– Ой, Никита, невозможно с тобой дела вести, – недовольно пропыхтел Чубенко, откидываясь в кресле.

– Отчего же? – улыбнулся Рыбников. – По-моему, как раз со мной дела вести легко и приятно. Так что, договорились?

– Продыху не даешь, – заскулил Чубенко.

– Бизнес есть бизнес, извини, Володя. Но ведь и ты не внакладе. Ну, так что, договорились?

– Да продлим мы тебе аренду на старых условиях. – Чубенко состроил такое лицо, будто у него только что вырвали зуб без наркоза. – Решение получишь во вторник.

Антон в очередной раз выполнил укеми

[1]

и отметил про себя, что падать он в последнее время научился прилично. Осталась «самая малость» – научиться выполнять броски и делать контроли.

– Ну, – Таня встала перед ним, – попробуй сам.

Антон поднялся. Таня, хрупкая, очень красивая девушка, совсем не выглядела грозным противником. Милое личико, обрамленное коротко подстриженными темными волосами, и стройная фигурка создавали впечатление беззащитности. Никто и никогда, глядя на эту привлекательную девушку, не мог бы подумать, что Таня является одним из инструкторов в клубе восточных единоборств. Но именно она добилась наибольших успехов в айкидо из всех, кто занимался у Рыбникова.

Еще десять лет назад, когда большинство ребят занимались только карате и, что греха таить, с усмешкой относились к «балету на татами», она первая пошла к Никите Викторовичу в зал айкидо и стала заниматься у него. Было ей тогда пятнадцать лет. Все сочли, что для девчонки лучшего занятия не найти. Вроде шейпинг, но с восточным флером. Смешки кончились, когда у Тани появились первые успехи. А потом, когда один за другим ребята, дошедшие до коричневых поясов в карате, пошли к Рыбникову с просьбой научить айкидо, а он, не моргнув глазом, отсылал всех на первичную подготовку к Тане, ее авторитет вырос неизмеримо.

Тайно в Таню было влюблено большинство ребят. А она, чувствуя всеобщее внимание и свое превосходство над столькими мужчинами, вела себя как королева. Антон знал, что у Тани периодически появлялись ухажеры и из клуба, и со стороны, но дольше пары месяцев не задерживались. Очевидно, у девушки были очень высокие требования к кандидатам в женихи. Знаки внимания со стороны Антона она принимала благосклонно, но на все приглашения на свидания отвечала отказом, ссылаясь на занятость. Так что тренировки в клубе, такие как сейчас, были для Антона единственной возможностью встретиться с дамой своего сердца.

Зал зимнего стадиона был ярко освещен множеством ламп. Немногочисленные зрители громко переговаривались, сосали пиво из банок и хрустели попкорном. Что делать, давно минули девяностые годы, когда фестивали боевых искусств собирали толпы. Сейчас на бои без правил может еще и пойдут, а на это…

В центре зала разместилась странная троица. Посередине стоял лысоватый коротышка Чубенко – представитель районной администрации. Как обычно, он был в дешевом сером костюме, черных туфлях, белой рубашке и при галстуке. Впрочем, те, кто успел разглядеть его поближе, могли заметить золотой «Ролекс» на запястье чиновника. По правую руку от него, переминаясь с ноги на ногу, стоял отец Никифор в рясе с большим крестом на груди. Он недовольно осматривал спортсменов и что-то бормотал себе под нос. По левую руку от чиновника возвышался Сергей Семенович Васильев – бизнесмен и спонсор фестиваля. Он тоже был одет в костюм, но уже дорогой. Вместо рубашки под его пиджаком виднелась темная футболка, поверх которой красовалась массивная золотая цепочка. Туфли из светлой кожи заметно диссонировали с темным костюмом.

