Пиво рвалось наружу. Алёше Двуколкину снился несносный сон о том, как он всё ищёт, ищёт и не может найти подходящий куст, чтоб справить там свою нужду. Наконец, всё рассеялось. Студент, так неразумно подошедший вечером к проблеме выбора между весёлой пьянкой и спокойным сном, нашёл себя лежащим в полной темноте на собственной кровати в общежитии.

Сперва Двуколкин думал, что посреди ночи разбудил его зов туалета – и не более. Но спустя мгновение стало ясно, что это не так. Подозрительный шум, наполнявший всю комнату, не был похож ни на привычную возню мышей, ни на уютное бульканье внутри водопроводных труб, ни даже на какое-либо из стихийных бедствий. Скорее, он напоминал одно кино, посмотренное в школьные годы…

К ужасу Алёши, сходство оказалось неслучайным. Затаившись, вопреки сильнейшему желанию поскорее облегчиться, он сначала понял, что загадочные звуки идут свыше: именно оттуда, где, на верхнем этаже их общей койки, должен спать сосед по комнате Аркадий. По прошествии секунды или двух Двуколкин различил в потоке смешанного, непонятного сопения, кряхтения, пыхтения и барахтанья вздох. Да, женский. А потом ещё один. Потом взвизг.

Повинуясь юношескому интересу, усугубленному тем, что сам Алёша пока что ни разу не лежал в одной кровати с девушкой, он продолжал слушать. В поток вплетался иногда голос Аркадия, знакомый прежде только по умным словам и лозунгам, но не по мяуканью и урчанию. Он задыхался, бормотал чего-то неясное, а девушка негромко, но решительно шептала: «Так! Давай! Давай!». Испуганному и взволнованному Лёше показалось, что сейчас они сломают верхнюю кровать и оба, как есть, грохнутся к нему, на первый ярус.

Между тем, в туалет хотелось нестерпимо.