— Я с удовольствием выпила бы еще джина. Оторвись наконец от газеты, — раздраженно сказала Нетта.

— Ну, дорогая, обслужи себя сама. В конце концов это твой джин, так что не стесняйся и оставь меня в покое. Я занят.

И это действительно так. Меня весьма заинтриговали условия найма и жалованье. Хотелось бы знать, кому это потребовался телохранитель и ради чего. Не так часто можно увидеть в газете объявление подобного сорта.

Солидная рекомендация и приличное жалованье! Приличное жалованье — вот в чем я нуждаюсь в данный момент! Что касается работы — то с этим я как-нибудь справлюсь. Для меня важнее деньги.

Три дня спустя я получил то, чего ожидал.

Часов в девять Нетта принесла мне завтрак. Около поджаренных тостов лежали три письма. Нетта поставила поднос на прикроватный столик и начала изучать рекламный проспект, пытаясь скрыть пожиравшее ее любопытство.

В двух конвертах содержались счета к оплате, а на третьем была наклеена марка стоимостью в два с половиной пенни. На моей обычной корреспонденции пестрели марки лишь в один пенни. Так я догадался, что, скорее всего, это и есть ответ на мое предложение стать телохранителем.

Нетта старательно делала вид, что не интересуется письмами. И я не торопился вскрыть тот конверт.

Я изучил счета: три фунта за бензин, три фунта, четыре и восемь — за джин. Я показал последний Нетте.

— Итак, ты побывал там?

— Разумеется. Я и не думал отказаться от своей затеи. И ты ошиблась насчет гангстеров: все в порядке. А теперь, бэби, не путайся у меня под ногами, мне надо собираться.

— Собираться?

— Совершенно верно. Видишь, я укладываю одежду, личные вещи и закрываю чемодан.

— Так ты оставляешь меня?!

Когда я вошел в столовую и увидел длинный обеденный стол, сервированный серебром, то понял, что в этой семье еда имела большое значение.

Зерек принадлежал к тому сорту людей, которым наплевать на одежду и на комфорт, но которые весьма и весьма заботятся о своем здоровье. Стол ломился от еды. Зерек нарезал цыпленка величиной с индюка.

— Садитесь. Вы любите цыпленка?

— Я люблю все, и уж конечно, хорошую пищу.

— Моя жена прекрасно готовит.

Три последующих дня ничего не изменили в нашей жизни.

Каждое утро, в восемь часов, я отвозил Зерека в его офис на Вардур-стрит вечером в шесть часов забирал домой, в усадьбу «Четыре ветра». В течение дня я сидел в приемной или же возил его в Вест-Энд, где он обделывал свои делишки. По вечерам я играл с ним в шахматы, совершал ежевечернюю прогулку вокруг дома и ложился спать. Я по-прежнему спал в своей комнате и не делал никаких попыток переменить ее. Я знал, что Рита настроена против меня. Она может воспользоваться моей жалобой, моим недовольством как поводом избавиться от меня. Я понимал, Рита имеет достаточно влияния на мужа, чтобы заставить того отказать мне в месте. И она выжидала, карауля каждое мое движение, как кошка караулит мышь.

С того первого вечера, когда я дотронулся до нее, я держался на почтительном расстоянии. Она же делала все, чтобы спровоцировать меня. Я носил уголь, колол дрова, кормил домашнюю живность, выполнял все, о чем она просила. Я знал, что она закатит Зереку скандал, если я откажусь. Я готов был делать все, что угодно, лишь бы оставаться в доме и иметь возможность смотреть на нее. Рано или поздно, но эта женщина будет моей, я был уверен. Никто не может желать с такой силой, чтобы в конце концов его желание не исполнилось. Нужно только дождаться благоприятного момента, а потом перейти к активным действиям.

Зерек ничего не понимал. Когда однажды утром в семь часов он застал меня за мытьем окон, то посмотрел на меня как на сумасшедшего.

— Она приказала вам сделать это?

Одним из главных аттракционов Парадиз-Сити являлся Аквариум. Он попросил ее встретиться с ним возле бассейна с дельфинами в четыре тридцать после полудня, и она еще подумала, что это несколько странное место для подобного рода мероприятия. Она ненавидела толкаться среди туристов, которые буквально наводнили город в это время года, делая жизнь в нем совершенно невыносимой.

В течение трех недель февраля, хоть и достаточно жарких, но все же не настолько, как в это время года в Техасе или Южной Америке, орды богатых бездельников заполняют город. Между четырьмя и пятью вечера, после сиесты, когда казино еще не открыто, все они толкаются в прохладных залах Аквариума, самого зрелищного аттракциона в мире.

Как нож сквозь масло, ее крепко сбитое маленькое тело продиралось сквозь толпу толстых, увешенных драгоценностями старух, и в ее зеленых глазах светилось беспокойство. Эта толпа зевак, которая вовсю работала локтями, чтобы занять более удобное место и наблюдать за плавающими за стеклом тропическими рыбками, которые, в свою очередь, пялились на глазеющую толпу, разинув рты.

«Найду ли я его?» — уже в который раз спрашивала она себя, внезапно придя в ярость от того, что он назначил встречу именно в этом месте. Чья-то горячая пятерня шлепнула ее по попке, но она уже давно привыкла к такому роду неприятностей. Она шла дальше, даже не оглянувшись на того, кто это сделал. Богатые старики обожали щипать ее зад, и она воспринимала это как должное приложение к хорошей фигуре и симпатичному личику. «Нельзя же иметь все, — думала она. — Или ты уродина, и тогда мужчины даже не смотрят в твою сторону, или же ты красавица, но с постоянными синяками на ягодицах».

