Мастер детективной интриги, король неожиданных сюжетных поворотов, потрясающий знаток человеческих душ, эксперт самых хитроумных полицейских уловок и даже… тонкий ценитель экзотической кухни. Пожалуй, набора этих достоинств с лихвой хватило бы на добрый десяток авторов детективных историй. Но самое поразительное заключается в том, что все эти качества характеризуют одного замечательного писателя. Первые же страницы знаменитого романа «Он должен быть наказан» послужат пропуском в мир, полный невероятных приключений и страшных тайн, — мир книг Джеймса Хедли Чейза, в котором никому еще не было скучно.
Автором романа «Посмертные претензии» на самом деле является американский писатель Джозеф Хансен.
В данный выпуск вошли следующие романы:
Посмертные претензии
(роман, перевод Н. Чадовича)
Он должен быть наказан
(роман)
Парик мертвеца
(роман, перевод Н. Краснослободского)
Посмертные претензии
1
Арена Бланка была перед ним. Песок, окаймлявший маленькую бухту, был настолько белым, что глазам было больно на него смотреть. За песком протянулась полоса старых деревянных построек, необычайно узких и вытянутых, с плоскими крышами. Впечатление не меняло даже то, что они недавно были выкрашены веселыми красками: желтой, голубой, ярко-зеленой. Все равно казались мрачными на зимнем солнце. Над ними в небе безраздельно царствовали беззаботные чайки. Бухта поблескивала голубым кафелем. Маленькое суденышко, стоящее на якоре, могло бы быть написано кистью самого Рауля Дафи.
Такими же суровыми и унылыми выглядели и омытые дождями холмы, отгораживающие это местечко от остального мира.
Острое чувство одиночества не покидало его с тех пор, как три месяца назад они расстались с Дутом. И виноваты в этом были умершие: умерший Дуга, мальчишка-француз, который сломал себе шею на сумасшедшем повороте на ипподроме Ле-Мана, и его собственный умерший, седеющий декоратор, погибший от рака в больнице.
Они с Дутом были неразлучны, но мертвые вклинились между ними. Чувствуя их постоянное присутствие, они стали относиться друг к другу с той омерзительной внимательностью, с которой люди подменяют на похоронах любовь. Так жить дальше было невозможно, и они расстались.
В том месте, где дорога доходила до пляжа, сгрудился десяток почтовых ящиков — неуклюжие разноцветные металлические цветы, торчащие на подпорках, глубоко ушедших в жесткую траву, растущую на дюнах. Ящик с дощечкой «Стэннард» был розового цвета, что, как он полагал, означало, что ящик относится к розовому дому с левой стороны на самом мысу.
2
Она замерла.
— Я вас не понимаю.
— На дороге той любви, о которой вы только что говорили. Вашей любви и любви Джона Оутса. Не чувствовал ли этот парень себя ущемленным?
Она поставила чашку на стол. Слишком быстро. Кофе выплеснулся на блюдце. Она поднялась.
— Сомневаюсь, чтобы вы могли мне помочь.
3
Водяное колесо было в два раза выше человеческого роста, а шириной — в две протянутые в стороны руки. Бревна, схваченные проржавевшими металлическими обручами и скрепленные болтами, были громоздкими, обтесанными вручную, разбухшими от вековой сырости. Лопасти украшали зеленые бороды моха, с них капала вода, когда они поднимались наверх. Звуки были приятными. Деревянные перестуки напоминали топот детских ног. Ворчливая ось стучала, как сердце сильного старика.
Деревянный переходный мостик находился у самой мельницы. Быстрый поток под ним казался очень холодным. Капли воды создавали веселую мелодию. Основание каменной стены мельницы было изумрудно-зеленым от лишайника. Выше виднелся неровный кирпич. Само здание было высоким, массивным и слепым, как крепость. Вокруг него столпились старые эвкалипты, тени от них выглядели голубоватыми на белых стенах.
