Олег Шевелёв

Не сбавляя ходу

"Вот скажи, зачем тебе знать? Зачем им знать? Я решил и все тут. Я загорелся, если хочешь.. Да, есть такие вещи, которые я не в могу в себе перебороть, я просто хочу полностью отдаться им, открыть широко дверь и... Крикнуть со всех сил, потому что я их и боюсь одновременно. икак не могу решиться сделать первый шаг, а потом бросаюсь и понимаю, что оступился. Вот и сейчас я перед большим выбором - да или нет. Солгать или проиграть. о я не могу врать! Родителям, чьи чувства ко мне неимоверно глубоки... Аааааа... ну что стоит просто начать разговор, но как мне стыдно рушить эту границу. Последнее препятствие для свободы и первый шаг к непониманию. Мы всегда рушим границы... А за ними окунаемся в пустоту - простите нас, но это необходимо..." - мысли обрывались со взмахом ресниц Алексея. У него были очень длинные ресницы и большие светлые глаза, благодаря которым он всем казался очень добрым и необыкновенно задумчивым. Девушки восхищались и сходили с ума от глубины его глаз, а парни не воспринимали его в серьез сколь мрачно бы он не выглядел. о теперь взгляд его был неестествено отрешенным. Ему надо было решить проблему, но как на зло жутко хотелось спать. Прошедший день был просто кладезью ощущений и переживаний, которые зажгли давно желавший воспламениться мир. Мир, который был страшен и сладок одновременно, мир, в котором нет места родительской заботе и детской беспечности. Он хотел туда! Он рвался всей душой в хаос взрослых отношений и безграничной свободы. А что первый шаг? Алекс - готов. Девушка, которая могла заставить трепетать даже самого опытного "сердцееда", звала его с собой поехать автостопом за тысячу километров в соседний город. И что он мог предложить ей в замен? Отказ из-за недостаточной откровенности отношений со своими родителями... Или, что невозможно для него - ложь. ет, он пообещал ей. Дал твердую уверенность быть с ней на будущей неделе. Любой ценой он сдержит обещание. о как больно сдвинуться с места... И как приятно думать о столь сладкой награде - свобода. Стена, которую нужно была сломать, была последней. Мы с детства натыкаемся на преграды выставленные родителями. Вначале избавляемся от всеведущего ока и выходим играть в песочницу, что стоит во дворе, одни. Потом ходим в школу, читаем книги, которые нравятся нам, заводим друзей из подозрительных компаний, пробуем спиртное. А родители смотрят, и все сильнее и сильнее понимают что мы бежим по своей дороге спиной к ним, от них. Для девушек первым серьезным испытанием становиться получение разрешения уйти на ночь, для парней может более экзотическое прощение их первого появление в пьяном виде. И шагают все по разному. Кто напролом, кто обходит стороной и пытается мирно разрешить проблемы воспитания, а зачастую преувеличенной заботы. Так делал и Алексей. Он никогда не врал и предпочитал горькую правду сладкой лжи. Он был всегда уверен, что его поймут и не встанут на его пути. Ведь в кажущейся доброте скрывалась твердая решимость и иногда даже излишняя самоуверенность в своем выборе. Он был фанат собственных идей, которые рождались спонтанно и воплощали самые невероятные желания. Именно поэтому и влюбилась в него аташа, чьи мерки свободы были давно расширены за счет слабой бдительности родителей и гибкости ее характера, заключавшейся в "разбавленной истине". Да, она тоже никогда старалась не лгать, но ни разу не раскрывала полной правды. Вот и сейчас аморфное "мы едем с Лешей на машине в Иркутск" доставило полное удовлетворение давно уснувшей бдительности матери. И нигде нет прямой лжи, как и полной правды... Скупо и