Перед этой странной троицей застыли представители четырех школ единоборств. На правом фланге, гордо задрав головы, в расписных рубахах и широких штанах, но в спортивных тапках, призванных заменить лапти, стояли семеро бойцов школы русского кулачного боя Бориса Алексеева. Сам тренер и, по совместительству, главный жрец Перуна занял место во главе. В руках он держал увесистый посох. Остальные были вооружены менее тяжелыми палками, сильно смахивавшими на черенки от лопат из хозяйственного магазина. Безоружной оставалась только молодая, чуть полноватая девушка с русыми волосами, заплетенными в длинную толстую косу. Лицо девушки было миловидным, хотя и простоватым, слегка испорченным веснушками. В ярко расшитом русском платье с гармошкой в руках она замыкала строй. Скользнув по ней похотливым взглядом, Чубенко быстро отвернулся, «забраковав товар».

Слева, на приличном расстоянии от «поганых язычников», выстроилась восьмерка рукопашников под руководством Павла Щекина. Все как один гренадерского роста, широкоплечие и мускулистые, они были одеты в армейские камуфлированные штаны, темно-зеленые футболки и десантные ботинки. За плечами у них висели автоматы Калашникова, как знал Чубенко, без боекомплектов, со спиленными бойками и просверленной казенной частью, но зато с вполне реальными, хотя и затупленными штык-ножами. Чубенко вспомнил, как вздрогнул сегодня утром, когда узнал, как вооружил своих подопечных Щекин. Сам глава школы стоял впереди и левой рукой прижимал к бедру казацкую шашку, комплекс упражнений с которой он намеревался продемонстрировать на показательных выступлениях.

– Слушай, не дай бог они друг друга порвут этими штыками, – шепнул на ухо чиновнику смотревший в том же направлении Васильев.

Стоя в дверном проеме, Васильев окинул взглядом площадку перед храмом. Четыре группы молодых людей, разбившись строго по школам, сидели поодаль друг от друга и переговаривались. Было видно, что все растеряны и обескуражены. Отдельно от всех, обхватив голову руками, сидел парнишка, прочитавший заклинание, которое, очевидно, и было причиной столь странного перемещения.

С того момента, как они попали сюда, прошло уже часа два. За это время были перепробованы все доступные способы быстрого возвращения. В начале, когда после короткого спора большинство присутствующих согласились, что они попали в это неведомое место с помощью магии, отец Никифор объявил, что только молитва Господня сможет вернуть их назад. Он быстренько провел молебен на площадке перед «языческим капищем». На службе истово молились и крестились рукопашники, один ушуист, Чубенко и сам Васильев. Остальные стояли в стороне. Когда стало ясно, что молитва не помогла, Никифор предал анафеме главного жреца Перуна Алексеева и парнишку, читавшего заклинание, но и это не принесло результата. Храм никуда не исчез, и родной зимний стадион обратно не появился. Впрочем, хотя глава рукопашников Щекин напомнил, что «анафема» – это отлучение от церкви, а отлучать тех, кто к церкви не принадлежит, как бы и смысла нет, оба «проклятых язычника» выглядели очень расстроенными.

Отец Никифор прочитал еще несколько молитв, с прежним успехом. Тогда, очевидно, разочаровавшись в христианских методах, Васильев попросил всех вернуться в храм и построиться так, как они стояли при телепортации, а парнишку-ведуна повторить заклинание. Люди подчинились, кто-то нехотя, кто-то радостно и с надеждой. Даже отец Никифор, заявив протест против участия в языческом шабаше, встал на свое место. Незадачливый ведун срывающимся голосом прочитал заклинание, но ничего не произошло.

После первой неудачной попытки Васильев, на всякий случай, попросил отца Никифора не креститься и не плевать через плечо во время обряда, поскольку это может ослабить действие чар. Нехотя священник согласился, однако и второе, и третье чтение заклинания не дало никакого результата.

Тогда вперед вышел главный жрец Перуна и исполнил несколько обрядов, весьма загадочных, но не только не вернувших невольных странников домой, но и никак не поменявших окружающий пейзаж.

