Once again the setting is Piemburgem, the deceptively peaceful-looking capital of Zululand, where Kommandant van Heerden, Konstabel Els and Luitenant Vekramp continue to terrorise true Englishman and even truer Zulus in their relentless search for a perfect South Africa. While that great Anglophile, Kommandant van Heerden, gropes his way towards attaining true 'Englishness' in the company of the eccentric Dornford Yates Club, Luitenant Verkramp, whose hatred of all things English is surpassed only by his fear of sex, sets in motion an experiment in mass chastity, with the help of the redoubtable lady psychiatrist Dr von Blimenstein, which has remarkable and quite unforeseen results.
The Kommandant, hunting the fox in the Aardvark mountains, succumbs to the bizarre charms of Mrs Heathcote-Kilkoon, as Luitenant Verkramp's essays in counter-espionage backfire in the bird sanctuary. Once more, Konstabel Els, homicidal to the last, saves the day — or what's left of it — in one of the most savage hunts ever chronicled in fiction.
Глава первая
В Пьембурге отмечали день героев, и по такому случаю скромная столица Зулулэнда, как бывало всегда в этот праздник, демонстрировала непростительное и безответственное веселье. Цвели и благоухали высаженные вдоль улиц деревья джакаранды, дома тонули за пышно распустившимися в садах азалиями, а на сотне флагштоков развевались знамена англичан и буров — символы бурской войны
[1]
, позабыть о которой была не в силах ни одна сторона. Само соседство этих флагов друг с другом подтверждало все еще сохраняющуюся взаимную враждебность. Две белые общины отмечали свои исторические победы порознь и в разных частях города. На торжественной службе в англиканском соборе епископ Пьембурга напомнил своей необычно многочисленной сегодня пастве, что в прошлом англичане отстояли свободу от посягательств столь многих и разных ее врагов, как Наполеон, президент Крюгер
[2]
, германский кайзер и Адольф Гитлер. В голландской реформистской церкви преподобный Шлахбалс призывал своих прихожан никогда не забывать о том, что именно англичане изобрели концентрационные лагеря, в которых во время бурской войны погибли двадцать пять тысяч женщин и детей-буров. Иными словами, празднование Дня героев предоставляло каждому желающему возможность позабыть о настоящем и разжечь в, себе ненависть, унаследованную от прошлого. Лишь зулусам запрещалось принимать участие в торжествах, — отчасти потому, что считалось, будто у них нет собственных героев, достойных таких почестей. Но главным образом по причине того что их участие в празднике, по всеобщему убеждению, привело бы лишь к усилению напряженности в отношениях между расами в городе.
По мнению комманданта Ван Хеердена, начальника пьембургской полиции, ежегодные торжества по случаю Дня героев были событием, достойным всяческого сожаления. Начальник полиции остался в Пьембурге одним из тех немногих африканеров
[3]
, среди предков или отдаленных родственников которых были герои бурской войны. Английский солдат застрелил деда Ван Хеердена уже после окончания сражения под Паардебергом за то, что тот не подчинился приказу о прекращении огня. Учитывая это историческое обстоятельство, от Ван Хеердена каждый праздник ожидали речи на тему о героизме, которую он обычно произносил на митинге националистов, проходившем на стадионе «Воортреккер». На этот раз, однако, уже в качестве одного из высших должностных лиц города начальник полиции должен был присутствовать на торжественной церемонии в Парке первопоселенцев, где достойные сыны Альбиона называли очередную деревянную скамью именем одного из тех, кто пал во время зулусской войны
В прошлом Ван Хеердену удавалось избегать подобных выступлений: обычно он ссылался на невозможность быть одновременно в двух местах. На сей раз город только что приобрел для своей полиции вертолет, и по этой причине отговорки комманданта не были приняты во внимание. Пока вертолет кружил над городом, коммандант, ненавидевший высоту едва ли не сильнее, чем публичные выступления, лихорадочно рылся в своих записях, пытаясь сообразить, о чем же он будет говорить, когда прилетит на место. Эти записи, однако, были набросаны им много лет тому назад, еще во времена кризиса в Конго
И, наконец, в завершение этого хлопотного дня предстоял еще парад стражей порядка. Он должен был проходить на территории казарм конной полиции, и во время его проведения мэр города согласился вручить награду одному из констеблей, отмеченному за выдающуюся храбрость и преданность долгу.
— История с монахинями, о которой вы говорили, по-моему, довольно любопытная, — сказал мэр, когда вертолет оторвался от площадки в Парке первопоселенцев. — Я о них почти позабыл. Это же произошло где-то лет двенадцать назад, наверное?
Глава вторая
Два дня спустя, когда лейтенант Веркрамп сидел у себя в кабинете и мечтал о докторе фон Блименстейн, из Бюро государственной безопасности поступила директива. На ней стоял гриф «Лично адресату», и потому, в соответствии с установившейся практикой, прежде чем директива легла на стол лейтенанта, ее прочли всего несколько констеблей. Веркрамп с жадностью набросился на документ и прочел его от первой до последней строчки. Он касался нарушений «законов о нравственности» сотрудниками южноафриканской полиции и был обычной памятной запиской, какие регулярно рассылаются во все полицейские участки Южной Африки.
«Настоящий документ обязывает вас провести расследования в тех случаях, когда подозревается наличие связей между офицерами полиции и женщинами банту». Веркрамп проверил слово «связей» по словарю и убедился, что оно означает именно то, на что он надеялся. Чем глубже он вчитывался в документ, тем яснее осознавал, какие возможности открывает перед ним эта директива. «Учитывая, что враги Южной Африки придают высокую пропагандистскую значимость всем случаям сообщений в печати о судебных процессах, по которым привлекаются офицеры южноафриканской полиции и женщины банту, национальные интересы требуют найти эффективные средства и методы противодействия наблюдаемой среди белых полицейских тенденции вступать в общение и иные связи с черными женщинами. В интересах поддержания расовой гармонии следует также предотвращать случаи межрасовых половых отношений. Судебное преследование лиц, в отношении которых существуют доказательства их противоправной сексуальной активности, — если хотя бы одно из таких лиц является сотрудником южноафриканской полиции, — могут возбуждаться только после предварительного уведомления о том Бюро государственной безопасности».
Закончив чтение документа, лейтенант Веркрамп так и не понял, должен ли он возбуждать дела против полицейских, нарушающих «законы о нравственности», или нет. Он понял, однако, что ему поручено проводить расследования в «случаях, когда подозревается наличие связей», и что «национальные интересы требуют найти эффективные средства и методы». Особенно вдохновляюще подействовала на него перспектива совершить что-либо такое, что отвечало бы требованиям национальных интересов. Лейтенант Веркрамп снял трубку телефона и набрал номер психиатрической клиники Форт-Рэйпир. Ему необходимо было кое-что выяснить у доктора фон Блименстейн.
В то же утро, только чуть позже, на бывшем английском военном плацу, служившем сейчас местом для прогулок пациентов психбольницы, встретились двое.
— Это идеальное место для нашего разговора, — сказал Веркрамп врачихе, прогуливаясь с ней среди пациентов клиники. — Тут нас никто не подслушает. — Это замечание породило в груди психиатрини надежду, что ей собираются сделать предложение. Следующая фраза лейтенанта показалась ей даже еще более многообещающей: «Я хотел спросить вас кое о чем, что касается… э-э-э… секса».
