Несмотря на позднее время, на центральных улицах Харбина было достаточно светло, горели фонари, в свете которых золотой пылью вился поздний весенний снег. Желтели витрины ресторанов, светились окна в квартирах высоких, построенных в европейском духе жилых домов. И хотя Япония в это время воевала с Америкой, Великобританией и Австралией на Тихом океане, о светомаскировке здесь, в сердце марионеточной Маньчжоу-Го — Маньчжурской империи, созданной после оккупации этой части Китая Квантунской армией, особо не заботились. Единственный серьезный противник — СССР, хоть и располагался достаточно близко, но сейчас северному соседу было не до боевых действий с Японией, на западе он вел войну на выживание с гитлеровской Германией. Нападения со стороны Сталина можно было не опасаться.

Девятилетний мальчишка-китаец из бедного пригорода торопливо возвращался домой. День прошел удачно — уличный торговец рассыпными сигаретами распродал все, что у него имелось, на вырученные деньги купил пять пачек дешевых армейских сигарет, и у него осталось пять маньчжурских чиао и японская иена, достаточно, чтобы его семье прокормиться два дня. На плече на полотняном ремешке покачивался самодельный фанерный прилавок разносчика, обклеенный вырезанными из пачек названиями сигарет. Мальчишка-сирота был горд собой, он не только зарабатывал себе на жизнь, но и мог содержать приютившую его после смерти родителей от тифа тетушку с ее двумя маленькими дочками. Парнишка даже напевал себе под нос от радости — день прошел удачно.

Изредка по улице проезжали машины, большей частью военные грузовики, но иногда мимо проплывали и сверкающие лаком дорогие авто, принадлежавшие местным богатеям. Харбин за всю свою недолгую историю слыл городом богатым. Вот только война сильно подкосила его экономическую стабильность, отрезав от главного партнера по торговле — СССР. Практически бездействовала теперь и основная транспортная артерия КВЖД — Китайская военная железная дорога. Легковые машины мальчишка провожал восхищенным взглядом. Просторные, элегантные, почти бесшумные, они, казалось, не едут, а парят над улицей. Еще никогда в жизни ему не приходилось даже толком заглянуть в салон одной из таких — лишь один раз, через стекло видел он, что там внутри, да и то подоспевший водитель тут же отогнал его. Зато парнишка знал практически все марки легковых машин, которые встречались в городе.

Сзади послышалось тихое шуршание протекторов. Мимо медленно проплыли сверкающие в свете фонарей стекла дверок. Автомобиль проехал чуть вперед и замер. Мальчишка даже чуть замедлил шаг, залюбовался, узнав «Шевроле» 1934 года выпуска. Поблескивали никелированные детали, на крыле виднелся треугольный желтый генеральский флажок, элегантно, как на гравюре, пересекались сделанные из рояльных струн спицы в колесных дисках, казалось, что еще немного — и они зазвучат неземной музыкой. Тихая музыка и зазвучала, когда открылась задняя дверца.

Пораженный мальчишка даже отступил на пару шагов, увидев вблизи настоящего японского генерала. Тот был холеный, еще нестарый.

Николай Васильевич Галицкий был из тех людей, про которых можно сказать, что с ним уже случилось все, что только может случиться с настоящим мужчиной, кроме смерти, естественно. В свои сорок с небольшим лет он, сын столбового дворянина, уроженец Тульской губернии, успел окончить ускоренные курсы Императорской военной хирургической академии. За время учебы влюбиться в красавицу-актрису, стреляться из-за нее на дуэли. Получить чин поручика медицинской службы, полгода повоевать на австрийском фронте. А потом, когда большевики, захватившие власть в стране, распустили армию, объявив странный лозунг — ни мира, ни войны, началась катастрофа. Поручик Галицкий не понимал, как такое можно было допустить. Немцев с австрийцами следовало лишь удерживать на позициях. Их дожали бы страны Антанты, заставили бы капитулировать. Россия тоже оказалась бы среди стран-победительниц, могла бы рассчитывать на контрибуции, территориальные прибавки. До победы оставались считаные месяцы. Но нет, большевики открыли фронт, а немецкие, австрийские войска пошли в наступление, не встречая никакого сопротивления. Они захватывали железнодорожные станции и города, просто приезжая туда на одной-двух грузовых машинах с пулеметами. Телеграфировали в штаб, что населенный пункт занят, и двигались дальше.

Единственными частями, которые оказали им сопротивление, были дивизии Чехословацкого корпуса, сформированного из пленных и перебежчиков — чехов со словаками. Эти люди понимали, что австрийцы не простят им того, что они перешли на сторону противника, взяли оружие в руки, чтобы сражаться за независимость своей Родины от империи Габсбургов. Чехословацкий корпус, к которому поручик был прикомандирован в качестве военного медика, отходил в глубь страны, где уже хозяйничали большевики. После октябрьского переворота официально корпус считался подразделением французских вооруженных сил, и существовало соглашение с большевиками об отправке его во Францию. Но как ты туда попадешь через занятые немцами и австрийцами территории? Советы сначала не противились тому, чтобы чехословаки добрались в эшелонах до Дальнего Востока, а оттуда уже морем на французских кораблях вернулись в Европу. Но потом Троцкий передумал, решил разоружить корпус. Чехословаки подняли мятеж, не желая сдавать оружие. Чтобы продолжить движение по железной дороге на восток, им приходилось захватывать города по пути следования. В освобожденных от большевиков городах Галицкий насмотрелся ужасов, оставшихся после правления «красных». Они не просто пытали своих идеологических противников, да и тех, кого таковыми считали. Это было «изуверство». Прапорщику приходилось видеть и обследовать трупы, кожу с которых сдирали, когда люди были еще живы. Выколотые глаза, вспоротые животы беременных, отрезанные груди кормящих матерей. Людей обливали кипятком, нагретым битумом, маслом, зарывали заживо…

В Екатеринбурге, Чите, Хабаровске бывшие военные, студенты устремились в Добровольческую белую армию под знамена адмирала Колчака. Но было уже поздно. Впереди поручика ждало отступление, предательство чехословацким командованием Колчака и выдача его «красным» за разрешение продолжить путь. Галицкий покидал то, что осталось от прежней России, с остатками каппелевцев в знаменитом Ледовом походе, когда небольшими группами они преодолевали замерзший Байкал. Бескрайний ледовый простор, снег, метель, сбивающий с ног ветер… То и дело натыкались на замерзшие трупы своих товарищей.

И все же Галицкий вырвался из этого ада, помогло то, что он — медик, знал тайны человеческого организма, знал, что происходит при переохлаждении, умел сохранять тепло, беречь силы.

Тихой пристанью для поручика медицинской службы стал китайский Харбин. Этот город являлся осколком уже исчезнувшей Российской империи. Дома европейской архитектуры, множество русских вывесок с «ерами» и «ятями». Рестораны, кафе, даже в кинотеатрах крутили фильмы с русскими титрами, на тумбах висели афиши популярных в прошлом певцов и артистов. Тут можно было выжить, зная и один лишь русский…