Антон сидел в кругу ребят из своего клуба. Беседовали, естественно, о том, куда они попали и как это случилось. Шок первых минут прошел, а после комедии с ритуалами, устроенной спонсором, чувство реальности окончательно вернулось ко всем присутствующим. Если, конечно, человек, непонятным образом в мгновение ока перенесшийся из России в неведомый храм в тропиках, может говорить о чувстве реальности.

Сами не зная о том, ребята полностью повторили рассуждения «командиров» и быстро пришли к выводу, что попали они либо в южную Индию, либо в Малайзию, и лучшее, что можно придумать, это идти по тропинке, виднеющейся в лесу. Сейчас Таня сидела, обхватив колени руками, и молчала, а парни активно обсуждали, что могло явиться причиной их столь внезапного переноса в пространстве.

– Доигрались эти язычники, – ворчал Пак. – Где только такое заклинание нашли?

– Да он же сказал, у какой-то бабки, – ответил Антон. – Никогда бы не подумал, что такие вещички работают.

– Он, кажется, тоже, – хмыкнул Пак.

Как и ожидалось, путешествие в Hec продлилось три дня. Никто не посмел напасть на обоз, сопровождаемый грозным ритером, а возможно, скромные товары трех племен просто были не слишком интересны лихим людям. Так или иначе, все члены экспедиции достаточно спокойно прошли по дороге, ведущей в город. В начале это была узкая лесная дорога, почти тропинка, пролегающая через уже хорошо знакомый им тропический лес. Запряженные в телеги волы с трудом тащили поклажу, а сопровождающим нередко приходилось применять мечи, чтобы очистить путь от чрезмерно разросшихся зарослей. Потом они вышли на хорошо утоптанный тракт и стали продвигаться уже быстрее.

На всем протяжении пути путешественники пытались найти хоть какие-то признаки существования знакомого им мира. Еще не до конца угасшая надежда, что они попали всего лишь в затерянный уголок планеты, заставляла всматриваться в небо, увидеть там след пролетающего реактивного самолета, разглядывать заросли, в надежде увидеть истертую автомобильную покрышку или хотя бы банку кока-колы, попавшие сюда из их мира. Но все было тщетно. Никаких признаков знакомой им цивилизации они не обнаружили, а вот местная вскоре заявила о себе.

В последний день они уже шли между обработанных полей и миновали несколько деревень. Дома здесь были куда больше, чем хижины у финнов. Это были бревенчатые срубы, поднятые на столбах и покрытые пальмовыми листьями. Здесь жили русские крестьяне, или, как их здесь называли, земельцы. Одеты они были примерно так же, как финны, но держались с членами экспедиции отчужденно, можно даже сказать, надменно.

Город, возникший на горизонте, казался сошедшим со страниц рыцарских романов. Высокие стены и огромные квадратные башни возвышались среди бескрайних полей, демонстрируя, что вся эта сельская идиллия находится под надежной защитой. Широкая, хорошо утоптанная дорога вела через ворота с подъемным мостом и превращалась в мощенную булыжником, прямую как стрела улицу, идущую между двух– и трехэтажных домов с глинобитными стенами и черепичными крышами. По ней шагали самые разные люди: одетые в доспехи воины и крестьяне в домотканых одеждах, горожане в разноцветных тогах и жмущиеся к обочинам, затравленно озирающиеся рабы в коротких туниках. Во дворах, за распахнутыми воротами, суетились грузчики, разгружавшие и загружавшие подводы, работали кузнецы и кожемяки.

Ставр объяснил, что с ногами, обнаженными выше колен, по улицам здесь ходят только рабы, а свободные люди обязательно надевают или длиннополые одежды, или штаны. А уж по тому, какого качества одежду носит человек, и ее цвету можно определить его социальный статус и род занятий. Уже поверхностное наблюдение за прохожими навело путешественников на мысль, что рабов здесь не так уж и много, преобладают мастеровые люди и небогатые приказчики.

