Герои этой книги — пленные, русские и шведы, оказавшиеся во время Северной войны 1700-1721 годов в руках противника. Их судьбы — это истории мужества и предательства, переговоров и обменов, тайной борьбы разведок и борьбы отдельных людей за выживание, это истории тихого героизма не только военных, но и купцов, путешественников, даже женщин и детей, которых война застала на чужой земле и сделала своими заложниками. Немыслима стойкость шведов, высланных в Сибирь и сумевших не только сохранить человеческий облик, но и внести вклад в изучение неосвоенных российских земель. Поражает тоска русских по родине, их постоянные попытки бежать и — как венец этого стремления — побег безоружных пленников, захвативших шведский корабль и сумевших, не зная морского дела, дойти через всю Балтику до родных берегов…
Галина Шебалдина — кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России Средневековья и раннего Нового времени Российского государственного гуманитарного университета.
Введение
К началу 1700 года одним из самых напряженных регионов Европы стало побережье Балтийского моря. В результате территориальных войн XVI и особенно XVII веков оно практически полностью оказалось под контролем Шведской империи, жители которой называли его внутренним озером. Выстроилась очередь из стран, которые жаждали изменить положение: Дания, Саксония, Польша и Россия. Пристально следили за чересчур воинственным скандинавским соседом Великобритания и Голландия. К концу XVII столетия стало очевидно, что вооруженного конфликта не избежать, и об этом много говорили в политических кругах и писали в европейских газетах.
В результате активной деятельности дипломатических агентов и посланников, личных встреч монархов и тайных переговоров к концу 1699 года сформировался Северный союз, члены которого договорились о совместной борьбе со шведским королем Карлом XII. Молодому венценосцу, вступившему на престол одной из сильнейших держав тогдашней Европы в неполные пятнадцать лет, противостояли тридцатилетние умудренные опытом противники: король Дании и Норвегии Фредерик IV, саксонский курфюрст и польский король Август II и русский царь Петр I. У каждого из них был свой интерес. Август пообещал польской шляхте завоевать порт Ригу, присоединить Лифляндию
[1]
и Эстляндию
[2]
, что дало бы контроль надо всем регионом. Дания добивалась возврата господства над областью Сконе и Северной Германией, что позволяло бы ей контролировать Зундский пролив и собирать огромные торговые пошлины. Россия, отрезанная от незамерзающих морей, как в воздухе нуждалась в территориях, потерянных в ходе Смуты и войн XVII века. Карлу необходимо было все удержать, чтобы соответствовать славе отца и своего любимого героя Александра Македонского
[3]
.
Сегодня в Швеции, Дании и Польше война 1700—1721 годов называется Великой Северной войной. По своим последствиям для истории шведского и российского народов она в полной мере этому соответствует. И если для Шведского королевства поражение в ней привело к началу крушения эпохи великодержавия и потере имперского статуса, то Россия, одержав в ней победу, не только стала именовать себя империей, но и стала частью европейской политической, экономической и культурной жизни.
I.
Накануне
На границе
Войну со Швецией начал саксонский курфюрст и польский король, ловкий политик, бонвиван и сибарит Август II Сильный. В соответствии с принятым членами Северного союза планом, саксонские войска под командованием генерал-фельдмаршала графа Якоба Генриха Флемминга в начале января 1700 года должны были перейти границу и осадить Ригу. Но по причине отъезда фельдмаршала на собственную свадьбу наступление задержалось и началось только 11 февраля, о чем русскому царю сообщили срочным донесением в Воронеж, где он наблюдал за строительством новых кораблей. Выразив недовольство тем, что союзники слишком легкомысленно подходят к своим обязательствам, Петр решил взять ситуацию в зоне боевых действий под свой контроль. 24 февраля 1700 года он отправил приказ окольничему и ближнему боярину Ивану Ивановичу Головину в Псков, чтобы тот организовал разведывание того, «что делается у саксонцев со шведами» в Риге, Ругодиве
(швед.
Нарва), Ивангороде, Колывани
[4]
, Новгороде-Ливонском. Спустя два дня такое же распоряжение было направлено в Великий Новгород ближнему боярину князю Ивану Юрьевичу Трубецкому.
