Над летным полем блеснул свет ракеты и, не долетая до земли, погас: учебная тревога окончилась. Из ворот аэродрома вышли три летчика.

На окраине авиационного городка они остановились. Повеял легкий ветерок, запахло липой. На небо выплывало яркое июньское солнце, пронизывая лучами стройные березки. Там, за березками, на холме, раскинулся небольшой, красивый город с ровными, широкими улицами.

— Устал я, други, — снимая фуражку, проговорил Дружинин.

— Еще бы, — откликнулся Колосков. — Досталось нам. И зачем только нужно было таскать по аэродрому самолеты, завтра же выходной день. Да еще с полным снаряжением. Всё тревоги, тревоги… Словно к войне готовимся. А кто посмеет напасть на нас?

— Молод ты еще, Яша. И беззаботность твоя от молодости. Не посмеют напасть, говоришь? А если… Ко всему надо быть готовым. И потом — чем объяснить частые залеты немецких самолетов на нашу территорию? Не приходило тебе в голову, что это неспроста? Фашисты на все способны и тем более на подлый неожиданный удар в спину, — Дружинин достал портсигар, закурил.

Подполковник Зорин медленно шел по аэродрому, зорко поглядывая по сторонам. Около укрытых в лесу самолетов остановился, окинул машины внимательным взглядом, вздохнул. Легкие бомбардировщики старой конструкции были уже сняты с вооружения. С двумя плоскостями, расположенными одна над другой, с малой скоростью, вооруженные одним турельным пулеметом, они сейчас могли быть использованы только в ночное время. А днем на чем летать? У половины летчиков нет машин. Бомбардировщики летают без самолетов прикрытия. Да, сложная обстановка.

Почти из-под ног Зорина с громким щебетом вылетела испуганная птица. Быстро работая крыльями, она почти вертикально поднималась ввысь. Потом, словно подхваченная порывом ветра, метнулась в сторону леса и пропала в голубом просторе. Зорин нагнулся к траве и увидел гнездо с двумя птенцами. Они торопливо раскрывали желтые клювы. Командир положил их на широкую ладонь.

— Ну, чего дрожите, желторотые, — проговорил он. — В обиду не дам. В укрытие вас надо, война. — Он осторожно понес их к лесу. И вдруг что-то знакомое мелькнуло в памяти. Давно это было… Они тогда жили в Грозном. Отец работал на нефтяных промыслах. Однажды вышка, на которой работал отец, загорелась. Пожар пытались потушить, но ветер раздувал пламя, жарко горела нефть, от вышки ползли к небу черные клубы дыма. Нефтяники стояли поодаль. И Саша Зорин с ними. Вдруг отец сорвался с места, побежал к вышке. Все с изумлением смотрели ему вслед. Кто-то с сожалением сказал:

— Спятил мужик… подпалится…

Отец вернулся быстро, неся в замасленной кепке маленьких птенцов. Большой, лохматый, он говорил товарищам:

Задание выполнено. Самолеты легли на обратный курс. Теперь можно и передохнуть немного. Яков расстегнул шлемофон, глянул вниз. Минск. Плывут густые клубы дыма — город горит. Там тянется бесконечная вереница людей. А по шоссе жители Минска покидают родной город. Медленно движется скорбное шествие. До чего же саднит сердце, когда видишь такое. Но что это? Яков вздрогнул. Черная тень мелькнула под самолетом. Фашистский бомбардировщик! Сейчас он сбросит бомбы. Те, внизу, абсолютно беззащитны. Женщины, дети, старики… Что делать? Патронов нет… Мысль работала напряженно. И вдруг мелькнуло: «Таран!». Да, это единственный выход. Раздумывать некогда. Самолет рванулся вниз. Замелькали зеленые квадраты садов, строения. Скользнула серая полоса дороги.

— За все, за все, — прошептал Яков, не сводя глаз с хвоста фашистского самолета.

— Правильно, Яша, молодец, правильно! — приглушенно прозвучал в наушниках голос Пряхина. — Спасибо, друг, ты все понял. Очень правильно понял.

Немецкий самолет заметил приближавшуюся советскую машину, открыл огонь из крупнокалиберных пулеметов. Но было поздно. Советский бомбардировщик винтом врезался в хвост фашистского самолета.

Мотор был поврежден. Машина падала на нос. Якову удалось вывести самолет из отвесного падения. Воспользовавшись этим, он направил машину на посадку. Самолет сел на фюзеляж в болото. Колосков поспешно снял парашют, выскочил из кабины. Липкая грязь засасывала ноги. Летчик отошел от самолета и устало опустился на пенек. Подошел штурман.

Враг продвигался по нашей территории все дальше и дальше. Был взят Бобруйск, фашистские войска подошли к Лепелю. Позади оставались города, где жили семьи летчиков и техников. Чем дальше на восток отходила часть, тем печальней становились люди. Опять и опять вставал перед ними тревожный вопрос: когда же будет остановлена вражья лавина?

Получив от командира полка задание на вылет, Григорий и Яков вышли из сарая, где помещался командный пункт. Солнце клонилось к горизонту, с запада надвигались сумерки. За Смоленском, в районе Орши, полыхало большое зарево, и дым тучей плыл на восток.

— Сжигает все, — тихо проговорил Яков.

— Все не сожжет, а сам в огне сгорит, — ответил Дружинин.

— На Оршу залетишь?