На мельницу смотрела дверь амбара. К ней были прикреплены афиши, на которых коробились фотографии актеров с неестественно широкими улыбками. В огромной двери была прорублена вторая поменьше, причем ее верхняя и нижняя половины висели на отдельных петлях. Такие двери бывают на складах. Над ней, на черной доске, было выгравировано золотыми буквами:
Дэйв открыл дверь и вошел внутрь.
4
Ранчо находилось в пяти милях от прибрежного шоссе — рядом с долиной. На ярко-зеленой траве паслись коровы. Неподалеку в отгороженном загоне бродили лошади.
Двор был обнесен изгородью, там стояло несколько машин: новенький грузовой автобус марки «крайслер», черный лимузин, как будто только что сошедший с конвейера завода, такой он был блестящий и ухоженный, даже пыль не сумела на нем осесть, и желтый «лотус», глядя на который каждый понимал, что это смертоносная игрушка.
Когда Дэйв вылез из своей машины, его встретил рыжий сеттер, до этого спавший на открытой галерее. Дэйв наклонился и погладил его по голове. У собаки дружелюбно завилял хвост.
Рядом с входной дверью на веревке висели сушеные кабачки, сладкий перец, баклажаны. Ниже находилась кнопка звонка. Он нажал на нее, раздались четыре ноты песни, которую он не слышал со дней войны. Он сразу же вспомнил мрачные бараки и унылые звуки дешевой гармоники, и как все внезапно запели. Все, кроме него; он не знал слов. Но он их выучил, он не мог этого не сделать. А также непристойные вариации. Дэйв усмехнулся.
Дверь отворила костлявая веснушчатая девица в сильно накрахмаленном зеленом платье и кокетливом белом переднике. Никакой косметики. Прямые рыжие волосы зачесаны назад и забраны в узел. В кинокартинах 40-х годов она бы считалась даже привлекательной.
5
На локтях мятой куртки Чарлза Норвуда красовались овальные кожаные заплатки. Костюм был сшит из шотландского твида, когда был дорогим и элегантным. Мягкий пучок седых волос торчал поверх протертого воротничка рубашки. Винтик в очках был заменен французской булавкой. Зато усы в идеальном состоянии: ухоженные, напомаженные. Норвуд был чисто выбрит; и руки, выпрямляющие и без того ровный ряд книг на полке, были в полном порядке. Говорил он хорошо поставленным голосом, но чем-то напоминающим голос старой девы. А в улыбке было что-то извиняющееся.
— Питер? Он не был здесь много месяцев.
«Здесь» означало «Оутс и Норвуд. Антикварные книги».
Магазин был полутемным и тихим. Центральное место в нем занимал огромный глобус XVIII века, ярко-голубой, с зелено-коричневыми континентами. Дэйв лениво завертел его на медных осях. И тут же отдернул покрывшиеся пылью пальцы.
— С тех пор, как его отец обгорел при пожаре?
Он должен быть наказан
Глава 1
Кен Брэндон открыл наружную дверь и вошел в прихожую.
— Это я! — крикнул он. — Ты где?
— Ну где я еще могу быть?.. Конечно, на кухне! — ответила жена. — Ты что-то рановато сегодня.
Он прошел в хорошо оборудованную кухню и остановился возле двери. Жена готовила ужин.
Брэндоны были женаты уже четыре года, и за это время чувства, которые Кен испытывал к жене, не потеряли своей свежести. Стройная блондинка, скорее соблазнительная, чем красивая, Бетти Брэндон была не только замечательной хозяйкой, но и высококвалифицированной медсестрой. Она работала у доктора Хайнца, самого известного гинеколога в Парадиз-Сити. Кен зарабатывал в неделю на пятьдесят долларов меньше, чем Бетти, что его несколько задевало, но он помалкивал, так как зарплата Бетти позволяла им вести простую, но приятную жизнь: иметь два автомобиля, домик в пригороде и даже откладывать немного денег.
