Во все века «свалиться в абордаж» решались только самые опытные и отчаянные флотоводцы, ведь быстрое сближение, сцепка и кровопролитный рукопашный бой стоили каждой из сторон более половины экипажа. Бывало суда, не успев сблизиться, тонули или погибали в огне, а в критический момент — затапливались или подрывались командой. Но, если смертельный риск оправдывался, победа была полной и безусловной. Случалось, успешный абордаж одного флагманского судна решал судьбу целого сражения. В своей новой книге писатель и журналист В. Шигин рассказывает о самых удачливых и прославленных королях абордажа — от Античности до Нового времени. Среди них Фемистокл и Агриппа, Андре Дориа и Дон Жуан, Жан Барт и Поль Джонс.
Герой Саламина
Жизнь подходила к концу. Старика уже не радовали восходы и закаты, а бессонные ночи казались бесконечными. Все происходящее рядом давно потеряло для него свой смысл, а в душе оставались лишь воспоминания о былом.
Но именно теперь, когда казалось, что все самое главное в жизни уже минуло безвозвратно, волею рока старик был внезапно поставлен пред страшным выбором: возглавить нашествие на собственное Отечество или, набравшись мужества, самому положить конец своему бренному существованию. Старик был эллином, а потому избрал второе. На последний пир он собрал друзей и врагов, как тайных, так и явных. Он лично заколол черного жертвенного быка. Сладкий дым — богам, жареное мясо — людям. Гости, шумно гомоня, разлеглись у обильных столов. Когда все смолкли, старик наполнил до краев чашу вином.
— Друзья мои! — сказал он. — Пришел час, когда я должен проститься с вами. Я сам назначил его себе! Ибо не могу вернуться домой захватчиком! А потому прощайте и возрадуйтесь за меня!
После чего залпом опустошил свою чашу. Ноги старика тотчас подкосились, и он замертво рухнул прямо на заставленный яствами стол.
— Фемистокл мертв! — повскакивали пораженные происшедшим гости. — Он велик даже в своей смерти!
Этот скромный Агриппа
Становление гражданина
Родом герой нашего повествования был из старого патрицианского рода. Родился, скорее всего, он где-то в 63 году I века до н. э. С раннего детства Марк Випсаний Агриппа был дружен с Августом Октавианом, внучатым племянником Юлия Цезаря и его наследником, согласно составленного Цезарем завещания, а впоследствии римским императором. Свою верность старшему другу Агриппа пронес через всю жизнь, всегда подставляя ему плечо в неудачах и находясь рядом в минуты опасности.
Достаточно высокое происхождение обеспечило Агриппе возможность быстрой карьеры. Восемнадцатилетним юношей Агриппа успел принять участие в последней военной кампании Юлия Цезаря, которого боготворил всю свою жизнь. А поэтому сразу же после убийства Цезаря — в сенате двадцатилетний Агриппа, не побоявшись, первым публично выступил с обвинениями против одного из руководителей заговора, Кассия. Это выступление принесло Агриппе общеримскую известность и популярность в проюлианских кругах, а кроме этого в значительной мере предопределило и всю его дальнейшую судьбу.
В период последующей, начавшейся осенью 49 года до н. э. гражданской войны с мятежниками (которую возглавляли Брут, Кассий и Помпей) Агриппа сражался на стороне первого триумвирата: Октавиана, Антония и Лепида.
Биограф Агриппы повествует: «Агриппа родился около 63 года до н. э. Происходил он с Либурнийского побережья Адриатического моря, из части Далмации, которая была известна пиратами. Понятно, что в таком месте будущий флотоводец мог получить представление о морском деле. С детства Агриппа был другом Гая Октавия (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.), внучатого племянника Цезаря, которого по завещанию диктатор усыновил. Когда в 44 году до н. э. Цезаря убили, Гай Октавий с Агриппой вернулся из Аполлонии в Рим, чтобы собрать войско из ветеранов Цезаря. В период, когда шла борьба между цезарианцами во главе с Марком Антонием и сторонниками республики во главе с Туллием Марком Цицероном, последний смог расколоть ряды противников, поддержав права Гая Октавия на наследие Цезаря. Вернувшись в Рим, Гай Октавий потребовал возвращения больших денежных средств, принадлежавших Цезарю, но захвативший их Марк Антоний ему отказал. Цицерон поддержал права юноши на наследие. По решению сената с 44 года до н. э. его стали называть Гаем Цезарем Октавианом. Щедрыми раздачами средств Октавиан привлек на свою сторону многих римлян. Антоний оставил столицу, чтобы укрепиться в Цизальпинской Галлии, и был объявлен врагом Рима. Так как у республиканцев не было войск, Октавиан использовал свой авторитет для набора армии из ветеранов Цезаря, получив взамен, несмотря на молодость, должность претора. Когда в сражении с войсками Антония в 43 году до н. э. оба республиканских консула погибли, армию возглавил претор Гай Цезарь Октавиан. Сенат отказал ему в просьбе о назначении консулом. Тогда Октавиан занял Рим и осенью 43 года до н. э. договорился с Антонием и Эмилием Лепидом о разделе власти. Разбив республиканские войска Брута и Кассия в 42 году до н. э., триумвират разделил провинции. Антонию достались земли на Востоке, Лепиду — в Африке, а Октавиан, управлявший Галлией, Иллирией и Испанией, фактически правил и Римом. Нет сомнений, что Агриппа играл немалую роль в военных успехах Октавиана, не обладавшего военными способностями».
