Глава первая
Утром, без десяти минут одиннадцать, небо взорвалось карнавалом белого конфетти, окутавшим город плотным покрывалом. Мягкий снег превратил подмерзшие улицы Манхеттена в серую слякоть, а ледяной ветер подгонял прохожих, вышедших за рождественскими покупками.
Высокий худой человек в желтом дождевике двигался по Лексингтон-авеню вместе со спешащей рождественской толпой, подчиняясь собственном ритму. Он шел быстро, но не той лихорадочной походкой, какой двигались другие пешеходы, стремящиеся укрыться от холода по домам. Голова его была приподнята, и, казалось, он не замечал, когда кто-то из прохожих натыкался на него. Он был свободен. Проведя целую жизнь в стенах чистилища, он шел теперь домой сказать Мэри, что с этим покончено. Прошлое само похоронит своих мертвецов, а будущее сияло и манило к себе. Он думал о том, как зардеется ее лицо, когда он сообщит ей эту новость. На углу 59-й улицы, когда зажегся красный сигнал светофора, он остановился вместе с толпой. В нескольких шагах от него стоял Санта-Клаус в форме Армии спасения, с большим котелком в руках. Человек полез в карман за монетками — в дар богам удачи. В этот момент кто-то хлопнул его по спине. От резкого жгучего удара содрогнулось все тело. Какой-то расчувствовавшийся рождественский пьяница, которого переполняет дружелюбие. Или Брюс Бойд, никогда не сознававший своей силы и имеющий детскую привычку причинять ему физическую боль. Но он не видел Брюса уже больше года. Человек хотел посмотреть, кто его ударил, но, к его удивлению, колени под ним подогнулись. Как бы глядя на себя со стороны в замедленном показе, он увидел, как тело его упало на тротуар. Тупая боль в спине распространялась, дышать стало тяжелей. Мимо его лица шли туфли, сапоги, ботинки — каждая пара, казалось, живет собственной жизнью. Щека занемела от холода тротуара. Он знал, что не должен лежать здесь. Открыл рот — попросить кого-нибудь помочь, — и горячая красная речка вырвалась и потекла в тающий снег. Он завороженно смотрел, как она двинулась по тротуару и скользнула вниз, в канаву. Боль усилилась, но он не противился ей, потому что вспомнил свои хорошие новости. Он был свободен. Собирался сказать об этом Мэри. Он закрыл глаза, чтобы не уставали от слепящей белизны неба. Снег превращался в слякоть, но он уже ничего не чувствовал.