Остаток дня прошел в суете. Несмотря на то, что приказчик купца Леодра снизил цену, договор на продажу привезенного товара все же заключили. Оборотистый Чубенко долго о чем-то разговаривал с приказчиком наедине и сумел-таки выторговать приемлемые условия. Финны быстро закупили все необходимое для их племен и принялись грузить товары. Дружинники помогали им в меру сил. Чубенко руководил. Лишь Таня укрылась в комнате за перегородкой и не выходила больше, да Рыбников, поговорив с ней о чем-то и, кажется, успокоив, сел в стороне и ни с кем не общался.

Закончив хозяйственные хлопоты, участники экспедиции наскоро поужинали и легли спать. На удивление, все быстро забылись глубоким сном. Утром, чуть свет, Рыбников поднял дружину и приказал готовиться к отъезду. Все быстро собрались, но Таня не показывалась из-за занавески. После того, как она не откликнулась и на настойчивый призыв Рыбникова, занавеску отодвинули и обнаружили, что девушки нет в помещении. Не оказалось Тани ни на складе, ни у соседних лавок, ни среди рядов, где продавались лекарственные травы. Финны разводили руками и говорили, что не видели девушку с вечера.

Рыбников ходил мрачнее тучи и непрестанно посылал на поиски Тани в разные концы рынка. Все обескураженно переглядывались, пока Сережа Пак не привел какого-то забулдыгу в жалких обносках. Это был местный алкоголик, пробавлявшийся на рынке случайными заработками. На вопрос носившегося по рынку Сергея он ответил, что видел девушку, и потребовал мелкую монетку за информацию. Пак тут же схватил алкаша в охапку и потащил к Рыбникову.

Оказавшись перед ритером, мужичок заметно струхнул. Он затравленно озирался, смотрел на Рыбникова, как кролик на удава, что-то мямлил насчет того, что ни в чем не уверен и был вчера пьян. Однако миндальничать с ним никто не собирался. Алкаша затащили в барак, Сережа сунул ему кулак под нос, с обещанием применить силу, если забулдыга не расскажет все, что видел, и тот раскололся. По словам мужика, тот ночевал сегодня в соседней лавке, охраняя товар, и видел, как какой-то ратник на руках вынес Таню из барака и понес в сторону пристани.

– Сможешь показать этого человека? – надвинулся на мужика Рыбников.

Таня вздрогнула и открыла глаза. Первое, что она увидела, был свежевыбеленный потолок с толстыми деревянными балками. Девушка вскочила и осмотрелась. Она лежала на деревянной кровати в незнакомой комнате. Убранство помещения было строгим, но все же куда более богатым, чем в бараке на рынке, где она заснула. Таня подбежала к зарешеченному окну и обнаружила, что находится на втором этаже. Внизу в лучах восходящего солнца брели редкие прохожие. Девушка подбежала к двери и попыталась ее открыть, но та оказалась заперта снаружи.

Таню охватила паника. Где она? Как она сюда попала? Вся ее одежда, в которой она спала, оказалась в полном порядке, и оставалось только благодарить бога, что в не слишком чистом бараке она легла спать не раздеваясь, сбросив лишь хакаму и обувь. Еще не хватало, чтобы ее перенесли куда-то голую. Впрочем, и сейчас будущее явно не сулило ничего хорошего. Было ясно, что вряд ли кто-нибудь «пошутил» с ней так с добрыми намерениями. А значит, надо было как можно скорее сбежать отсюда и добраться до Рыбникова. Таня уже решилась было снова подойти к окну и позвать на помощь, но тут за дверью раздались тяжелые шаги и лязг метала. Щелкнул засов, и в комнату вошли трое стражников. Их вел низкорослый толстяк в серой тоге из грубой ткани.

– Вот она, – прямо с порога указал он на Татьяну.

Стражники окружили девушку.

– Кто вы? – испуганно спросила Таня. – Как я сюда попала?

