Ворона каркала с надсадным хрипом. Оседлав вершину высоченного тополя возле роскошного бревенчатого дома с красной черепичной крышей, матерая птица будто задалась целью во что бы то ни стало взбудоражить тихую улочку. В соседнем приусадебном огородике пенсионерка Анфиса Васильевна Мокрецова заканчивала посадку лука. Надоедливое карканье раздражало. Анфиса Васильевна выпрямилась над грядкой и тыльной стороной ладони потерла затекшую поясницу. Уставив сердитый взгляд на горластую нарушительницу весеннего покоя, громко крикнула:

— Кыш-ш-ш, паскудница!

Ворона притихла, удивленно скосила глаз на худощавую пожилую женщину в блеклом платьице и как ни в чем не бывало опять затянула нудный концерт.

— Вот привязалась, противная, — досадливо вздохнула Анфиса Васильевна, взяла с грядки горсточку земли и угрожающе замахнулась: — Кому говорю, кыш-ш-ш! Щас огрею!

Птица, взмахнув крыльями, нехотя взлетела с тополя. Немного покружив, ворона хотела пристроиться на засохшую макушку сосны у дома участкового инспектора милиции Дубкова, но словно чего-то испугалась и полетела к опушке густого бора в конце улицы.

Вызванная участковым инспектором следственно-оперативная группа, возглавляемая районным прокурором Антоном Бирюковым, пригласив понятых, начала работу с традиционного осмотра места происшествия. Случай представлялся уникальным. На ногах мужчины не оказалось обуви, а в карманах — ни документов, ни денег. Не обнаружили их и в доме. На вид потерпевшему было около сорока лет. Лицо неприметное, со впалыми щеками и приплюснутым носом. В белесо-рыжеватых волосах от висков чуть не до темени — широкие залысины. Бледное, вроде посиневшее, тело — без малейшей царапинки. Единственной характерной приметой являлась небольшая татуировка на груди. Над силуэтом военного корабля полукругом выгнулась сокращенная надпись: «100-я БДК. ТОФ», наводящая на мысль, что обладатель этой картинки когда-то служил в сотой бригаде десантных кораблей Тихоокеанского флота. Надетая под рубахой тельняшка тоже вроде бы намекала на флотскую службу.

Версия, торопливо высказанная энергичным оперуполномоченным уголовного розыска Славой Голубевым, будто мужчина, почувствовав на улице себя плохо, вломился в первый попавшийся дом, чтобы отлежаться в комфортных условиях, сразу же была отвергнута другими участниками опергруппы. Первым возразил всегда осторожный в выводах следователь прокуратуры Петр Лимакин:

— Обуви на ногах потерпевшего нет, а носки чистые. По воздуху, как Карлсон, он сюда залетел, что ли?..

Следователя поддержала эксперт-криминалист Тимохина:

— Обувь, конечно же, не сама улетела. Следы ног с крыльца и в прихожей тоже не сами собой улетучились.

Начавшийся ночью моросящий дождь к утру перестал, однако день выдался совсем не по-весеннему пасмурный. Настроение Антона Бирюкова было под стать погоде. В сумрачном от ненастья прокурорском кабинете он разговаривал со следователем Лимакиным о вчерашнем происшествии. Случай выпал настолько уникальный, что оба, как ни старались, не могли вспомнить из прошлого хотя бы мало-мальски что-то похожее.

Судя по тому, что в доме не обнаружили ни единого отпечатка пальцев загадочного мужчины, создавалось такое впечатление, будто его занесли туда и усадили в кресло уже мертвого. Следы за собой, как установила эксперт-криминалист Тимохина, преступники затерли старыми джинсами, которыми Вика Солнышкина обычно мыла пол.

— Хотя бы что-то из отпечатков удалось снять на дактилопленку? — спросил Бирюков.

Следователь отрицательно повел головой:

— Ничего.

Пасмурный с утра день постепенно разгуливался. Весеннее солнце все чаще и чаще стало выглядывать из продырявленных, словно лохмотья, облаков. Стараясь не заляпать ботинки раскисшей грязью и осторожно обходя лужи от ночного дождя, Голубев добрался до «Затерянного рая». На автостоянке по-прежнему маячил фиолетовый «Форд», а у входа в офис «Хопра» участковый Дубков от нечего делать разговаривал с офисным охранником, на правом плече которого висел укороченный автомат. Не заметив ничего стоящего внимания, Слава вошел в бар.