Глава 2
В 20.30 в комнате инспекторов центрального комиссариата Парадиз-Сити царило спокойствие. Инспектор третьего класса Макс Джейкоби повторял в тишине фразы на французском языке:
— «Я хочу килограмм молока, но, малыш, молоко не продается по весу, оно меряется по объему».
Любой кретин это знает, думал Джейкоби, но, очень желая научиться говорить по-французски, он произносил эти фразы, взятые из учебника.
Страстным желанием Джейкоби было провести отпуск в Париже и пообщаться там с девушками.
В другом конце большой комнаты инспектор первого класса Том Лепски занимался отгадыванием кроссворда. Лепски, высокий худой мужчина, только что получил повышение. Он был искренне убежден, что стоит на правильном пути. Его тайным желанием было стать шефом полиции. На его столе зазвонил телефон. Лепски нахмурился и снял трубку.
Глава 3
Высокий седовласый мужчина вошел в центральный комиссариат. Кто-то когда-то сказал ему, что он похож на Джеймса Стюарта, и с того времени он копировал его манеры. Это был Пит Хэмилтон, репортер отдела происшествий телевизионных передач Парадиз-Сити. Так как он занимался скандалами и светскими сплетнями, то его в некотором роде побаивались. Полиция считала его королем прохвостов.
Не обращая ни малейшего внимания на сержанта Тэннера, который дежурил в приемной, он широким размашистым шагом прошел по коридору и вошел в крошечный кабинет Беглера.
— Привет, Джо, — сказал он, останавливаясь перед Беглером. — Расскажите мне, что уже известно! Я выйду в эфир через два часа. — Он взял стул, сел и достал записную книжку. — Дженни Бендлер. Приметы? Что вы уже знаете?
Беглер вздохнул. Ему хотелось дать ему в морду и вышвырнуть из кабинета, но такого никто не мог позволить себе со столь влиятельным человеком, как Хэмилтон.
— Похоже, — осторожно сказал Беглер, — у нас появился сексуальный маньяк. Очевидно, единственным мотивом было насилие. Вы, так же как и я, хорошо знаете, Пит, что на поиски таких людей может уйти очень много времени.
Глава 4
Спрятавшись за полуоткрытой дверью гостиной, Амелия Грэг слушала, как Рейнольдс разговаривал с копами.
Амелии Грэг, высокой, крепко сложенной женщине, перевалило за пятьдесят. Волосы у нее были черные. Круглое лицо наштукатурено так сильно, что казалось неживым.
Она вздрогнула, услышав, как один из копов поинтересовался пиджаком с пуговицами в виде мяча для гольфа. Еще раз она вздрогнула, когда Рейнольдс ответил, что отдал его в Армию спасения. Этот пиджак, весь испачканный кровью, сейчас находился в котельной вместе с серыми брюками и туфлями, принадлежащими ее сыну.
Она подошла к застекленной двери и проводила глазами копов, спускавшихся по аллее. Потом прижала руки к груди и тяжело села в большое комфортабельное кресло.
С того времени, как ее муж несколько месяцев назад погиб в автомобильной катастрофе, жизнь ее стала совершенно невыносимой.
Глава 5
Кена разбудил звонок в дверь. Он вздрогнул, словно его ударили по голове. Он застонал и попытался прийти в себя. Потом, так как звонок продолжал звонить, откинул одеяло, спустил ноги с кровати и, не открывая глаз, сжал голову руками.
Звонок продолжал звонить, и у него от этого еще больше раскалывалась голова. Что там за скотина звонит? И сколько сейчас времени?
Он с трудом открыл глаза. В комнату проникали лучи солнца. Его взгляд остановился на часах у кровати: 8.10. Когда он с трудом поднялся, голова у него будто сжалась, потом расширилась. Он застонал.
Проклятый звонок! Кен заметил, что он голый, и надел пижаму.
— Что за шум? — спросила Карин.