Великий перелом

Шидловский Дмитрий

Начало двадцатого века. Революции и войны, падение империй, хаос и кровь. И в этой круговерти — три человека из будущего, каждый из которых хочет развернуть колесо Истории в свою сторону. Но законы истории сильнее желаний человека, даже если он знает, откуда обрушится следующий удар.

ПРОЛОГ

Полицейские микроавтобусы выскочили из-за поворота и перегородили улицу. Толпа подалась чуть назад, встала плотнее. Оказавшийся в первом ряду Янек поднял повыше плакат с красно-белой надписью «Солидарность» и что есть силы закричал:

— Убирайтесь прочь, коммунистические свиньи!

— Граждане, приказываю вам немедленно разойтись, — раздался жесткий скрежещущий голос из динамика, установленного на одном из микроавтобусов. — Демонстрация запрещена администрацией Варшавского воеводства. Лица, не подчинившиеся приказу, будут арестованы, и на них будет наложено взыскание.

Демонстранты ответили незримому оратору шквалом проклятий. И тогда полиция пошла в атаку. Ловко орудуя дубинками, полицейские пробили бреши в толпе и принялись вырывать из нее отдельных демонстрантов и тащить их к автобусам с металлической сеткой на окнах.

К Янеку подскочил один из полицейских, вырвал у него из рук плакат и бросил на землю. Озверевший Янек тут же нанес нападающему мощный удар ногой в живот и со всей силы ударил рукой по пластиковому щитку, закрывавшему лицо. Бронежилет и шлем выдержали, но не ожидавший такого отпора полицейский повалился на спину.

Часть 1

БОЖЕ, ЦАРЯ ХРАНИ

ГЛАВА 1

Встреча

Пан Басовский повернулся на каблуках и зашагал к парадной ближайшего дома. Янек поспешил за ним.

Пожилой швейцар с пышными бакенбардами почтительно склонился перед дядей Войтеком и загудел:

— Доброго дня, пан Басовский. Счастливого вам Рождества. А ты куда? Воровать задумал? — впился он железной хваткой в плечо Янека.

— Пропустите его, пан Станислав, — распорядился Басовский. — Мальчик со мной.

— Где же вы оборванца такого нашли? — проворчал швейцар, отпуская парня и брезгливо разглядывая его ультрамодный джинсовый костюм, привезенный из ФРГ. — Ладно, пусть проходит, только смотрите, чтобы ничего не стащил.

ГЛАВА 2

Воспоминания

Янек открыл глаза. Он лежал на кровати в незнакомой полутемной спальне. Рядом на стуле сидел пан Басовский. Увидев, что Янек пришел в себя, Басовский мягко улыбнулся и сказал по-русски:

— С возвращением вас, сударь.

— Что со мной было, дядя Войтек? — на том же языке тихо спросил Янек.

— Теперь уже дядя Игорь, привыкай, — поправил его Басов. — Ты упал в обморок от стресса. Ничего удивительного. Я думал, будет хуже.

— Все, что было, — это правда? — чуть помедлив, спросил Янек.

ГЛАВА 3

Планы

Янек, Чигирев и Алексеев вошли в столовую. Мальчик чувствовал себя неуютно в допотопном костюме, который заставил его надеть Басов. Да и вся информация, обрушившаяся на него за последние часы, повергала в шок. Только что они вместе с отцом гуляли по Варшаве тысяча девятьсот двенадцатого года. Янек был совершенно ошеломлен увиденным. Словно ожили картинки старой кинохроники, словно по мановению волшебной палочки восстал город, уничтоженный десятилетия назад. (Или тот, который будет уничтожен, здесь Янек не знал, как правильно выразиться.)

А отец все рассказывал ему невероятные подробности путешествий в иных временах и измерениях. Янек узнал захватывающую историю о том, как скромный преподаватель московского института попал в прошлое и попытался исправить судьбу своего народа, предотвратить кровавую смуту, превратить свою страну в процветающую европейскую державу. Чигирёв-старший не оправдывался, он последовательно объяснял сыну, почему поступил именно так, а не иначе, почему не было возможности остаться с семьей, почему он сделал выбор в пользу своих принципов, когда должен был решать: судьба собственной страны или сын. Янек слушал отца и понимал, что в аналогичной ситуации поступил бы точно так же. Обида, возникшая в нем после того, как он узнал, что отец жив, но бросил его на многие годы, улетучилась. Сейчас мальчика больше всего захватывала мысль о возможностях, которые открывал аппарат, созданный Алексеевым. Ведь можно было не только увидеть прошлое, или «возможное прошлое», как называл это Чигирев, но и самому стать участником исторических событий, изменить их, направить пути развития народов совсем по иному руслу.

А еще он требовательно расспрашивал отца, что произойдет, или, вернее, должно произойти с тысяча девятьсот восемьдесят второго по две тысячи четвертый год. Он с нескрываемой радостью узнал о грядущем развале Варшавского договора, об экономических реформах в бывших странах СЭВ, вступлении Польши в Евросоюз и НАТО. Грядущем? Отец рассказывал об этом как о свершившемся факте, как об истории! И это когда они шли по варшавской улице мимо городового, который и не подозревал, что всего через полтора года Европу захлестнет Первая мировая война, а через пять лет страна погрузится в пучину гражданской войны, и Варшава перестанет быть городом Российской империи, превратится в столицу суверенного государства, которое, казалось, навсегда исчезло с карты мира более столетия назад. Кругом шла голова от всех этих парадоксов.