Для Николая Назарова и Василия Пылаева сегодняшний день знаменателен — они идут в первый полет. Пока техники готовят машину, Назаров послал штурмана на КП уточнить линию фронта, а сам направился к саду. Открыв калитку, Николай остановился, постоял несколько минут в нерешительности. Потом быстро осмотрелся по сторонам и свернул к небольшому домику, скрытому в густо разросшихся вишневых деревьях.

— С добрым утром! — сказал он, заглядывая в раскрытое окно.

В окне показалась девушка, которая, видно, поджидала летчика. Она заулыбалась, и в живых глазах ее вспыхнули озорные огоньки, тонкие брови вразлет дрогнули, на щеках появились ямочки.

— Я сейчас лечу, Лида… — проговорил летчик и замолк.

Лида быстро села на подоконник и строго спросила:

С пронзительным воем падал наш горящий бомбардировщик. Падал прямо в Дон. Со страшной скоростью близилась зеленая лента реки и горбатые, припорошенные снегом береговые холмы.

Метрах в пяти от воды летчику удалось вырвать самолет из крутого падения. Бомбардировщик дернулся вверх, потом ткнулся в крутой берег и, резко заскрежетав фюзеляжем по склону холма, замер. Из кабины самолета выпрыгнули Дружинин и Пылаев и побежали к реке. Через несколько минут за их спинами раздался взрыв.

— Жалко машину… — вздохнул Дружинин.

Друзья огляделись. На восточном берегу Дона тянулся полосой лес, а чуть левее, извиваясь змеей, уходил вдаль Хопер. Там строили переправу. Ветер доносил голоса людей, ржание лошадей, рокот подъезжающих к переправе танков.

— Ну что, Гриша, пошли, — проговорил Пылаев.

Член Военного Совета фронта генерал Серов только что вручил авиационному гвардейскому полку боевой орден Красного Знамени за бои над Доном. С ответным словом выступил Зорин. Он сказал коротко:

— Мы, товарищи, прошли большой боевой путь. Каждый из нас побывал во многих тяжелых боях. Вспомните, как немецкое командование сообщало в листовках о гибели нашего полка. Но гвардейская слава нашей части жила, живет и будет жить. А наши летчики били, бьют и будут бить врагов, — и, обращаясь к члену Военного Совета: — Прошу передать командованию, что высокую награду мы будем носить с честью, гвардейского знамени никогда не опозорим.

После митинга летчики и штурманы разошлись по землянкам на отдых: сегодня туман, погода нелетная. Назаров, Пылаев, Колосков начали собираться в дорогу. Завтра они выезжают в глубокий тыл за новыми самолетами…

Друзья остановились в тыловом городке, на окраине которого был расположен аэродром. Как-то в предвечерний час к аэродрому шли Назаров и Пылаев.

Полк был переброшен на Курское направление. На аэродроме «Большая вишня» летчики разместились в бывших немецких землянках. Здесь в 1942 году находилась немецкая авиационная часть.

В одной из таких землянок отдыхали летчики и штурманы первой эскадрильи. Командир эскадрильи Яков Колосков в парадном костюме, при всех орденах и медалях, сидит за столиком. Возле дверей стоит моторист Шеганцуков.

— Товарищ командир, ну как же? — нерешительно спрашивает моторист.

— Я же сказал, нельзя… Понимаете? — в голосе Колоскова прозвучала явная досада. — Ты здесь нужен.

— Отец прислал письмо, — торопливо заговорил Шеганцуков. — Спрашивает: скажи, Хазмет сколько немцев ты убил? А что я отвечу? Ох, командир, еще раз прошу, пожалуйста, пошлите на передовую.

Зима прошла спокойно. Личный состав полка в боях не участвовал, изучал новые двухмоторные самолеты. За несколько сот километров впереди наши части вели ожесточенные бои. Войска Первого Украинского фронта, прорвав вражескую оборону, продвигались на запад. В сводках появилось львовское направление. Уже был освобожден Тернополь. Летчики и штурманы с нетерпением ждали боевого приказа.

Зорин не спеша шел по аэродрому, покрытому розовым клевером, словно одеялом. Кое-где в низинах еще стояла помутневшая весенняя вода. Недалеко от стоянки самолетов на юго-восток уходила железная дорога, параллельно тянулась ровная белая полоса шоссе, по которой то и дело сновали к линии фронта и обратно в тыл груженые машины. Места эти были хорошо знакомы Зорину. Здесь стоял его полк. Сколько раз приходилось ездить по этим дорогам. А вон там, за изгибом шоссе, возле вишневого садочка, он не раз с детьми рвал полевые цветы. За три года он не получил от семьи ни одного письма. Но в глубине души жила надежда, что дети и жена живы. «Скоро Львов, а там обязательно разыщу их…» — успокаивал себя командир.

Где-то послышалась громкая команда. Зорин очнулся от дум. Возле самолетов показались техники, они быстро расчехляли свои машины, — начинался рабочий день. Командир полка пошел к стоянке первой эскадрильи. Возле второго самолета стояла группа техников. Зорин подошел к ним.

— Ну как, орлы, материальная часть к бою готова?

— Так точно, товарищ полковник! — отчеканил Исаев.

Теплая ночь. На аэродроме тихо. Далеко, над Шепетовкой, мелькают вспышки. Это, очевидно, разрывы зенитных снарядов: немецкие самолеты пытаются нащупать железнодорожный узел.

Колосков и Пылаев решили навестить Дружинина. Григорий обрадовался друзьям.

— Садитесь, гостями будете.

— Беллетристику читаешь? — спросил Пылаев, увидев книгу в руках Дружинина.

— Нет. Просматривал бюллетени по обмену боевым опытом. Думаю записать несколько примеров.