Я познакомился с Римой Маршалл месяца через четыре после того, как Расти взял меня пианистом в свой бар.

Она вошла туда как-то вечером в грозу, когда дождь неистово барабанил по крыше под глухие раскаты грома.

В баре было всего два посетителя, оба под градусом. Расти за своей стойкой бесцельно перетирал стаканы. В кабинке напротив чернокожий официант Сэм изучал скаковой бюллетень. Ну и я сидел за пианино, наигрывая ноктюрн Шопена.

Я сидел спиной к двери и не заметил, как она вошла. Потом Расти говорил мне, что было где-то без двадцати девять, когда она вынырнула из-под ливня, промокшая до нитки, и присела в кабинке справа от входа.

Расти не любил, когда к нему в бар заходили женщины в одиночку, обычно он выпроваживал их, но в тот вечер в баре было пусто, да и дождь лил как из ведра, и он оставил ее в покое.

Я пришел домой в первом часу ночи. Когда я отпирал свою комнату, открылась дверь напротив, и в коридор выглянула Рима.

— Привет, — сказала она. — Вот видишь, я въехала.

— Здесь не люкс, тебя предупреждали, — сказал я, открывая дверь и включая свет, — но, по крайней мере, дешево.

— А ты правду говорил насчет моего голоса?

Рима лежала на своей кровати, уткнувшись лицом в подушку. Она тряслась и поминутно чихала. Я стоял у задней спинки кровати и смотрел на нее.

Надо было знать, говорил я себе. Я должен был заметить симптомы. Мне просто в голову не пришло, что она наркоманка, хотя я мог легко об этом догадаться в ту ночь, когда она безостановочно чихала.

Вилли Флойд был вне себя от злости. Перед тем как выставить нас, он предупредил, что если я еще хоть раз сунусь в его клуб, мне придется иметь дело с вышибалой, и он не шутил.

Мне стоило немалых усилий водворить Риму в ее комнату. Она была в таком состоянии, что я не решился сажать ее в трамвай. Пришлось то нести ее, то тащить волоком по безлюдным переулкам.

Когда я в конце концов добрался до дому, Римы не было. Я прошел в свою комнату и прилег на кровать, измотанный до предела.

Такого подавленного состояния я не испытывал уже много лет. Из «Калифорнийской компании грамзаписи» я поехал в «АРК». Голос Римы привел их в восторг, но когда я завел разговор об авансе в пять тысяч долларов, они выпроводили меня так быстро, что я даже не успел ничего возразить.

Я обращался к двум крупным агентам, которые также проявили интерес, но когда они узнали, что Рима уже законтрактована, они отшили меня самым непочтительным образом.

Отсутствие Римы усугубило мое подавленное состояние. Зная о том, что я собирался повидать Шэрли, она даже не соизволила дождаться меня, чтобы узнать о результатах. Она была уверена, что ничего из этого не выйдет. Печальный опыт уже приучил ее к тому, что любая моя попытка пристроить ее куда-нибудь обертывалась пустой тратой времени. Эта мысль угнетала меня больше всего.

На следующее утро я проснулся в начале восьмого в отвратительном состоянии. Уставившись в потолок, я перебирал в памяти события минувшей ночи.

Я спал урывками часа три-четыре, не больше. Все остальное время я думал об охраннике и о том, как Рима его застрелила.

Когда мы вернулись домой, она убралась к себе в комнату и битый час шмыгала носом и чихала, пока эти звуки не вымотали из меня всю душу. Потом я услышал, как она ушла — наверняка с намерением подцепить кого-нибудь, чтобы заработать на укол.

Когда она пришла, я спал. Сквозь сон я слышал, как захлопнулась дверь ее комнаты, но я так устал, что повернулся на другой бок и снова заснул.