Книга Валерия Шамбарова "Государство и революции" является логическим продолжением его работы «Белогвардейщина». В ней прослеживается история антисоветской борьбы от победы коммунистического режима до его падения, рассматриваются особенности внутреннего и внешнего положения нашей страны в разные периоды ее жизни. На основе богатого фактического материала в книге по новому, порой под неожиданным углом, освещаются некоторые важные страницы истории XX столетия и предлагается обобщенная модель, позволяющая объяснить закономерности становления социалистической системы и ее эволюции. Анализируя соотношение государственных и революционных, национальных и идеологических, духовных и политических ценностей, автор исследует в этом ключе как события советских лет, так и катастрофы 1990-х, выстраивая их в единую взаимосвязанную картину, и приходит к выводу о начинающихся в настоящее время процессах возрождения Российской державы.
От автора
После выхода в свет в 1996 г. моей книги «Белогвардейщина» об истории Белого Движения многие знакомые и заинтересовавшиеся читатели обращались с вопросами, появится ли и когда ее продолжение, — подразумевая, что это будет исследование о борьбе с коммунизмом в советский период. Признаться, на инерции от предыдущей работы я и сам намеревался заняться таким продолжением и даже прикидывал соответствующее рабочее название что-нибудь вроде «Антисоветчина». Но тема оказалась намного сложнее, чем виделась изначально.
Во-первых, проявления борьбы с коммунистическим режимом на разных исторических этапах выглядят куда более неоднозначными, чем в гражданскую войну, и «двухцветными» или хотя бы "приблизительно-двухцветными" оценками здесь уже обойтись невозможно. Со временем основные закономерности этого противостояния претерпевали весьма существенные трансформации. Оппозиционные советской власти группировки и течения кардинально отличались в разные периоды не только по формам действий, но и по внутреннему содержанию — целям, задачам, менталитету своих представителей, и выступали носителями совершенно различных исторических и политических тенденций. А в настоящий момент, когда острота противоборства «красные-некрасные» постепенно начинает отходить в прошлое и на первом плане снова начинают появляться общенародные и общегосударственные проблемы, особенно очевидной оказалась несостоятельность крайних оценок десятилетней давности, безоглядно осуждающих все советское и скопом возносящих на щит все антисоветское.
Во-вторых, антикоммунистическая борьба велась, главным образом, на "тайном фронте". И поэтому здесь мы сталкиваемся со значительными информационными проблемами. Об одних фактах документальных следов не осталось, о других они целенаправленно уничтожались, о третьих искажались. А некоторые данные оказываются пропагандистскими уловками или результатами взаимной дезинформации спецслужб и их противников. И при рассмотрении данного вопроса часто приходится руководствоваться обрывочными и неполными сведениями, вплоть до отдельных упоминаний.
В-третьих, тенденции советско-антисоветского противостояния не представляется возможным понять и проследить в отрыве от общего фона положения в СССР и коммунистической политики на том или ином этапе. И международной политики тоже. На внешнеполитическое положение нашей страны в период между мировыми войнами наложила мощный отпечаток сложная специфика советско-германских отношений. А на протяжении всего столетия, и особенно после 1945 г. — специфика взаимоотношений взаимоотношений Восток-Запад.
Но стоит коснуться данных вопросов, как добавляются новые крупные проблемы, потому что история, увы, наука не объективная. Причем касается это не только России, где история перекраивалась и перелицовывалась почти после каждого изменения конъюнктуры в верхах — зарубежные исследователи и публицисты объективностью тоже отнюдь не блещут. И те или иные реальные события слишком часто оказываются подмененными на некие исторические штампы, весьма отличающиеся от действительности, иногда внедрявшиеся преднамеренно, в политических и пропагандистских целях, а иногда возникавшие случайно, под влиянием потоков массовой информации. И в итоге, даже если речь идет о фактах, казалось бы, общеизвестных, пришлось порой делать существенные отступления и освещать их заново. Причем отнюдь не из желания вскрыть очередную "тайну истории", так как на самом деле они в свое время никакой тайны не представляли и были действительно хорошо известны, но спустя несколько десятилетий оказались уже искажены и превратно «заштампованы» в общественном сознании.
