Стар стал Аркадий Данилович Супрунов. Ныне в сентябре ему восемьдесят исполняется, но скор еще на ноги, бегуч по деревне; вечерком к своему дому ползет. Часто не доходит; привалится где-нибудь на солнышке и спит пьяненький. Люди в деревне знают, что я Супруну не родственник; каждую осень приезжаю на пару недель порыбачить на Кану.

Квартирую в его доме. Старуху свою Супрунов похоронил давно. Живет одиноко в пустом от мебели и гулком от высоких потолков доме. Тем не менее, кто-то из соседей да зайдет, сообщит, где на этот раз казак притомился. Приходится идти за ним, валить его себе на плечо, и нести домой, который раз удивляясь легкости его воробьиного веса: росту в нем метр с кепкой.

— Ты же обещал! — ругаю его, когда он выспится.

— Иде? — он делает вид, что не понимает.

— Ох, и напишу я о тебе, — я веселюсь его лукавством и жизнестойкостью.