В оборудованном под русскую старину просторном зале, за столиком у самого входа, два коротко стриженых юнца с высокомерным видом бывалых кутил лениво глотали из золотистых баночек импортное пиво. Вместо штатного бармена, к удаче Голубева, на этот раз за стойкой у кассового аппарата скучал сам хозяин злачного заведения. В пестрой шелковой тенниске, расстегнутой на волосатой груди и обтягивающей широкие плечи, он смахивал на покинувшего спортивную арену борца или боксера-тяжеловеса. Едва завидев вошедшего Славу, Казбек Шукуров расплылся в белозубой улыбке:

— Кито к нам пришо-о-ол?!

Голубев тоже улыбнулся. Подойдя к стойке, сказал:

— Здорово, миллионер.

Прежде, чем вскрыть замки «Форда», эксперт-криминалист Тимохина пристально осмотрела дверные ручки и «поколдовала» над снятием с них отпечатков пальцев. Начальник ГАИ Филиппенко оказался классным специалистом по автомобильным замкам. Перебирая, словно четки, нанизанные на шнурок разнокалиберные отмычки, он буквально в считанные минуты открыл грузовой багажник и водительскую дверцу.

— Гриша, у тебя золотые руки! — восхищенно воскликнул Голубев. — Давай создадим фирму медвежатников. Тебя изберем президентом и заживем без нужды, как «новые русские».

— Придумай название, — поддержал шутку Филиппенко.

— Запросто… «Гоп-Стоп-Консалтинг». Звучит?.. Для солидности можно добавить: «Американо-Российское совместное предприятие». Клиенты валом повалят к нам!

— Для юридического статуса нужна лицензия.

Оперуполномоченный уголовного розыска Слава Голубев шел по самой оживленной улице райцентра. Навстречу ему чинно вышагивал современный мужичок с ноготок лет восьми от роду в синей с длинным козырьком кепке-полицайке, в белой маечке со звездно-полосатым американским флагом на груди, джинсах и в адидасовских кедах. А на ремне, перекинутом через правое плечо «мужичка», свисал чуть не до земли автомат Калашникова. От удивления Голубев даже поморгал: не мерещится ли?.. Нет, автомат был самый что ни на есть настоящий. Мимо проходили взрослые дяди и тети, но никто из них не поинтересовался у подростка, где он раздобыл столь небезопасную «игрушку». Служебный долг не позволял Голубеву пройти мимо вооруженного сорванца. Остановившись перед ним, Слава по-некрасовски сказал:

— Здорово, парнище!

— Здравствуйте, — спокойно ответил мальчуган.

— Давай знакомиться, — Голубев протянул руку. — Меня зовут Вячеславом Дмитриевичем. Работаю в милиции. А ты кто?

— Митя Поплавухин.

Место, где Митя Поплавухин достал из речки автомат, оказалось ничем не примечательным. Определить на пыльной дороге, идущей вдоль берега, какие-либо следы было невозможно. Когда же следственно-оперативная группа, возглавляемая районным прокурором Антоном Бирюковым, с двумя понятыми — учащимися местного сельхозтехникума — проехала еще полкилометра до поворота реки, за которым возвышались «барские» строения, их взорам внезапно открылась картина, как говорится, не для слабонервных.

На зеленой прибрежной лужайке, возле новенькой синей автомашины «Вольво», поодаль друг от друга лежали два почти обнаженных тела. Рослый спортивного склада мужчина лет сорока в оранжевых плавках запрокинулся навзничь. Изрешеченная, видимо, автоматными пулями его грудь представляла собой бугристое месиво загустевшей крови. Красивая стройная девица с длинными каштановыми волосами лежала тоже на спине, неловко подвернув под себя правую руку. На ней были темно-синие с белой полоской плавки и такой же лифчик. На загоревшем молодом теле виднелись только две пулевые раны. Одна пуля вошла с левой стороны груди, под лифчиком, напротив сердца, другая — точно посредине лба. Судя по валявшимся рядом с машиной двум пластмассовым стаканам, бутылке из-под шампанского и распечатанной белой коробке «Раффаелло», потерпевшие мирно загорали вдали от людских глаз, организовав нечто вроде маленького пикника. Напали на них внезапно и расстреляли в упор, как это обычно бывает при «крутых» уголовных разборках.

