Павел Шестаков хорошо известен читателям как автор остросюжетных произведений. Его новая книга совсем иного свойства. Она посвящена одному из драматичнейших событий в истории Руси начала XVII века и главной фигуре этих событий — беглому монаху Чудова монастыря Григорию Отрепьеву, который, объявив себя сыном Ивана Грозного Дмитрием, предъявил права на русский трон. Эта книга не историческая повесть и не научное исследование. Историк по образованию, П. Шестаков полностью владеет фактическим материалом; писатель по призванию — он смело подключает фантазию, подает факты в необычном ракурсе, размышляет над ними раскованно и нешаблонно и приглашает читателя поразмышлять вместе с ним.
Вот уже четыре века подряд рубежные годы очередного столетия становятся судьбоносными для России. Три революции в нынешнем, нашествие двунадесяти языков в прошлом, петровские борения в восемнадцатом и, наконец, веком раньше — Смута определяли жизнь страны на многие десятки лет.
Подобного значения события неисчерпаемы как для историка, так и для литератора, ибо воплощают усилия миллионов. Однако, если ученого больше притягивает
сумма
усилий, результат и общие закономерности происходящего, то писателя чаще привлекают
слагаемые,
деятельность и судьбы определенных людей. Часто они парадоксальны, так как история, видимо, не склонна покровительствовать лучшим, тем, кто выходит на ее сцену, побуждаемый благом. Охотнее она опекает носителей зла. Что же это, рок? Скорее, объективная неизбежность. Ведь если негодяи не испытывают нравственных помех, их противникам приходится постоянно соотносить цель с допустимыми для ее достижения средствами. В результате характер входит в фатальное противоречие с обстоятельствами. Впрочем, говорят, что характер и есть судьба.
Самораскрытие личности в фокусе общественного катаклизма всегда захватывает, но ученый, увлеченный частным, рискует уклониться от главной цели — исследования процесса, не заметить за деревьями леса. Напротив, для литератора лес — деревья прежде всего, а потом уже «зеленый массив». Можно сказать, что дело историка обозреть лес с вертолета, писатель же стремится пройти его пешком, извилистыми тропами человеческих судеб.