горько... А мать аташи верит Алексею. Она не может ему не верить - он нравится всем. Сколько правды в его глубоких глазах с большими ресницами... Все верят и он никогда не обманывает... Леша привстал на постели. Зеленое табло старых часов с лампой показывало пятый час ночи. Улицу освещали вспышки молний и беспощадно заливал дождь. Ливень продолжался уже с вечера, с тех пор как Алексей положил трубку после разговора с самым желанным для него человеком. аверное там снаружи было безумно сыро и противно. Одно лишь утешало - лето давно началось и было тепло. А ветер и вода не пугали его, а даже наоборот радовали. Сколько романтики! Он наверное не сможет сдержать свою страсть ни на секунду. Он подарит ей всю свою любовь, вот только бы выбраться из дома... Будить? Сейчас?!? А ехать-то уже в шесть утра! Иначе выезд будет слишком затруднен. Ведь сейчас наиболее стойкий поток машин. И лишь одна единственная мысль О ЕЙ заставила его поднятся и включить свет. Чертыхаясь и виня себя в очередном тормозе, Леха натягивал в полусонном состоянии джинсы. Он придумывал с чего начать. о в голове укладывались лишь образы, которые он вряд ли бы рассказал не краснея. Проблема решилась сама собой. - Куда это ты собрался? - удивленно спросил отец недовольно щурясь. Леха так и вздрогнул. Как он не любил дурацкую привычку отца ходить ночью, то попить, то в туалет. - Блин, ну ты меня и напугал. Пап, я автостопом до Иркутска еду. - Че? - отцу явно расхотелось просыпаться. - До Иркустка автостопом. Я не над долго - через недельку буду, последние слова были сказаны с такой нерешительностью, что просто потонули в нахлынувших страхах Алексея. - Совсем рехнулся? - неожиданно отец настроился решительно и, казалось, отчасти уже был готов к подобной выходке своего чада, Вначале в тайгу ходят в походы, потом с парашута прыгают, а теперь совсем убиться решил. Ты остаешься дома. - у, Пап. еужели ты не понимаешь. Ведь ты тоже был в моем возрасте... - ебось твоя подруга надоумила? - Я сам! о и ее я не могу подводить. - Пусть едет одна. Ты остаешься дома. - Я не пойму в чем проблема? Ты прекрасно понимаешь, что я могу постоять за себя, на трассе мы не потеряемся - я на всякий случай деньги возьму. Еды берем с собой. ас двое, поэтому напасть в машине на нас не рискнут и брать собственно нечего... - Алексей разогнался не на шутку, говорил он быстро и с каждым словом в нем росло ликование. Сколько доводов! Тут просто нельзя спорить, ведь он прав на все сто! о всевозрастающий гнев на лице отца говорил прямо противоположное. Алексей почувствовал себя ноющим непослушным дитя, все перепетии настроения которого были за глухой стеной для взрослых. - Ты не поедешь. Я даже слушать не буду... Алексей понял - отец боялся. Как бы не был застрахован сын, риск все равно был. И не малый. о сила! Она есть в Алексее, он чувствовал ее в себе и даже смерти не боялся. Чувство оно превыше всего. - Пап, ну пойми же ты! Все безопасно! Я беру с собой балончик... - Я пошел спать, уйду рано, а завтрак в холодильнике. Уже не помню что, но там сам надешь. Тебе, кстати, уже в универ-то не надо? - е, ну я не понимаю в чем проблема? Скажи почему нельзя? - Е ХОЧУ РАЗГОВАРИВАТЬ ОБ ЭТОМ. Понимаешь ли ты сколько случаев было? - отец буквально взорвался. - айдут твой труп в ближайшем лесу и все желание пропадет! - А на улице тоже кирпич на голову может упасть! И хулиганы побить, да это не страшней чем поздно ночью гулять! Отец и сын были бескрайне вспыльчивы. Они находили повод для соры во всем, но с такой же легкостью и мирились. Со все возрастающей зрелостью сына и вескими убеждениями в споре отец боролся