Вместо пролога
Эхо балканских выстрелов
1. "Пороховая бочка"
28 июня 1914 года в Сараево прогремели выстрелы Гаврилы Принципа, оборвавшие жизни наследника австрийского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены Софии Хотек. Пожалуй, их последствия известны достаточно широко — 23. 7. 1914 г. Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии, в частности содержавший требование о проведении расследования на ее территории. А когда Сербия в этом пункте отказала, 29. 7. 1914 начала против нее войну артобстрелом Белграда. В тот же день в защиту Сербии Россия объявила частичную мобилизацию — Киевского, Одесского, Московского и Казанского округов. Германия потребовала остановить ее, угрожая в противном случае начать свою. Франция поддержала Россию, и та 30. 7. 1914 объявила общую мобилизацию. Германия снова, в ультимативной форме, потребовала ее прекращения. И при отказе 1. 8. 1914 г. объявила России войну. 3. 8. 1914 г. она объявила войну Франции, сразу же вторгшись на ее территорию и в нейтральную Бельгию. В ответ на это немцам объявила войну Англия. 6. 8. 1914 г. войну России объявила Австро-Венгрия, а ей, соответственно, Англия и Франция. 15. 8. 1914 г. Япония предъявила претензии на владения Германии в Китае, и, получив отказ, тоже присоединилась к ее противникам. И грянула Первая мировая, унесшая десять миллионов жизней.
Конечно, хорошо известно и то, что само по себе убийство в Сараево было поводом, а не причиной войны. Но поскольку эти выстрелы оказались настолько символичными и как бы дали старт, после которого "старый добрый мир" прошлого столетия закувыркался в совершенно новое качество, и учитывая, что последствия этого события во многом определили дальнейшую историческую картину XX века, наверное, будет интересно остановиться на нем подробнее. Тем более, что как раз в данном случае мы найдем яркий пример «заштампованности» подлинных фактов искусственными наслоениями. Скажем, обычно остается в тени самое начало цепочки — а почему же, собственно, был предъявлен такой ультиматум Сербии, если Сараево входило в состав самой Австро-Венгрии, а все арестованные исполнители теракта из организации "Млада Босна" — Г. Принцип, Н. Габринович, Т. Грабеч, Д. Илич являлись австрийскими подданными?
Чтобы понять подоплеку сараевской трагедии, следует иметь в виду, что она имела долгую и сложную предысторию. Сербия, входившая в состав Османской империи, после Русско-турецкой войны 1828-29 гг. получила статус автономного княжества. В 1876 г., в период крупного антитурецкого восстания на Балканах это княжество вместе с Черногорией (фактически независимой с 1796 г.) объявило войну Турции. Они были разбиты, и Сербия вновь признала подчинение Стамбулу. Однако Черногория не покорилась, и когда вскоре началась Русско-турецкая война 1877-78 гг., возобновила боевые действия. После первых поражений османских войск и вторжения русских в Болгарию, к ней присоединилась и Сербия.
По условиям Сан-Стефанского мира, последовавшего за разгромом турок, признавалась независимость Сербии, Черногории и Румынии, а также автономия Болгарии, Боснии и Герцеговины. Однако под давлением европейских держав, главным образом Австро-Венгрии и Англии, обеспокоенных усилением России на Балканах, условия этого договора были пересмотрены. В Берлине ими был созван конгресс с участием России, Франции, Германии, Италии и Турции, и 13. 7. 1878 г. заключен трактат, закрепивший положение балканских государств. Независимость предоставлялась Сербии, Черногории, Румынии и Северной Болгарии, а Австро-Венгрия получила мандат на временное управление территориями со смешанным населением — Боснией и Герцеговиной, формально оставшимися в составе Турции.
В Сербии воцарилась княжеская династия Обреновичей, которые правили страной и раньше, под турецким владычеством. Впрочем, они и на независимое государство перенесли худшие черты средневековой деспотии, разве что могли теперь властвовать бесконтрольно, и ни перед кем не отчитываясь. Любые проявления недовольства и протеста подавлялись самым жесточайшим образом, неугодных казнили без суда и следствия, вовсю применялись пытки. А князь Милан Обренович, с 1882 г. носивший титул короля, вытворял все, что душа пожелает, развлекаясь с целым гаремом любовниц, закатывая пиры и праздники, иногда сам инициировал кампании террора — скажем, организуя фиктивные покушения против себя. Следует помнить и то, что однозначными «братьями-славянами» балканские народы были разве что для русских. Друг друга они братьями отнюдь перечитали — вскоре после обретения независимости Сербия начала воину против Болгарии и была разгромлена в битве при Сливнице.
2. Детонатор
Мишень для покушения была выбрана отнюдь не случайно. Ведь Боснию посещали и другие высокопоставленные лица Австро-Венгрии, например в 1910 г. — сам император Франц Иосиф. Однако даже на него столь масштабной и целенаправленной охоты не велось. Почему? Как ни удивительно на первый взгляд, но Франц Фердинанд стал жертвой убийц во многом из-за того, что считался в империи главой… прославянской партии.
