекатываться неспешной волной. Их покрытые росой верхушки, чуть опережали в движении сочные стебли, отчего над равниной двигалось как бы несколько волн, нижние разных оттенков зелени и верхняя, хрустальная россыпь ещё сохранившихся мельчайших капель ночного дождя.

Алёна вышла из своей кельи. На дубовой лестнице аппетитно пахло съестным, это с кухни доносились чудесные ароматы приготовляющейся пищи, но есть ей не хотелось. Она впервые за многие годы так сладко выспалась, и ощущала теперь прилив сил и бодрящей энергии. В холле, к её удивлению, никого не оказалось, только один торговец за столом в углу снуло потягивал из большой деревянной кружки пенное пиво. В Гленнвилле любили поспать, и в такую рань мало кто поднимался. Девушка бросила взгляд в окно на большой круглый камень — солнечные часы: тень-стрелка от большого пня в центре частично скрывалась тенью соседнего дерева, но и без того было понятно, что сейчас часов пять-шесть утра.

Алёна раскинула руки и, откинувшись назад, плавно опустилась на мягкую, уже согретую солнцем, траву. Губы её сами собой сложились в блаженную улыбку. Теперь, если бы мы посмотрели на луг, то не заметили бы на нём никакой гостьи. Вдруг в небесах с западной стороны что-то замелькало, словно раскидистое дерево потряхивало головой на фоне яркого восхода. Калейдоскоп теней и света, привлёкший внимание Алёны, оказался всего лишь дождевой тучкой, скромно расположившейся над небольшой рощей. Изнутри тучу озаряли голубоватые всполохи, словно бушующей там грозы, но, ни грома, ни молний видно не было, лишь серая завеса спадала вниз в том месте, где туча изливалась резвым дождём на далёкие луга за рощей. Алёна приподнялась на локте, стараясь из-за высоких сочных трав рассмотреть странное облако, немного напугавшее её, но оно уже уплыло куда-то назад, превратившись в едва угадываемый силуэт на самой кромке горизонта. Луговую траву ещё раз колыхнул робкий порыв ветра далёкой непогоды, и вновь над лугом стала благодать ясного лета. Ветер унёс страх прочь, Алёна сразу расслабилась и плюхнулась обратно, подняв при этом облако пушинок и лепестков.

На противоположном краю луга у трактира, возле огромного пня показалась фигура Фариселла, вскоре сзади к нему подошёл Брелов, на нём уже не было зелёного плаща, а вместо этого парень был одет в чёрную «рокерскую» майку и кожаный жилет поверх. Они недолго о чём-то разговаривали, а после Брелов стал звать свою новую спутницу. Алёну почему-то это стало ужасно забавлять, она сперва не отвечала на оклики, направляемые вавилонцами в сторону окна её кельи, а только смотрела на своих спутников из-за высокой травы, смеясь вполголоса. А потом, когда Брелов вошёл на луг, и очутился буквально подле неё, Алёна резко вскочила на ноги, и запрыгнула Брелову на спину. От удивления и неожиданности парень вздрогнул, и схватился было за меч, но тут же понял, что над ним просто подшутили, и сам громко рассмеялся. Алёна, по правде сказать, и сама удивилась своему поступку, но здесь всё и без того было достаточно удивительным, чтобы ещё и за поведением следить. Брелов тем временем крутанулся вокруг своей оси и бросился бежать по лугу, неся шутницу на плечах. Алёна только смеялась, по-прежнему не отпуская рук, крепко держась за жилет рокера.

Возле реки Брелов остановился и, повернувшись через плечо, одарил свою наездницу многозначительным взглядом. Алёна тут же перестала улыбаться, так серьёзно он поглядел на неё.

— Сейчас вот скину тебя в ручей, будешь знать! — пригрозил Брелов и погрозил ей пальцем.

Алёна взглянула на него испугано, и машинальным движением поправив растрепавшиеся волосы, стала пытаться медленно слезть на землю. Но Брелов схватил её за руку и не позволил этого сделать.

Когда солнце стало подниматься, и его лучи осветили вершины синих гор на западе, Силль вернулся в трактир. К этому времени все уже собрались в Алёниной комнате. Силль с порога выложил Брелову всё, что узнал от Аэл'орри, утаив, разве что, источник собственной осведомлённости.

— Не может быть! — не поверил Брелов. — Не могли они так загодя подготовиться! Месяц назад мы сами ещё не знали, что отправимся в путешествие по Адальиру, — он оглядел друзей, ожидая поддержки своего мнения. — Месяц назад мы были в Илверре вообще-то!

— К тому же, как они могли узнать, что мы высадимся в Гленнвилле? — резонно заметил Авельир. — А, кстати, почему Силий не перебросил нас прямо в Герронию? Там до Вавилона рукой подать.

— Этого не знаю, — Брелов пальцем потёр переносицу, — но, уверен, это тоже часть его плана, — он обернулся к Силлю. — Ты уверен, что это воины Шадоурока?

— Уверен, — Силль кивнул.