Таню снова вели по улице на веревке, привязанной к ошейнику, со связанными руками, кляпом во рту и обрезанными штанами. Происходящее уже казалось девушке даже не страшным сном, а вообще чем-то сюрреалистическим. Прохожие в открытую пялились на нее, показывали пальцами и обсуждали. Но Таня не слышала отпускаемых в ее адрес замечаний. Ее душили стыд и ярость. Она кипела гневом. Даже встречных прохожих, невольных свидетелей ее позора, она готова была растерзать. А уж купившему ее приказчику, судье, Кирияну, стражникам, Ставру она выдумывала самые страшные кары. Таня смаковала их воображаемые муки. Но тут же подергивание прикрепленной к ошейнику веревки или камушек, попавший под босую ногу, возвращали ее к реальности и снова заставляли переживать весь ужас своего положения. На ошейнике, с кляпом, с голыми ногами…

«А с чего, собственно, стыдиться своих голых ног?» – недоумевала вдруг она и тут же понимала: в этом мире это говорило всем, что она рабыня, а это было стыдно, стыдно до слез. Мысль об этом снова поднимала в Тане волну гнева, заставляла придумывать страшные кары тем, кто похитил ее и устроил подлог, кто был свидетелем… Пока очередное подергивание веревки или камушек не напоминали о страшной действительности.

Таня даже не сразу заметила, что они вошли в другой, более богатый район, что дома вокруг стали роскошнее и что им все чаще стали встречаться холеные прохожие в дорогой одежде. Но, когда Таня встретилась глазами с одним из них, она ужаснулась еще больше. Если до этого люди смотрели на нее с похотью, насмешкой, чувством превосходства, жалостью, то этот человек видел в ней лишь вещь, товар, который другой, более удачливый конкурент перехватил наверняка по хорошей цене. И когда девушка подумала, что ее хозяином может стать именно такой человек, она испугалась по-настоящему.

Наконец приказчик свернул в ворота одного из домов, и они оказались во внутреннем дворике. Здесь было много людей, занимавшихся разными хозяйственными делами. На Таню посмотрели с интересом, но без особого удивления.

Приказчик прошел в следующий двор и двинулся к низкой боковой двери. Таня следовала за ним. Вместе они спустились в подвал. Там приказчик ввел Таню в комнату размером где-то пять на пять шагов, свет в которую проникал из небольшого зарешеченного окошка под потолком. И пол, и стены, и потолок были каменными. Таня сразу ощутила холод булыжников босыми ногами. Кроме охапки соломы в углу, в комнате ничего не было.

Таня проснулась. Она лежала на деревянной кровати без перины в маленькой комнатке с зарешеченным окном. На ней была короткая туника из грубой материи. Эту одежду вчера кинул ей раб, принесший еду – жиденькую бобовую похлебку. Бросив ей одежду и поставив миску, он ненадолго задержался, разглядывая свернувшуюся на соломе обнаженную рабыню, а потом вышел, не сказав ни слова. К этому моменту Таню уже сильно мучили холод и голод, поэтому, как только дверь закрылась, она быстро натянула на себя тунику и жадно выпила похлебку. Голод отступил, но скудная одежда не могла защитить от холода. Вскоре девушка снова стучала зубами и растирала кожу, покрывшуюся пупырышками. Когда она пыталась сойти с охапки соломы, булыжники буквально обжигали стужей ее босые ступни. Физические упражнения приносили облегчение лишь на время. Муки были настолько нестерпимы, что даже вытеснили из сознания невольницы мысли о своей горькой судьбе и гибели учителя. А вскоре вернулся и голод, усилив пытку.

Лишь когда свет за окном начал угасать, свидетельствуя о наступлении вечера, дверь снова открылась, и в комнату вошла Кимора в сопровождении одного из рабов, который присутствовал при осмотре Тани днем.

– Ну что, милая, – прошамкала она, – нравится Леодра гостеприимство?

Таня ничего не ответила. Она сидела, обхватив руками колени, и лишь исподлобья посмотрела на старуху.

– Да ты сама виновата, – продолжила старуха. – Была бы покладистей, в холоде и голоде не сидела бы. Ну да ладно, Леодр на тебя не серчает. Так, урок преподал на будущее. Ну, пошли.