Да, многонациональную Австро-Венгрию называли иногда "тюрьмой народов". (Как, кстати, и многонациональную Россию. И называли, естественно, заведомые недоброжелатели. Ведь никто почему-то не называл "тюрьмами народов" Британскую империю, Францию или США. Хотя надо думать, киргизу или эстонцу в России, чеху или хорвату в Австро-Венгрии, жилось не в пример лучше, чем индусу и бушмену под владычеством Англии, алжирцу и вьетнамцу под владычеством Франции, не говоря уж об американских индейцах). Но как бы то ни было, полными политическими правами в этом государстве пользовались лишь два народа, австрийцы и венгры, имевшие собственные правительства и парламенты под эгидой единого императора, из-за чего прочие нации оказывались в ущемленном положении.
Франц Фердинанд был умным человеком, хорошо понимал, насколько подобное положение ослабляет империю, насколько внутренние трения и напряжения делают ее уязвимой для внешних ударов. Он вынашивал программу радикальных реформ в национальном вопросе и реорганизации дуалистической монархии в триалистическую «Австро-Венгро-Славию», где получили бы равные гражданские права и славянские народы — хорваты, чехи, поляки и др. Впрочем, наверняка это объяснялось не только холодным политическим расчетом, как почему-то привыкли изображать многие исследователи. Его позиция по славянскому вопросу явно определялась и вполне обычными, искренними человеческими чувствами. Ведь он и женат был на славянке — София Хотек была чешкой по национальности, из-за чего эрцгерцог имел немало жестоких конфликтов с родней. Император Франц Иосиф даже пытался упечь ее в монастырь. Запускались всевозможные слухи и сплетни, плелись придворные интриги, и после всех потуг расстроить этот альянс был разрешен только морганатический брак. Но любовь оказалась сильнее, и преграды, которые пришлось преодолеть, сделали их узы только прочнее. Не в пример царившему в высших кругах разврату, они жили душа в душу, дружной и прочной семьей, имели трех детей.
Франц Фердинанд и в других отношениях проявлял себя незаурядной личностью. В русских газетах о нем писалось: "Он терпеть не может азартных игр, не любит официальных приемов, презирает банкетные речи, которые ненавидит больше всего".
Зато был очень любознательным и высококультурным человеком. Он много путешествовал, объехав почти все страны мира, очень любил ходить по музеям и слыл великолепным специалистом в области истории. По внутреннему складу романтический мечтатель, а по службе умел быть заботливым и внимательным начальником, лично вникая в каждую мелочь. Что, кстати, было совершенно не характерно для большинства австро-венгерских офицеров, а уж тем более знати — в их среде господствовало пренебрежительно-барское отношение к своим обязанностям и нуждам подчиненных. Поэтому поведение эрцгерцога вызывало порой и удивление, и пересуды — например, при посещении броненосца он считал своим долгом лично облазить все отсеки вплоть до трюмов и кочегарок, а при посещении воинской части сам проверял, достаточно ли удобны солдатские матрацы и не брезговал пробовать пищу рядового состава.
3. Последствия
Сейчас, пожалуй, является уже общепризнанным, что в Первой мировой невиновных сторон не было. Обе коалиции давно готовились к войне, обе рано или поздно предполагали ее вероятность, а то и неизбежность. И не будь трагедии в Сараево, наверняка со временем отыскался бы и другой предлог. Ведь по опыту XIX в. и Антанта, и Центральные Державы наивно верили в то, что накопившиеся между ними территориальные и экономические противоречия возможно решить оружием, причем быстро и с допустимыми потерями — и Франция, и Англия, и Россия, и Германия прогнозировали продолжительность боевых действий в… шесть месяцев. Однако никто не учел, что достижения научно-технической революции в военной области напрочь перечеркнут эти прогнозы, придав войне затяжной позиционный характер и формы массовой бойни. Изобретение пулеметов, колючей проволоки, развитие артиллерии сделали прорыв обороны исключительно трудным и кровопролитным делом! Появление авиации привело к невозможности скрытного сосредоточения войск для удара. Радио позволяло быстро оповещать об изменениях обстановки и немедленно реагировать на них. А появление отравляющих газов и крупнокалиберных снарядов вело к огромным потерям даже в глухой обороне. И в результате любой материальный и политический выигрыш оказывался ничтожным по сравнению с понесенными потерями и затратами.