своими методами. Он игнорировал. Даже не пытался понять, ведь знал, что чуть стоит уступить, так придется принимать удар в незащищенные места. Сын не может быть умнее отца, не так ли? Это был его принцип. - Пап, ты говори что хочешь, но я ухожу. Отец был чернее ночи. Молча вышел из комнаты хлопнув дверью. Алекс был зол. У него слов просто не хватало, чтобы ругаться. "Как я ненавижу его, он никогда меня не понимает. Даже не пытается понять, только кричит и никогда не слушает. Мне плевать" - и он опять вспомнил аташу. Ее длинные темные волосы, игривую улыбку, и начал скорее одеваться. а часах было уже пятнадцать минут шестого. С завтраком он обламывался. С официальным разрешением тоже. о последнее испытание... Кто вам сказал, что оно не несет потерь? Свобода она дорогая штука. Ее никогда нельзя получить уговорами когда ей дорожат, ее можно только варварски отобрать. О, Боже, как хочется получить билет во взрослую жизнь. Или сила, или время может заплатить им. Отобрать живое - это только я способен. Алекс криво усмехнулся. а улице лил дождь. "Вода и воздух - мои стихии," подумал он, застегивая рюкзак. Теперь была очередь появиться маме. - Алексей! Даже не думай. Ты сам понимаешь что делаешь? - ДА, - грозно ответил он и с желанием закончить разговор оттолкнул мать от двери и прошел в корридор. Он буквально бежал к своим кроссовкам. Еды, конечно, он тоже не получит. Хорошо хоть с типендию выдали, теперь деньги есть и можно будет что-нибудь купить сходу. - Леша! - Мам, только ты не начинай, а? - уверенным движением он открывал замок. Мать отвернулась и ушла в его комнату. Все. Папа уже давно лег в кровать - им теперь все равно. Он сломил. Своим безразличием мы вновь и вновь образуем пустоты. Решать самим что нам важней. о свобода.. А любовь? Да еще какая... Та, что не предаст, та, что заставила влиться в мир, та, что помогла нам удержаться на плаву. Стало горько. А на улице лил дождь. "Забыл зонт. И плавки купальные... Пофиг, главное выбрался". Без пяти минут он на месте. И вот самое страшное - ожидание. Я люблю опаздывать, потому что не надо ждать. А ведь это самое страшное ждать. Различать одиноко пляшущие фигурки в неистовом ливне, и строить догадки почему ее до сих пор нет. И уже семь, а ее все нет. И восемь. Алексей замерз окончательно. Все промокло. И отчаяние как кошка подкрадывается - аккуратно и быстро. "Блин! у е-мое!" все, теперь уже была обида. "Как она могла!". Жутко захотелось плакать. Озябшими руками он вытащил телефонную карточку и уже через минуту услышал ЕЕ сонный голос: - Да, слушаю. - аташ, это я. Почему ты дома? - Ой, Леш, извини пожалуйста, - ей действительно было жутко стыдно, у меня собаке плохо очень. Ее кровью рвало. Я просто не могла ее оставить. А ты меня долго ждешь уже? ... Ого, уже восемь. Прости, плииз, но я и завтра не смогу поехать, вдруг ей опять плохо будет. - Понимаю... ладно, ниче страшного, - И он действительно ее понимал. И не винил ни в чем.. - Пока. - Пока, завтра я тебе позвоню. Можно будет сходить не на долго куда-нибудь, я тут стипендию получила, кстати! - Хорошо, буду ждать звонка. Короткие сигналы - конец разговора. Конец "рабству" - начало свободе. Он стоял и грустно смотрел на асфальт. Как капли падали и разбивались о серую шершавую поверхность. И ему нравилось видеть столько воды и чувствовать как она стекает по его лицу, по его большим ресницам. И ветер, что заставляет слезиться глаза. Да, всенепременно это ветер... - В сторону Иркутска стопом не подкинете? - Я до адеждовки еду, это всего тридцать километров отсюда, но садись, там вылезешь, к кому-нибудь еще пересядешь...