Безусловно, никакой специальной разведывательной службы в начале (как, впрочем, и в конце) XVIII века не существовало. Первыми разведчиками Северной войны стали купцы, работные люди и крестьяне, которые волей случая оказались очевидцами событий, например приехали в Ригу торговать или же просто услышали некую информацию от таких же, как они сами, обычных людей — русских или иностранцев. Сведения, доставленные ими, были самого разного происхождения и достоверности: от слухов до «курантельных» (газетных) известий. Ни Головин, ни Трубецкой не проверяли полученные данные: писари в соответствующих канцеляриях все тщательно и аккуратно записывали и высылали в Посольский приказ. Анализ содержания поступающих разведывательных сведений был прерогативой центральных властей. Стоит сразу заметить, что деятельность этих «проведывателей» была настолько активной, что русские власти располагали довольно полной картиной того, что происходило в Прибалтийском регионе, в шведском и саксонском военных лагерях.
Между тем события вокруг Риги развивались следующим образом. Саксонские войска несколько недель простояли на курляндско-лифляндской границе в ожидании возвращения командующего. Благодаря этому рижский гарнизон и жители под руководством «обидчика» Петра I, пожилого генерала и талантливого фортификатора Эрика Йонсона Дальберга, смогли подготовиться к возможному нападению. По словам псковича Петрушки Ременникова и «печеренина» Андрюшки Абрамова, местные жители насыпали дополнительный земельный вал и раскололи лед на Двине, чтобы затруднить неприятелю подступ к городским стенам. Ранее Дальберг выстроил в городе многоэшелонные укрепления. Именно их в 1697 году очень хотел посмотреть и зарисовать энергичный Петр Михайлов (он же русский царь), а получив запрет, разгневался и затаил обиду, которая в конечном итоге стала одним из формальных поводов для объявления Россией войны Швеции. В ночь на 11 февраля сигнальные пушки предупредили гарнизон и жителей о начале саксонского штурма. Так началась Северная война.
Умелая организация обороны города принесла свои плоды. Взять Ригу внезапной атакой не удалось, и генерал Флемминг вскоре уехал к королю Августу в Польшу, который был занят тем, что безуспешно уговаривал членов сейма дать ему войска. Саксонские отряды отступили, заняли возведенное в XVII веке инженером Коброном укрепление на левом берегу Даугавы — Кобершанц и начали обстреливать городские стены из ружей и легкой артиллерии: поначалу активно (в самом начале одна из гранат попала в генеральский дом и разбила окно), а потом за отсутствием боеприпасов все менее и менее. Уже в конце марта осведомители князя Трубецкого сообщили, что саксонцы «сидят в шанцах и промыслу никакого не чинят». В то же время вокруг города ситуация с каждым днем становилась все более напряженной. Шведские власти даже издали «опасные листы», в которых жителям Рижского уезда запрещалось приезжать к Риге, так как она осаждена войском «польского курфюрста бранденбургского и саксонского». Окрестные крестьяне, которые не смогли укрыться за городскими стенами, бросали свои дома и бежали в Колывань, Юрьев-Ливонский и в Псковский уезд «под печорский монастырь», а по дороге некоторые из них «от зимнего времени и от голоду» погибли. Поступали сообщения о том, что в окрестностях Риги происходят мелкие, но регулярные столкновения между шведами, едущими на помощь городскому гарнизону, и саксонцами, которые совершали малоудачные и опасные рейды по окрестностям для сбора продовольствия и фуража.
С конца марта 1700 года в Москву стали приходить более содержательные сведения, что было связано с тем, что и Головин, и Трубецкой привлекли к разведке тех, кто был более подготовлен к этой работе и имел отношение к военной службе: офицеров, дворян, казаков и т.д. Из их донесений следовало, что для жителей региона начавшаяся война не была чем-то неожиданным. Мало того, они довольно хорошо представляли состав антишведской коалиции и причины участия в ней каждой из стран. Знали они и о том, почему 17 марта датский король Фредерик IV начал военные действия против своего родственника и тезки герцога Гольштейна Фредерика IV, вступив с 16-тысячным войском в его владения и осадив Теннинген. В частности, житель Ругодива Савостьян Рылтер сказал одному из русских разведчиков, что «у дацкого короля ссора с голстинским князем ранее он у него разрыл шанец а ныне князь хочет строить а король тех шанцев строить не дает. И голстинскому князю свейский король дает для помочи своих воинских людей на датского короля для того что за ним голстинским князем ево свейского короля сестра родная».
