Молодой человек в бриджах, с жизнерадостным и энергичным выражением лица играл в гольф сам с собой на поле, которое было расположено параллельно песчаному пляжу и морю, отливавшему серым в вечерних сумерках. Он не просто гонял мячик как попало, а практиковал отдельные удары с сосредоточенной яростью, словно маленький и аккуратный вихрь. Он быстро выучил много игр, но утрачивал интерес к ним немного быстрее, чем усваивал правила. Его губила склонность к замечательным предложениям, благодаря которым человек может научиться играть на скрипке за шесть уроков или приобрести безупречное французское произношение на заочных курсах. Он жил в разреженной атмосфере заманчивой рекламы и радужных надежд. В настоящее время молодой человек был личным секретарем адмирала Майкла Крейвена, владельца большого дома за парком, граничившим с полем для гольфа. Будучи честолюбивым, он не собирался до бесконечности оставаться личным секретарем у кого бы то ни было. Но он был достаточно рассудителен, чтобы знать, что лучший способ избавиться от секретарской работы – быть отличным секретарем. Соответственно, он был очень хорошим секретарем и разбирался с постоянно накапливавшимися завалами корреспонденции адмирала с таким же сосредоточенным усердием, с каким подходил к мячу для гольфа. Сейчас ему приходилось иметь дело только с корреспонденцией, и он был волен поступать по собственному усмотрению, потому что последние полгода адмирал находился в плавании, и, хотя теперь он возвращался домой, его не ждали в ближайшие часы, а возможно, и дни.

Широкой спортивной походкой молодой человек, которого звали Хэролдом Харкером, преодолел гребень зеленого дерна, ограничивавший поле для гольфа, и, посмотрев на море через пески, увидел странное зрелище. Оно было нечетким, потому что небо, затянутое грозовыми облаками, темнело с каждой минутой, но на мгновение ему словно пригрезился сон из давно ушедших дней или драма, разыгрываемая призраками из другой исторической эпохи.

Последние лучи заката тянулись медными и золотыми полосами над темной полоской моря, которое казалось скорее черным, а не синим. Но еще темнее на фоне западного сияния, словно фигуры в театре теней, проступали резкие контуры двух мужчин со шпагами и в треуголках, как будто только что высадившихся на берег с одного из деревянных кораблей Нельсона. Это не было такой галлюцинацией, которая могла бы привидеться мистеру Харкеру, даже если бы он был подвержен галлюцинациям. Он принадлежал к сангвиническому типу людей с научным складом ума и с гораздо большей вероятностью вообразил бы летающие корабли будущего, а не боевые корабли прошлого. Поэтому он пришел к вполне разумному выводу, что даже футурист может поверить своим глазам.

Иллюзия длилась не более мгновения. То, что он увидел со второго взгляда, было необычным, но не фантастическим. Два человека, шагавшие по песку на расстоянии примерно пятнадцати ярдов друг от друга, были обычными современными морскими офицерами, но одетыми в почти экстравагантную парадную форму, которую офицеры по возможности стараются не надевать, за исключением больших праздников и визитов особ королевского рода. В человеке, идущем впереди, который не проявлял никакого интереса к своему спутнику, Харкер сразу же узнал своего работодателя: адмирал имел нос с высокой горбинкой и носил бородку клинышком. Человека, идущего позади, он не знал, зато понимал кое-что в обстоятельствах, связанных с парадной формой. Ему было известно, что, когда корабль адмирала стоит в соседнем порту, его посещает с официальным визитом некая высочайшая особа. Это объясняло их наряд. Но Харкер также был знаком с офицерскими обычаями и с поведением адмирала. Что могло заставить адмирала сойти на берег при полном параде, когда ему хватило бы пяти минут, чтобы переодеться в гражданскую одежду или хотя бы в обычную форму, – это ускользало от понимания секретаря. Такое обстоятельство выглядело крайне маловероятным и в течение многих недель оставалось одной из главных тайн этой таинственной истории. Зрелище этих пышных придворных регалий на пустынной сцене, разделенной между темным морем и песком, имело нечто общее с комической оперой.

Второй мужчина выглядел еще более необычно, несмотря на безупречную форму лейтенанта, и отличался еще более необычным поведением. Его походка была странно тяжелой и неровной; он то замедлял, то ускорял шаг, словно никак не мог решить, стоит обогнать адмирала или нет. Адмирал был глуховат и определенно не слышал шагов по мягкому песку у себя за спиной, но если бы кто-нибудь изучил эти отпечатки ног на манер сыщика, то мог бы выдвинуть двадцать предположений, от хромоты до танца. Смуглое лицо мужчины скрывалось в тени, но глаза то и дело стреляли по сторонам и поблескивали, выдавая его волнение. Один раз он пустился бегом, но быстро перешел на медленную и бесшабашную походку вразвалочку. Потом он, с точки зрения Харкера, совершил нечто немыслимое для любого офицера военно-морского флота его величества, окажись он даже в клинике для буйнопомешанных. Он обнажил шпагу.