Пока эксперт-криминалист Лена Тимохина с разных точек фотографировала место происшествия, а судебно-медицинский эксперт Борис Медников, готовясь к осмотру трупов, натягивал на руки резиновые перчатки, прокурор Бирюков в присутствии Славы Голубева и следователя Петра Лимакина объяснил понятым их права и обязанности. Выслушав его с повышенным вниманием, понятые переглянулись. Один из них, с курчавыми, до плеч волосами, неуверенно проговорил:

— Кажется, убитую девушку звали Линой.

— Знакомая? — спросил Бирюков.

Следующий после происшествия день для Голубева начался удачно. Задавшись целью выяснить «историю» рекламного плаката, Слава утром позвонил домой Пимену Карповичу Купчику, чтобы узнать, когда последний раз был у него внук-фотограф.

— Он и теперь у меня гостит, — весело ответил разговорчивый старик.

— Давно приехал?

— Вчера перед обедом. Ночь прошухарил с девчатами, щас дрыхнет, как сурок.

— Так еще и не женился?

Следователь Петр Лимакин внимательно прочитал протокол осмотра места происшествия, затем показания единственного свидетеля Шляпина. Недолго подумав, достал из стола стандартный бланк и начал заполнять графы постановления о возбуждении уголовного дела по факту убийства Надежницкого Юрия Денисовича и Ярыгиной Ангелины Михайловны. Расписавшись внизу бланка, сунул в подставку шариковую авторучку и откинулся на спинку стула.

За окном кабинета в утреннем мареве летнего дня весело щебетали пташки, порхавшие среди густых зеленеющих кленов. В отличие от беззаботных птах солнечное утро совсем не радовало озабоченного предстоящим расследованием Лимакина. Хотя эксперты еще не представили свои заключения, но в том, что убийство сразу двух человек явно не бытовое, никаких сомнений не возникало, а значит, для его раскрытия придется потратить Бог знает сколько сил и времени. Несколько утешало лишь то, что личности потерпевших были установлены сразу. Все остальное предстояло выяснять да выяснять.

Невеселые размышления следователя прервал вошедший в кабинет прокурор Бирюков. Поздоровавшись с Лимакиным за руку, он хмуро сказал:

— Сейчас мне звонил Шляпин. По поручению Ярыгина принес извинения за то, что тот не смог дать нам показания вчера, и, к сожалению, не сможет это сделать сегодня.

— До сих пор не вышел из шокового состояния? — спросил следователь.

Разговор со Шляпиным оказался небесполезным. Иван Петрович производил впечатление умудренного жизнью, порядочного человека, искренне переживающего с болью в сердце чужое несчастье. К сожалению, знал он не так уж много, но и рассказанное им позволяло сделать кое-какие предварительные выводы о семье Ярыгиных, особенно, о характере Лины, жизнь которой оборвалась столь печально.

По просьбе Бирюкова Шляпин позволил осмотреть коттедж внутри. Великолепная отделка жилых и подсобных помещений коттеджа в сочетании с роскошной импортной мебелью напоминала дворцовые интерьеры заморских богачей из мыльных сериалов, заполонивших российское телевидение. Казалось, здесь нет даже ни единого отечественного гвоздя. Все, от золотистых дверных ручек до итальянской гидромассажной ванны-джакузи, было из-за границы. На высоких потолках с прекрасной лепкой и на стилизованно зарешеченных светлых окнах белели «жучки» охранной и противопожарной сигнализации.

Пройдясь по навощенному паркету просторных апартаментов и оглядев мезонин, Бирюков попросил Шляпина узнать у Михаила Арнольдовича, если тот позвонит, когда и где можно с ним встретиться для серьезного разговора по поводу случившейся трагедии. Иван Петрович пообещал, что непременно выполнит эту просьбу и результат без проволочки сообщит в прокуратуру.

Из «Барского села» поехали асфальтированной дорогой, которая через окраину райцентра выводила на новосибирскую трассу. Лимакин посмотрел на сидевшего за рулем «Жигулей» Бирюкова и под впечатлением увиденного в коттедже со вздохом произнес:

— Лепота-а-а…