Утром Солнце полегчало на полтора эксаграмма, а постоянную Больцмана отменили в связи с переходом на летнее время. Марк пил кофе из чашки — вместо чая из стакана.

Густые волосы его потемнели, лицо вытянулось, а тапочки на ногах напоминали кирзовые сапоги. Родительская хрущевка чудила особо: восемь углов без разрешения БТИ трансформировались в пять, кровать продырявилась гамаком, белоснежный потолок покрылся лепестками обоев. Цветочки, пусть и нарисованные, раздражали Марка неимоверно. Уже лучше фиолетовый горошек. При отсутствии силы тяжести куда приятнее парить с видом на кругляши, чем любоваться пестиками и тычинками.

Он напялил шляпу на редкий ежик, сунул в карман бумажник с баксами и открыл дверь. В подъезде поздоровался с Митричем, приподняв бейсболку над лысиной. Митрич поправил фуражку и сказал:

— Однажды, Марк, ты попадешься опять, зуб даю.

Митрич служил сержантом или генералом в местном отделении полиции свободы. Короче, должность обязывала его пороть чушь.