Что испытывает человек, переживающий кризис среднего возраста?
Внутренний разлад, тревоги, депрессии, утрата жизненных ориентиров, ощущение, что жизнь уходит, а ты не успеваешь вскочить в последний вагон… Нарушаются отношения с людьми, прежние ценности теряют смысл, появляется ощущение тупика…
Юнгианские психологи (и среди них автор этой книги) считают, что этот кризис имеет и позитивный смысл. Его обострение и появление всех этих признаков для человека может стать своеобразным звонком будильника. Это сигнал о том, что психика стремится обрести подлинное равновесие. И что у нас есть возможность наконец понять, кто мы такие на самом деле — в отличие от того, кем мы себя считаем. И не только увидеть собственные ограничения, но и узнать свою силу и свою истинную сущность. Осознать свои настоящие потребности и, может быть, выбрать иной путь в жизни.
Введение
Невротическое страдание обычно считается болезнью, и в таком случае может показаться совершенно неуместным говорить об индивидуации, так как принято считать, что индивидуация означает здоровое психическое развитие. И действительно, на первый взгляд, эти два понятия кажутся плохо совместимыми.
Но с точки зрения юнгианской психологии, клинический случай, который можно считать неврозом, рассматривается как предпосылка индивидуационного процесса. В ходе чтения этой книги прояснится причина такого отношения к неврозу среди юнгианских психологов. Сейчас достаточно сказать о том, что Юнг назвал невроз внутренним разладом человека с самим собой, а индивидуацию — осознанным движением к достижению психологической целостности.
С этой точки зрения, невроз действительно дает человеку толчок к психологическому развитию и формирует его мотивацию в этом направлении. Действительно, если иметь твердое убежде ние в ценности осознания, то эти «подверженные» неврозу люди фактически являются счастливыми. Обострение невроза часто становится необходимой предпосылкой для выбора важного жизненного пути, и, следуя по нему, человек получает удовлетворение от жизни. Многие люди знают, что по правда, и я — один из них.
Однажды корреспондент местной газеты пришел взять у меня интервью для статьи о разных психотерапевтических методах. Как бы оправдываясь, он сказал, что очень мало знает о юнгианской психологии. Сверившись со своими записями, он спросил: «Не вы ли те самые люди, которые убеждены в расщеплении человеческой личности?» Я никогда так не считал, но когда стал глубже вникать в этот вопрос, посмотрел, что об этом думал Юнг: «Диссоциация исцеляется не путем расщепления, а через более полную дезинтеграцию. Все силы, стремящиеся к единству, все здоровое желание обрести целостность будут сопротивляться дезинтеграции, и тогда человек постепенно придет к осознанию возможности внутренней интеграции, которую раньше всегда искал вовне. И тогда он вознаградит себя, обретя целостную, развитую самость.
Начальная трудность
Норман сидел у меня в приемной и плакал. Позже я узнал, что он находился там почти целый час, ожидая, пока я приглашу его в кабинет. Секретарь принесла ему чашку чая. Его руки тряслись, и часть содержимого чашки попала ему на брюки.
Я пригласил его войти, он сел в глубокое кожаное кресло и затих.
Это была наша первая сессия. Его нельзя было назвать самым странным пациентом за все пятнадцать лет моей аналитической практики. Но, с другой стороны, этот случай нельзя было считать и обычным. У Нормана были длинные волосы; усы и борода его были аккуратно пострижены. Наверное, ему было лет под сорок, но выглядел он лет на десять моложе. Однако спокойствие ему изменило. Его глаза распухли и покраснели.
— Простите, что я плачу, — сказал он, шмыгнув носом, — я стал плакать, когда сел в автобус. С тех пор никак не могу остановиться и не знаю, почему. Я пришел раньше, потому что больше некуда было идти.
Я промолчал.
