Не в радость была Кудеславу жизнь в глуши, бередила ему сердце мечта о дальних странах. Шесть лет проскитался он по чужим краям с отрядом воинов-урманов, славы не снискал, богатства не обрел, но зато обучился ратному делу.
Вернулся в родной дом, а там уж забыть его успели. И хотя он теперь всегда первый среди родовичей — и в бою, и на охоте — не считают его больше за своего. Вот если только беда в ворота постучится, тогда и позовут Кудеслава — выручай, Урман…
1
Весна выдалась затяжная, гнилая да слякотная. Уже вскрылась и отгремела ледоходом Истра, уже появились на лесных озерцах да болотинах первые разведчики приближающихся перелетных стай, а зима все огрызалась. Ночи звенели нешуточными заморозками, снег в лесу сошел только на полянах, дождливая морось оборачивалась вдруг короткими злыми метелями, а вдоль речных берегов стойко держались кромки почернелого, но все еще прочного льда.
Измученное бескормицей лесное зверье тянулось к человеческому жилью. Лисы и прочая мелкота, не таясь, разгребали мусорные кучи под самым земляным валом — низким, оплывшим подножием частокола, который еще прадедами был выстроен вокруг общинного града для защиты от внезапных напастей. А вечерами ближний лес захлебывался разноголосыми переливами жалостных и одновременно грозных стенаний — свидетельством плотной волчьей осады. К середине ночи волки наглели; смутные огнеглазые тени выскальзывали на открытое, приступали все ближе, выискивая, нельзя ли, взбежав на вал, где-нибудь перескочить или протиснуться сквозь местами вгрузший в землю, местами рассевшийся тын. Крики и мельтешение факельных огней на его зубчатом гребне уже почти не пугали серых — все чаще ночной стороже приходилось камнями да стрелами отгонять алчных клыкастых тварей, каждая из которых загривком была по пояс рослому мужику, а в прыжке могла бы сшибить с ног лошадь.
С рассветом волки уходили, однако не все. Те, что посмелее (верней — что поголоднее, ибо волчья отвага рождается не в сердце, а в пустоте урчащего брюха), норовили затаиться среди прозрачного редколесья, с трех сторон обступившего градскую поляну.
Человек (даже из умелейших скрадников) вряд ли бы выискал место для надежной невидной засады меж порченных дровосеками да частыми низовыми палами скудных полумертвых деревьев — особенно ранней весной, когда снег с открытых мест уже сгинул, а трава еще не ожила. Но хищный зверь в надежде набить живым мясом ссохшееся голодное брюхо исхитрится совершить невозможное и для человека, и даже для Злых.
И все-таки редко, очень редко сбывались волчьи надежды. С первым светом ночные сторожа разбредались по избам — спать, но вместо них на тын залезали подростки, готовые поднять крик при виде малейшей опасности; а родовичи, уходящие по надобным общине делам к реке или в лес, сбивались в немаленькие ватаги — при оружии, при смелеющих днем собаках… Да и мало по ранней весенней поре было у людей дела вне града. Пушная охота закончилась (звериный мех плошает перед линькой), добыча пролетной птицы покуда не начиналась. Ягодникам, бортникам, углежогам еще нечего было делать в лесу. Дровяные да мясные припасы тоже не исчерпались — очень редки бывали неизобильные годы, когда добытого с осени и в начале зимы не хватало до прочного тепла; дровами же среди буйного леса не запасется с избытком только ленивый либо вовсе безрукий.
2
Вопреки опасениям Кудеслава, тронуться в путь удалось еще до полудня. Возможно, удалось бы и раньше, если бы не Велимирова скаредность.
Когда воротившийся от Яромира Мечник скупо, в полтора-два десятка слов рассказал названому родителю про негаданное поручение, тот даже застонал от досады. Следует отдать Велимиру должное — все-таки прежде всего он беспокоился о доставшемся ему в приемыши братовом сыне. Пока женщины, охая и суетясь, кормили Кудеслава, пока тот облачался по-дорожному да выбирал, что из оружия следует взять, Велимир маялся рядом и ворчал на старейшину и Белоконя — чего, дескать, им понадобился именно Мечник? Да, в иных делах Кудеславу нет равных среди родовичей, но только нынешнее дело вроде не из таких! Да, Кудеслав по крупному зверю хорош (куда лучше, чем на пушной охоте), и медведей он брал многажды — без вреда себе, ловко брал, но только есть в общине медвежатники гораздо ловчее. Одно дело, когда тебе зверя вытропили и навзрячь показали; самому же выслеживать Мечнику удается куда хуже, чем многим, которые летами даже младше его. А ведь поручение, данное Кудеславу нынче, как раз из тех, для исполнения которых мало одной сноровки управляться с оружием (тут-то он из молодцов молодец).
Так чего же хранильнику вздумалось звать к себе Кудеслава, а не Ждана или Путяту? Да хоть бы и Велимира позвал — небось не за один только цвет бороды люди еще и Лисовином кличут названого Кудеславова отца.
И Яромир тоже хорош: перечить Белоконю, конечно, всякий остережется, но зачем же было отсылать Мечника одного?
Кудеслав рассеянно кивал, вполуха слушая всю эту воркотню. О хранильниковых догадках, будто объявившийся шатун не простой медведь, Мечник рассказывать Велимиру поопасался. Зачем же волновать прежде времени? Да еще, не дай боги, бабы могут услышать — от одного визгу оглохнешь.