Она двинулась в сторону дельфинария, чувствуя, как от волнения сильнее забилось сердце. Она внимательно вглядывалась в каждое лицо, моля Бога, чтобы не встретить кого-либо из знакомых. До нее наконец начал доходить смысл встречи в таком шумном месте. Ведь в толпе проще всего затеряться, здесь можно говорить обо всем, не привлекая к себе внимания. Ни у кого из ее друзей или служащих казино не возникнет даже мысли о том, чтобы прийти сюда, толкаться среди потных туристов и убивать свободное время, глазея на рыб.

Гарри Льюис, управляющий казино, аккуратно припарковал свой черный «кадиллак» на свободное место возле здания полицейского комиссариата, выключил двигатель и вышел из машины. Было раннее утро.

Льюису, высокому, стройному всегда элегантно одетому мужчине, было чуть меньше шестидесяти лет. Вот уже пятнадцать лет он руководил самым большим и богатым казино в мире. Вид у него был уверенный и процветающий, какой и должен быть у очень богатых людей.

Он легко взбежал по ступенькам и вошел в дежурную комнату где находился сержант Чарли Таннер, занятый в этот момент чтением рапортов, составленных на пьяных водителей и нарушителей уличного движения.

Увидев Льюиса, Таннер отложил в сторону стопку рапортов и поднялся на ноги.

— Доброе утро, мистер Льюис. Чем могу быть полезен?

В это теплое субботнее утро телефон в квартире Ланы Эванс подолгу звонил, но без всякого успеха. Эти пронзительные трели раздражали персидского кота, терпеливо ждущего возле холодильника. Время от времени он выражал свое нетерпение мяуканьем.

Терри Николс, жених Ланы Эванс, позвонил первый раз где-то около десяти утра. Он с неудовольствием вслушивался в долгие гудки, так и оставшиеся без ответа. Он знал, что Лана никогда не поднималась с постели раньше десяти, но ведь не могла же она не проснуться от телефонного звонка. Он хотел договориться с ней о свидании на вечер. Двое студентов, его друзей, ожидавших у телефонной будки, показывали ему на часы через пыльное стекло. Вот-вот должна была начаться первая лекция. Со свойственной юности театральностью они открыли затейливый обратный счет, и когда наконец досчитали до нуля, последовала немая сцена отчаяния. Терри с раздражением бросил трубку и побежал вместе с приятелями по коридору в аудиторию.

В одиннадцать утра из казино позвонила Рита Уоткинс. Вслушиваясь в длинные гудки, она все больше хмурилась и, слегка обеспокоенная, повесила трубку.

В половине второго Терри, поспешно пережевывая сандвич, вновь попытался дозвониться до Ланы, но безуспешно. Подумав, он пришел к выводу, что она ушла на пляж. Чуть позже двух Рита Уоткинс вновь позвонила Лане. Мария Уэллс оказалась не подготовленной к работе в хранилище. И в этом не было ничего удивительного. Работа была достаточно трудной и требовала сноровки и опыта. Мария же была слишком медлительной, и Рита хотела заменить ее на эту трудную субботнюю ночь. Любой ценой нужно было отыскать Лану.

«Что могло с ней произойти?» — думала Рита, положив трубку. У нее была в запасе еще пара часов, и она решила навестить Лану.

Шеф полиции Террел прибыл в казино через двадцать минут после стрельбы. Он проявил завидную оперативность, так как в тот момент, когда позвонил Якоби, он уже находился в постели.

Уголовная бригада под началом Фреда Хесса уже работала вовсю. Доктор Ловис, полицейский врач, и еще двое медиков, случайно оказавшихся в казино, пытались привести в чувство отравленных газом. Тела О’Брайена и Вашингтона Смита были уже сфотографированы. Сержант Бейглер разговаривал с Сидом Реганом. Старик был в шоке, но от этого не стал менее многословным. То, что он рассказывал, было настолько маловразумительно и расплывчато, что Бейглер с трудом сдерживался, чтобы не наорать на охранника.

Примчались пять машин с патрульными полицейскими, но инспекторам с трудом удавалось сдерживать любопытных, пытавшихся протолкаться к месту происшествия.

Гарри Льюис, бледный, но спокойный, подошел к Террелу, едва тот вышел из машины.

— Они унесли почти все наши деньги, — сказал он. — Это катастрофа, Фрэнк! Мне придется завтра закрывать казино.

Примерно в полдень капитан полиции Террел знал уже практически полную картину ограбления казино.

Рапорты, телефонные звонки, связь с полицейским комиссариатом и ФБР давали возможность быстрого получения информации. Удалось обнаружить отпечатки пальцев на сумке для инструментов, брошенной возле распределительного щита. Из Вашингтона тут же было переслано фото Мича Коллинза и его досье. Еще одни отпечатки на стекле будки Сида Регана позволили установить, что в ограблении принимал участие Джек Перри, известный наемный убийца, выполняющий задания мафии. Они получили подробное описание внешности Джесса Чандлера, но о нем сведений не было.

Террел отодвинул стопку рапортов и потянулся к термосу с кофе.

— Отдохнем, Джо, — сказал он, наливая кофе в две чашки.

Благодарно взглянув на шефа, Бейглер взял чашку и закурил новую сигарету. Они работали без передышки с самого начала расследования, и он был окончательно вымотан.