А потом, когда они вдоволь нагулялись, их встретил Алексеев. Вместе они выехали на окраину Варшавы, и инженер открыл «окно» в шестнадцатый век. Изумленный Янек увидел, как по Краковскому тракту (не заасфальтированному шоссе, а по грунтовой дороге) в Варшаву едет магнат со своей свитой.

Выйти в тот мир отец Янеку не позволил, справедливо заметив, что мальчик не одет в соответствии с эпохой, и это может быть чревато большими неприятностями при контакте с местными жителями.

ГЛАВА 4

Петербург

Путешествие из Варшавы в Петербург показалось Янеку безумно длинным. В своем мире он еще ни разу не ездил на поезде более шести часов, а вот для местных обитателей двухдневное путешествие не казалось особенно продолжительным. Все было для мальчика внове. И спальный вагон, и еда в вагоне-ресторане, и чай, который проводник приносил в стаканах с металлическими подстаканниками. Впрочем, вагоны первого класса в поездах российской железной дороги были отменно комфортабельны, и путешественники не испытывали особых неудобств.

За последние дни Янек уже привык к костюмам начала века. Его больше не удивляли ни чадящие паровозы, ни допотопные автомобили, за которыми волочились клубы зловонного дыма, ни огромное количество ломовых извозчиков и лихачей, наводнявших города. К чему он не мог привыкнуть, так это к манере поведения людей, социальное положение и профессия которых ясно отпечатывались на лицах, определяли любое действие и каждое оброненное слово. Можно было подумать, что здесь вся жизнь строго регламентирована сословными рамками и общественными понятиями о благопристойности. Только теперь Янек смог увидеть «господ»: мужчин в дорогих костюмах и пальто и женщин, с ног до головы закутанных в меха, степенно несущих себя среди суетной толпы и надменно взирающих на простонародье, маленьких барчуков, одетых в меха и бархат, с которыми сюсюкались и над которыми тряслись дородные няньки и кормилицы. Только теперь его глазам предстали офицеры старой русской армии, с великолепной выправкой, преисполненные собственного достоинства, неизменно обходительные дамами… и чрезвычайно надменные с низшими чинами, попадавшимися им на пути. Впрочем, и крестьяне, и мастеровые неизменно старались блюсти свой статус, двигались и разговаривали нарочито степенно, с достоинством. А еще поразило Янека, как часто здоровались друг с другом даже незнакомые люди, как представлялись они друг другу, прежде чем начать даже малозначительный разговор. Отметил он про себя и то, что русские, далее очень молодые, неизменно называли друг друга по имени-отчеству.

Как понял Янек из разговоров, его попутчиками в вагоне первого класса были по большей части предприниматели средней руки и крупные дельцы, преимущественно поляки, часто в сопровождении жен, а также генералы и старшие офицеры царской армии, расквартированной в Польше. Эти подчеркнуто сторонились поляков.

В Вильно в вагон подсел занятный тип. Толстый русский купец с окладистой бородой, в собольей шубе и шапке, в валенках с галошами. Мгновенно все пространство вокруг наполнилось его басовитым голосом, отдававшим распоряжения и сыпавшим простонародными шутками-прибаутками по всякому поводу. Хотя новый пассажир, несомненно, располагал немалым капиталом и прямо-таки сорил деньгами налево и направо, Янек заметил, что дамы, проходя мимо купе, где он разместился, брезгливо отворачивались и принимались нюхать надушенные кружевные платочки, а мужчины морщились, как от зубной боли, и холодно отказывали купчине, когда тот навязчиво приглашал их разделить его компанию.

Не менее интересным для Янека было поведение его собственных спутников. Его отец, как и сам Янек, вел себя немного скованно, с интересом разглядывал окружающую обстановку и людей, явно старался запомнить как можно больше подробностей. Крапивин же, погруженный в какие-то свои мысли, словно не замечал ничего происходящего. Басов, все же решивший съездить с друзьями в Петербург, вел себя очень свободно. Он непринужденно общался и с польскими предпринимателями, и с русскими офицерами, ухитрялся кокетничать со всеми дамами, а однажды в вагоне-ресторане даже пропустил пару рюмочек водки под осетрину с Антипом Семеновичем, тем самым купчиной, подсевшим в Вильно.

ГЛАВА 5

Экзамен

Крапивин вошел в помещение тира. Перед ним стояли трое: генерал-лейтенант и два полковника с аксельбантами выпускников Академии Генштаба. Уже с первого взгляда на них Вадим понял, что все трос совершенно не в восторге от предстоящего общения с протеже какого-то высокопоставленного министерского интенданта («парашютиста», как сказали бы в конце двадцатого века) и будут рады избавиться от него при первой же возможности.

«Что ж, пройдем через это, — подумал Крапивин, — так даже интереснее, когда есть чем рискнуть». Встав по стойке смирно, он отдал честь и доложил:

— Ваше превосходительство, штабс-капитан Крапивин прибыл для прохождения отборочного испытания.

— Какими видами стрелкового оружия вы владеете? — Генерал даже не удосужился как-либо поприветствовать вошедшего.

— Любыми, ваше превосходительство.