Да, сербский народ в этой войне проявил чудеса героизма. Пожалуй, в истории XX столетия можно назвать лишь два случая добровольной всеобщей мобилизации от мальчишек до старцев — в гражданскую, у русских казаков, и в Первую мировую у сербов. Дважды им удавалось громить и отбрасывать австро-венгерские армии. Но народные страдания были неисчислимыми, дороги были забиты беженцами, по обочинам валялись больные и умирающие. Согласно статистике, только за первый год войны от голода и тифа в Сербии погибло 130 тыс. чел. Это не считая боевых потерь. А в 1915 г. на помощь австрийцам был переброшен германский корпус Макензена, на стороне противников выступила Болгария, которой сербы так насолили в 1913 г., и началось третье наступление. Его измученная и разоренная страна уже не выдержала. Фронт рухнул, и начался трагический исход 250 тыс. сербов в Черногорию и Албанию. Возглавлял шествие сам старый король Петр, шагавший пешком, с посохом в руках, в крестьянских опанках и солдатской шинели, а за ним нескончаемыми потоками тащились смешавшиеся остатки армии, крестьяне, горожане. Множество людей замерзло в зимних горах, погибло от голода и истощения, устилая дороги десятками тысяч трупов. Тысячи умирали, уже добравшись до берегов моря, пока ждали союзной продовольственной помощи и эвакуации. После долгих мытарств уцелевшие были вывезены на о. Корфу, откуда способных носить оружие перебрасывали в Грецию, на Салоникский фронт…
Очень и очень дорогую цену заплатили сербы за авантюру своих заговорщиков. Но разве могли организаторы акции в Сараево не знать, к чему она приведет? Разве могли не представлять последствий для населения? Разве могли не учитывать, что партия войны в Австро-Венгрии тоже ждала лишь повода для удара? И разве могли серьезно предполагать, что даже при всеобщем патриотическом энтузиазме их страна способна выдержать противоборство с могучей развитой державой и ее союзниками? Нет. Они хорошо понимали, к каким жертвам это может привести, но шли на них вполне сознательно — и именно в расчете на развязывание большой войны для решения собственных геополитических целей. Трезво учли нарастающее противостояние Антанты и Центральных Держав и азартно заложились на вмешательство своего главного инвестора Франции и, конечно же, «братской» России. Которую, кстати, «забыли» об этом спросить, а просто поставили перед фактом. Потому что Россия меньше других государств была готова к общеевропейской войне и меньше других желала ее, наученная недавним опытом Русско-японской. Но получилось так, что "младшие братья" все решили за нее.
И выиграли! Ведь по сути, их план полностью удался — после победы и распада Австро-Венгрии Сербия получила почти все, на что распространялись претензии великодержавников: Хорватию, Словению, Боснию, Герцеговину, закрепила прихваченную ранее Македонию, смогла подмять под себя союзную Черногорию. И в 1918 г. в лице Королевства СХС (сербов-хорват-словенцев), с 1929 г. ставшего называться Югославией, реализовалась та самая идея "Великой Сербии", ради которой все затевалось.
Но с другой стороны, спрашивается, а с чего бы это великие мировые державы так расщедрились? В ходе всей войны они союзников-сербов и в грош не ставили. В критический период 1915 г. реальную помощь предоставляла только Россия, которой и самой в этот момент приходилось весьма туго. Попытки спасения Сербии были слабенькими, больше символическими. Союзная Салоникская армия предприняла было наступление на станцию Вране, чтобы расчистить дорогу к сербам и соединиться с ними, но вялое и нерешительное. А, получив отпор, сразу откатились назад, хотя Вране занимали болгары, вооруженные гораздо хуже австрийцев и. немцев, да и сражавшиеся неохотно. После исхода массы беженцев на морское побережье Албании многие погибли там от голода, не дождавшись союзных судов — только из-за того, что ни Англия, ни Италия не хотели рисковать кораблями, опасаясь австрийского флота. Италия вообще отказалась принять беженцев. Великобритания соглашалась, но лишь с условием, если вывезенные сербы будут использоваться для защиты ее владений в зоне Суэцкого канала. А когда эвакуированные и переформированные сербские войска очутились на Салоникском фронте, их держали там в черном теле, на положении людей "второго сорта". Экономили на выдаваемом оружии, боеприпасах, продовольствии, медикаментах, офицеров не считали нужным допускать на свои штабные совещания и знакомить с обстановкой, а солдатам вообще запрещали появляться в общественных местах, в отличие от англичан или французов.