Москва. 1942 год. Ноябрь…

Я прибыл в штаб авиации дальнего действия. Курсантская жизнь позади. Наконец-то мечта выехать на фронт должна осуществиться…

В отделе кадров высокий плотный подполковник спросил, хорошо ли доехал, здоров ли, не голоден ли, и лишь после этого сказал:

— Вы направляетесь в 325-й бомбардировочный авиационный полк. Его называют полком Счетчикова.

Он пригласил меня к висевшей на стене большой карте.

Утром на построении личного состава майор Кацюржинский представил нас сослуживцам. Затем он зачитал приказ командира полка о зачислении Кошелева Василия Павловича, Сысуева Михаила Петровича и Рустемова Курала Рустемовича вторыми пилотами, а меня штурманом на тяжелый бомбардировщик ТБ-3. Мы с Кошелевым оказались в одном отряде, где командиром был капитан Трушкин Афанасий Николаевич.

После завтрака меня вызвали в штаб эскадрильи.

— Старший сержант Черешнев? — спросил капитан с широкими черными бровями.

— Так точно.

— Садитесь, поговорим, — пригласил он. — Будем знакомы. Штурман эскадрильи Андрей Евдокимович Соломонов.

Шли дни напряженной боевой работы. Постепенно я втягивался в ритм фронтовой жизни полка, все чаще встречался с интересными людьми.

Одним из старожилов полка был штурман Аверин Виктор Иванович. Он бесстрашно выполнял любое задание командования, и нам, молодым авиаторам, хотелось побольше узнать о нем.

Однажды в непогожий декабрьский день мы попросили младшего лейтенанта рассказать какой-нибудь боевой эпизод. Виктор Иванович согласился.

— Наш экипаж, где командиром был старший лейтенант Трусько Иван Яковлевич, вторым пилотом старший сержант Рагозин Михаил Иванович, — начал он свой рассказ, — 23 сентября 1942 года получил задание уничтожить скопление живой силы и техники противника в балках, примыкающих к тракторному заводу.

— А где этот завод? — спросил Курал Рустемов.

18 января 1943 года тяжелогруженые бомбардировщики ТБ-3 дружно взлетели и, развернувшись на заданный курс, скрылись в южном направлении. Бомбовая нагрузка была максимальной.

Погода выдалась на редкость хорошая, на небе весело мерцали звезды. Мы приближались к линии фронта. Поле боя — громадное огненное кольцо, вокруг которого курсировали автомашины, освещая фарами новую кольцевую дорогу, просматривалось хорошо.

Мы зашли на свою цель. Она была необычной: в длинном овраге укрывались гитлеровцы, автомашины, танки, тракторы. Туда нам и приказано сбросить бомбы. Старший лейтенант Пасиченко садится у прицела сам, а мне приказывает вести наблюдение за воздухом. С высоты 800 метров за три захода сбросили 2500 килограммов бомб разного калибра, а затем, как условились еще на КП, снизились до 150 метров и по сигналу капитана Трушкина открыли огонь из пулеметов. Три крупнокалиберные установки системы Березина и Шкас посылали на дно черного оврага пулеметные очереди.

— Вот вам Сталинград, гады! — кричу я.

Еще разворот, и облегченная машина берет обратный курс. Я смотрю на линию фронта. Где-то здесь, в этой большой и кровопролитной битве, участвует и мой старший брат Петр. А где, на каком участке — не знаю. Только позже мне стало известно, что лейтенант П. И. Черешнев воевал в составе 27-й гвардейской стрелковой дивизии Донского фронта. Последний выстрел Петр сделал у Сталинградского тракторного завода. Там его ранило второй раз… За мужество и отвагу гвардии лейтенант П. И. Черешнев удостоен нескольких боевых наград.

Для поддержки наземных войск в районе Курского Выступа гитлеровское командование перебросило с аэродромов Германии, Франции и Норвегии большое число самолетов. Всего их было сосредоточено здесь более 2000, или три четверти всей авиации противника, действовавшей на советско-германском фронте.

Главными объектами бомбовых ударов нашего полка стали теперь скопления войск и техники врага на подступах к Орловско-Курской дуге. К тому времени меня назначили штурманом корабля, командиром которого был лейтенант Шишигин Алексей Николаевич.

В один из весенних дней, когда кое-где на бугорках робко пробивалась зелень, а в оврагах еще таяли ноздреватые пласты снега, экипажи готовились к очередному вылету. В ожидании сигнала на взлет собрал своих подчиненных на стоянке самолетов и Шишигин.

— Полетим бомбить узловую железнодорожную станцию Брянск-второй, сказал лейтенант. — Там сосредоточено несколько зенитных батарей. В воздухе, особенно при подходе к цели, барражируют перехватчики. Высота бомбометания 3800 метров. Ночь будет лунная, поэтому воздушные стрелки должны повысить бдительность.

Командир достал из планшета карту крупного масштаба и продолжал:

И апреля 1943 года бомбардировщики АДД совершили массированный налет на железнодорожную станцию Орел. Немецкие эшелоны беспрерывно подвозили туда танки, орудия и другую военную технику. Над городом в эту ночь не затухали огненные зарницы. Вражеские зенитки посылали в небо тысячи снарядов.

