Лошадь бежит быстро-быстро.

— Наверно, уже ушел, — говорит мама. — Если опоздаем… Просто не знаю, что я буду делать…

— Успеем, — успокаивает Лаврентий Осипович.

Телега подпрыгивает на ухабах, проваливается колесами в выбоины, я подлетаю вверх, плюхаюсь на узел, опять подлетаю. Мне становится очень смешно. Еще, еще!..

— Быстрее! — кричу я лошади.

Полный двор девочек. Мы с мамой ищем мой класс — второй «з». Второй «а», второй «б», второй «е», второй «и», где же второй «з»?

— Все — стоят — парами! — призывает с крыльца Матрена Георгиевна. — И держатся за руки!

Я боюсь, она заметит, что я не стою парами и не держусь за руки. Где же мой класс? Вот — вот он наконец — 2 «з»!

Мама оставляет меня и уходит. Девочки разговаривают, смеются, вертятся. Они все знают друг друга, а я не училась в первом классе и никого не знаю. Только бы не потеряться…

— Ты из какого класса? — спрашивает девочка в розовом байковом платье.

Мы едем снимать дачу. В Переделкино есть писательский дом творчества, если снять там поблизости дачу, то питание можно получать в доме творчества по курсовкам.

— Не знаю, — вздыхает мама, — честно говоря, меня все это как-то пугает…

— Что тебя, Нинусенька, пугает? — спрашивает папа.

— Все. Деревня, грязь эта непролазная, керосинки… Тут уже, слава богу, от них избавилась, а там опять начинай сначала…

— Вовсе не обязательно, — папа почесывает щеку ногтями, — снимать в деревне, можно найти что-нибудь в дачном поселке. Что касается грязи, то летом ее не бывает. А керосинок вообще не потребуется, в доме творчества дают все готовое.

Мы заходим в подъезд. Тетя Дуся сидит за своим столиком и что-то вышивает. Лифт ухает, когда мама вызывает его, дергается и ползет вниз. Петля черных кабелей опускается, раскручивается…

— Все, пролетело лето… — вздыхает мама. — Будто и не бывало…

— Чего ж ему не пролететь? — откликается тетя Дуся. — Лето — не зима, на печи не залежится. Говорят, нынешний год полегчает с хлебом, урожай, говорят, нынче хороший сняли.

— Что ж, дай-то бог…

Мы едем, едем вверх. Я совсем забыла, как это — ездить на лифте.

К нам приехали тетя Тамара с Ритой.

— Тамарочка, дорогая! Мне тебя провидение послало! — радуется мама. — Честное слово. Я была в полнейшем отчаянье, просто не знала, что делать. Павел едет в Бежицу, в творческую командировку, на два месяца. На какой-то дурацкий паровозостроительный завод. Мало было Магнитки! Я сказала, что поеду с ним, но он тотчас категорически отверг под тем предлогом, что Светлана, дескать, не может остаться одна. Ерунда, конечно, вполне взрослая девица, но разве его переубедишь? Упрям, как черт. Вообще, вся эта командировка затеяна единственной целью вырваться из дома и скрыться с моих глаз. Но теперь я с чистой совестью могу заявить, что Светлана остается с тобой.

— Нет, Ниночка, как же? — пугается тетя Тамара. — Я ведь в Москве недолго пробуду, я собираюсь главным образом в Ленинграде пожить…

— Почему именно в Ленинграде? Чем тебе Ленинград милее? Чем тебе плохо в Москве?

— В Москве я уже долго жила, а там не была ни разу. Хочу посмотреть, поездить… Белые ночи хочу видеть, мосты…

— Павел Александрович! — пристает тетя Аня. — Вот вы умный человек — скажите, будем воевать с Америкой?

— Что ты, Анечка, родная, бог с тобой! — пугается мама. — Типун тебе на язык!

— Нет, но все говорят, что будем!

— Ха! Американцы — хамы! — замечает бабушка.

— Замолчи ты, ради бога, — бросает мама в ее сторону. — Не мели чепухи.