Молодой тбилисский прозаик Гела Чкванава родился в 1967 году в Сухуми. Закончил Сухумское отделение филфака ТГУ. Служил в армии. О трагедии так называемых локальных конфликтов знает не понаслышке. Молодые, полные сил парни выслеживают реального, а не условного противника. Но врага ли?… И гибнут — всерьез. Но за что?
Повесть Г.Чкванавы (под названием «Тореадоры») удостоена премии им. Г.Шарвашидзе; ее двуязычное издание осуществлено в 2006 г. издательством «Диоген», Тбилиси.
Майор, командир второй роты отличался странной причудой — не терпел кучкования бойцов по «куточкам», был убежден, что в подразделениях роты, им же самим укомплектованной с учетом характеров солдат, их земляческих и родственно-приятельских связей, не должно быть места еще каким-то обособленным кружкам и братствам. «В отделениях и взводах держаться вместе, и никаких исключений», — внушал он ребятам. Однако своему зятю и двум его одноклассникам доверял больше, явно выделял из всех, не считал это зазорным и не допускал мысли, что тем самым подает дурной пример. Перед атакой он обходил солдат и с улыбкой, в которой тепло и забота мешались с ворчливым порицанием, просил уважить его и хотя бы одну эту вылазку провести собранно, как полагается, ну а за ним дело не станет. Переходя от взвода к взводу, он приговаривал одно и то же, причем по-русски: «
Смотрите у меня — чтоб никакой самодеятельности
»
[1]
, — имея в виду, чтобы во время боя ребята действовали согласованно, а не через пень колоду, не увлекались и не теряли связи друг с другом. Тон его был примерно такой, каким тамада просит иных заводил не нарушать порядка застолья или учитель во время экскурсии уговаривает учеников не разбредаться, обещая по возвращении никому не ставить двоек. Можно было подумать, что солдатам предстояло идти не в атаку, навстречу смерти, а на прогулку по набережной, откуда все вернутся в целости и сохранности. И тем не менее его слова сделали свое дело, сняли напряжение перед боем. «Знает, как говорить с людьми», — сказал о майоре Мамука.
Вылазка же почему-то была запланирована штабом на двенадцать часов дня.
То, что в результате атаки рота оказалась в окружении, можно считать личной заслугой майора. Он не последовал заранее разработанному плану, во время боя его обуял чрезмерный воинственный пыл, и своим энтузиазмом он довел ребят до полубезумного, почти истерического состояния.
Сначала все шло вроде бы неплохо. У майора была достоверная информация о командире противостоящей роты — человеке, по слухам, разменявшем шестой десяток и потерявшем в этой войне двоих сыновей. «Старик Хоттабыч» (так он прозвал командира роты противника) был дядька себе на уме, дисциплину поддерживал на должном уровне, но, по мнению майора, мыслил стандартно и действовал слишком осторожно, а по части принятия самостоятельных решений был откровенно слаб.