Во время захода на цель я увидел двухкилевые самолеты. Это были «Мессершмитты-110». Один из них пристроился было к нам в хвост, но лейтенант Шишигин резко убрал газ, и машина со снижением вошла в зону зенитного огня. Стервятник сразу же отстал.

Отбомбившись, мы легли на обратный курс. Прошли линию фронта, клокотавшую огнем. От пулемета, где я стоял на случай отражения атак вражеских самолетов, сошел в штурманскую кабину, чтобы уточнить маршрут.

Темнота. Черная земля почти не просматривается. Настраиваю РПК-2, пробую уловить позывные нашей приводной радиостанции, но ничего не получается. На одной волне очень много позывных, и стрелка радиополукомпаса мечется из стороны в сторону. Отпускаю рукоятку РПК-2, ложусь на живот и напряженно всматриваюсь в темные пятна, проплывающие под нами.

Вскоре блеснул луч липецкого светомаяка. Я узнал его потому, что он давал шесть оборотов в минуту против часовой стрелки. Ориентир был засечен. Это позволило нам благополучно вернуться на свой аэродром.

В апреле наш полк не только наносил удары по врагу в районе Курской дуги, но и поддерживал наземные войска в Донбассе и в других районах.

Однажды наши экипажи вылетели бомбить аэродром противника в Сталине (Донецк). Налет был неожиданным. В первый заход одна из бомб разрушила здание, в котором фашисты устроили казино. Позже стало известно, что из развалин игорного дома гитлеровцы извлекли более 40 трупов. Вторая фугаска попала в бомбоубежище. Там погибло 15 фашистских асов, многих ранило. Были поражены и другие цели: бомбосклад, склад горючего, здание на окраине города, где размещался штаб вражеского корпуса.

Во время налета летчикам большую помощь оказал безвестный герой. Когда наши самолеты развернулись на боевой курс, над важными объектами немецкого аэродрома одна за другой стали взлетать ракеты. Долго отважный патриот стрелял этой ночью из ракетницы, направляя наши самолеты на цель.

Вскоре после этого мы летали бомбить железнодорожный узел Унеча. Отбомбились удачно: на воздух взлетели три эшелона врага. Гитлеровцы в панике разбежались, оставив невыключенными прожекторы.

Наш корабль взял обратный курс. Впереди был неблизкий путь. А погода начала портиться. Перед линией фронта ТБ-3 вошел в плотный слой облаков. Я пометил на карте расчетное место и доложил командиру корабля наши координаты. Летчики плавно вращали большие круглые штурвалы, следили за показаниями, приборов.

Обстановка на Курской дуге требовала сосредоточения авиации в непосредственной близости от района боевых действий. В штабе полка заканчивалась подготовка к перелету на новый аэродром.

В один из нелетных дней однополчане сыграли свадьбу — младший лейтенант Михаил Сысуев женился на медицинской сестре Тане Домнышевой. Опережая события, скажу, что это был счастливый брак. Семья Сысуевых жила дружно. У них родились сын и дочь. Теперь они уже взрослые. Младший Сысуев — офицер Советской Армии. Татьяна Васильевна и поныне работает в одной из московских поликлиник. Сам же Михаил Петрович Сысуев в октябре 1964 года трагически погиб вместе с Маршалом Советского Союза С. С. Бирюзовым.

31 мая мы покинули аэродром. Новое место базирования было значительно ближе к фронту. Аэродром располагался в лесу. Под общежитие нам отвели большое деревянное здание — бывшую гостиницу.

— Теперь, — сказал Василий Кошелев, — возвращаться с задания будем раньше. И вылетов больше сделаем.

Алексея Николаевича Шишигина перевели в тыл, в военное училище штурманов, готовить кадры для фронта. Меня назначили в экипаж лейтенанта Волкова Юрия Евгеньевича. Внешностью Волков не слишком приметен: беловолосый, среднего роста, с худым озабоченным лицом. Родился он в Ташкенте, там же окончил десятилетку и три курса текстильного института, без отрыва от производства — аэроклуб, а в марте 1941 года — школу летчиков. На фронте Волков с начала войны. На груди летчика-коммуниста — орден Отечественной войны и знак «Гвардия».

В полк пришло пополнение. Молодежь, прибывшая из военных школ, упорно училась, а опытные летчики и штурманы помогали ей быстрее освоиться и войти в строй. Пополнился и самолето-моторный парк. По всему чувствовалось, что вот-вот начнется большое сражение, и мы готовились к нему основательно.

Противник продолжал концентрировать войска. К концу июня железнодорожные станции, аэродромы и объекты фронтового тыла обросли мощным зенитным прикрытием.

С каждым днем немецкая авиация становилась наглей, участились налеты бомбардировщиков на Кочотовку, Мичуринск, Елец, Ефремов, Курск. Проникали отдельные ночные «юнкерсы» и на аэродромы АДД. Так, 29 июня были сброшены бомбы в районе расположения нашего полка. Но самолеты не пострадали, они были хорошо замаркированы.

5 июля из штаба дивизии поступил приказ привести в боевую готовность все экипажи, чтобы поддержать с воздуха оборонительные действия наших войск, обрушить на танковые полчища врага сокрушительные бомбардировочные удары.

Перед тем как идти на задание, в части состоялся митинг. Майор X. С. Петросянц призвал авиаторов к новым подвигам во имя Родины, во имя разгрома ненавистных оккупантов. Мы заверили командование, что не посрамим доблестного звания воздушных бойцов.