Тем временем в Москве и в Стокгольме
В столице русского государства было немало людей, которые очень внимательно следили за тем, что происходило в Прибалтийском регионе, с настороженностью наблюдая за решениями царя Петра и с тревогой размышляя над тем, станет ли Россия участником конфликта или же предпочтет остаться в роли стороннего наблюдателя. Это были иноземцы и, конечно же, представитель Швеции в России — торговый фактор и резидент Томас Книпер.
Томас Книпер родился в 1650 году в пасторской семье на острове Эзель. Но очевидно, что продолжение богослужебной семейной традиции его мало интересовало, и при поддержке родственников и друзей он стал заниматься торговлей. Довольно рано обозначился его особый интерес к России: как и многие жители пограничных балтийских городов, Книпер включился в активную торговлю в Новгороде, Пскове, Москве. Его успешная деятельность в этом направлении, деловая хватка и связи привели к тому, что в 1689 году шведское правительство поручило ему выехать в Москву и взять на себя руководство строительством нового шведского гостиного двора взамен сгоревшего в 1684 году
[8]
. Успешно справившись с этим заданием, Книпер в качестве благодарности получил новое задание: остаться в России в должности торгового фактора, основной задачей которого является защита интересов и оказание всяческой помощи подданным короны. К этому времени он уже имел большую семью (жену и шестерых детей), авторитет, экономические и личные связи в Немецкой слободе и среди представителей русской знати.
Деятельность Книпера как фактора в отсутствие официального дипломатического представительства была очень разнообразной, но самым важным направлением был сбор разведывательной информации обо всем, что происходило в России, тем более что жизнь в Московском государстве в последние два десятилетия XVII века была чрезвычайно насыщена событиями. С особым вниманием в шведских канцеляриях изучали сообщения о деятельности молодого и энергичного царя Петра, справедливо полагая, что в недалеком будущем, несмотря на подтверждавшиеся из раза в раз мирные договоры, Россия захочет вернуть потерянные территории и выход в Балтийское море. Что касается самого Книпера, то, судя по всему, русский царь вызывал у него явную симпатию, и, вероятно, на определенном этапе эта симпатия была взаимной. Петр Алексеевич довольно регулярно посещал его дом, с интересом расспрашивал о шведских порядках, об устройстве армии и флота и т.д. Хорошие отношения между ними распространились и на старших сыновей шведского фактора: Питер и Томас были включены в состав Великого посольства, которое в 1697—1698 годах совершило путешествие за границу.
К 1699 году Книпер стал одним из самых авторитетных членов иностранного дипломатического корпуса в русской столице. Его успешная деятельность была по достоинству оценена в Стокгольме — он получил дворянский титул и фамилию Книперкрона, а статус повысился до уровня полномочного комиссара и резидента. Функции его остались практически те же, но ответственность возросла, тем более что русско-шведские отношения стали к этому времени довольно напряженными. Русские власти до последнего момента пытались держать в тайне все переговоры с послами Саксонии и Дании, сам факт и содержание подписанных соглашений о совместной борьбе с Карлом XII. Появившиеся слухи, неясные отголоски и упоминания в европейской прессе и, наконец, начавшаяся осада Риги могли бы помочь шведскому резиденту сложить все детали в единое целое и по меньшей мере задуматься о позиции России. Поразительно, и это было отмечено многими, что Книперкрона проявил странное равнодушие и предпочел остаться в заблуждении, слепо доверяя уверениям царя и руководителя Посольского приказа, своего знакомого ближнего боярина Федора Алексеевича Головина в том, что Россия не готовит никакого злоумышления против «своего брата и друга» Карла. В оправдание шведского резидента можно отметить, что и другие шведы, бывшие в это время в России, в том числе члены полномочного посольства под руководством барона Ю. Бергенгиельма, вернувшиеся в Стокгольм в феврале 1700 года, не отметили в своем отчете никаких подозрительных приготовлений.
Тем временем в Москве полным ходом шли приготовления к войне со Швецией; уже было определено место первого удара — Нарва, которую Россия потеряла в ходе Ливонской войны Ивана IV. Выбор этого города объясняется его стратегическим положением: овладев им, можно успешно продвигаться вдоль Финского залива и взять под контроль всю Ингрию. То, что Август II «застрял» в Риге, и то, что войска Карла XII направлялись именно туда, тем самым ослабляя другие районы, лишь укрепило Петра в правильности выбора места для начала вторжения. В начале марта 1700 года начались сбор и переброска воинских сил. Петр отправил в Нарву инженера и сержанта Преображенского полка Василия Корчмина для того, чтобы тот под видом закупки пушек