У нея – косые глаза и толстыя губы, и якутскія скулы круглятся, какъ два яблока, на матовомъ лицѣ. Но что-то пріятное свѣтится и въ ея глазахъ, и въ нескромныхъ губахъ, и пріятно смотрѣть на ея молодую грудь.

Теперь лѣто, и она ѣдетъ на луговину верхомъ на быкѣ съ важностью, какъ настоящая хозяйка-хотунъ, – но все это вздоръ: у нея нѣтъ мужа, ей четырнадцать лѣтъ и она еще не спала ни съ однимъ парнемъ. Изъ подъ бѣлой рубахи видны полныя икры, запыленныя золою камелька. Она бьетъ голыми пятками быка и тянетъ его за поводъ, продернутый черезъ ноздри.

Сегодня – лѣто, третьяго дня была весна, а дней пять тому назадъ повсюду еще лежалъ снѣгъ, и на Медвѣжій Косогоръ нельзя было взобраться: такъ онъ весь обледенѣлъ. Теперь на косогорѣ цвѣтетъ жара и весь онъ зачервонился.

Пять дней тому назадъ мы еще ходили въ камосахъ, въ зайцѣ, прятали носъ въ майтрукъ. Вдругъ изъ-за рѣки поднялось ярое солнце. Было весело слушать, какъ звенѣла и ухала весна.

На берегахъ тянулись вверхъ ледяные сталактиты, таяли и летѣли паромъ вдоль по теченью, а межъ камней что-то плескалось и смѣялось: какъ будто какое-то пѣнное русалочье отродье разыгралось на новомъ солнцѣ.

На разстояніи пятидесяти шаговъ отъ моей юрты стоитъ изба доктора. Его жена – блѣдная, измученная женщина съ веснушками на лицѣ и съ огромными, прекрасными глазами. Ей кажется, что трудно жить въ тайгѣ; если бы не мужъ и дѣти, она бросила бы эту избу и поѣхала бы куда-нибудь на югъ. Какъ подумаешь только, что пройдетъ мѣсяцъ-другой и наступитъ морозъ въ пятьдесятъ градусовъ, на душѣ становится холодно. А на югѣ будутъ пышно и сладостно цвѣсти розы, и будетъ вѣять запахъ миндальныхъ деревьевъ и морской соли. Боже мой! Поневолѣ пойдешь къ себѣ въ комнату, запрешь двери, и станешь пить вино, любуясь своимъ тѣломъ. Правда, лицо увяло, но тѣло еще прелестно. Милое мое тѣло! Какъ знакома каждая линія! Въ туманѣ вина оно кажется еще прекраснѣе. И какъ страшно подумать, что никто не знаетъ его красоты.

– А вотъ вы – говоритъ мнѣ жена доктора съ любовной уко-ризной – почему вы живете здѣсь? Поневолѣ? Что за вздоръ! Вы – мужчина, вы свободны. Я на вашемъ мѣстѣ запрягла бы лошадь и – ахъ! – въ тайгу, до ближайшей пристани, а потомъ по Ленѣ, на лодкѣ. Никогда не поймаютъ. Въ Сибири народъ тяжелый, а у васъ крылья. Уѣзжайте, голубчикъ! И мнѣ легче будетъ. Не могу я больше васъ видѣть. И зачѣмъ вамъ нужна эта Сулусъ? Зачѣмъ?

– Дорогая моя! – говорю я ей, лаская ея руку: – не все ли равно, здѣсь или въ Россіи. И вамъ и мнѣ поздно уже мечтать. Мы нашу тропинку прошли до конца, дальше идти некуда, – обрывъ…

Приходитъ докторъ и, не смущаясь тѣмъ, что я у него въ избѣ, говоритъ съ досадой:

– Елена, отъ тебя опять пахнетъ виномъ!