В этот период борьба шла главным образом на сухопутных фронтах и на флот противоборствующие стороны обращали мало внимания. Вскоре главные силы противника были уничтожены в сражении при Филиппах. Кассий был убит, а Брут, чтобы не попасть в руки своих врагов, покончил жизнь самоубийством.
Рождение флотоводца
У Агриппы тем временем дела обстояли следующим образом. Он с флотом, оставив Стронгилу, подошел к самому южному из Липарских островов, Гиере, и, пользуясь подавляющим превосходством в силах, без труда захватил ее. На следующий день он планировал напасть на корабли Демохара в Милах. Однако здесь сказалась отлично налаженная служба оповещения и наличие у Помпея огромного флотского резерва в Мессане — она ведь находилась всего в нескольких милях от Мил. Опередив Агриппу, Помпей отправил в Милы 45 судов под командованием Аполлофана, а потом, поразмыслив, вышел туда же и сам во главе отряда из 70 кораблей. Так что за ночь численность группировки была увеличена почти в четыре раза, и общее число кораблей Помпея в Милах к утру составляло 155 вымпелов.
У Агриппы было существенно больше кораблей, однако он, выйдя еще ночью с Гиеры, имел в виду сражение только с сорока кораблями, так что взял с собой лишь половину своего флота, сразу оказавшись в меньшинстве, хотя и не подавляющем. Поняв, что условия игры изменились, он немедленно отослал посыльное судно обратно на Гиеру за подмогой, но остальные корабли из-за расстояния подошли лишь к финальной фазе сражения и не приняли в нем никакого участия. Кроме того, Агриппа немедленно отправил еще одно судно к Октавиану, сообщая, что Помпей действительно находится возле Мил — его опознали по значкам и вымпелам на кораблях подходившей эскадры.
Здесь, под Милами, развернулось яркое и напряженное морское сражение, вполне сопоставимое по своему масштабу, да и по значению, с его «тезкой» — битвой при Милах, разгоревшейся за два с четвертью века до того. Агриппа возглавил свой флот и находился в центре его боевых порядков. Тяжелые корабли он поставил в середине, расположив на флангах легкие силы флота и либурны. Флагманом флота помпеянцев был Папий.
Античные авторы особо отмечали отличное вооружение двух противоборствующих флотов и качество их подготовки. Описание Аппианом этого морского сражения настолько ярко и впечатляюще, что стоит процитировать его достаточно пространно: «Снаряжение обеих сторон было блестящее: на носовой и кормовой частях корабля имелись башни. После обычных призывных речей и поднятия сигналов на судах они устремились друг на друга, одни прямо с фронта, другие в обход, с криком, с шумом, производимым судами, чтобы этим навести страх. Суда Помпея были меньше, более легкие и быстрые при нападении и обходе, суда Цезаря (Октавиана. —
Историк A. A. Хлевов в своей работе «Морские войны Рима» пишет: «Главным тактическим приемом в данном сражении стал фланговый обход и просачивание помпеянских кораблей сквозь строй цезарианцев. Последние, в свою очередь, тем же самым заниматься просто не могли в силу недостатка маневренности и относительно малого числа. Поэтому, являясь активной стороной в плане завязывания сражения, Агриппа поневоле вынужден был принять пассивную тактику (вернее, тактику активной обороны) в ходе сражения. Явно обозначились достоинства и недостатки разных классов кораблей: высота надводного борта и водоизмещение играли исключительно важную, если не определяющую, роль. Цезарианцы, как обычно и бывало в случае малой численности судов у обороняющейся стороны, скрепляли свои корабли (по крайней мере, крупные) друг с другом, мешая противнику разбить строй на части и прорваться сквозь него для удара с тыла или в борт. Именно этим объясняются повреждения кораблей при попытке их отрыва друг от друга. Показательно, что при резком возрастании количества стрелков и метателей на кораблях, при возрастании роли артиллерии роль зажигательных снарядов была относительно невелика — массовых пожаров на кораблях ни в том, ни в другом флотах не было. Абордаж имел огромное значение, и морпехи Агриппы переигрывали своих противников.
Битва при Навлохе
3 сентября 36 года до н. э., в условленный день, флоты сошлись для битвы. Это сражение, известное как битва при Навлохе, отличалось невиданным ранее по массовости применением различного рода средств дистанционного поражения, флоты сходились, выстроившись правильными фронтальными линиями. Еще в фазе сближения с их палуб и башен противники открыли друг по другу просто ураганную стрельбу, бросая как машинами, так и собственными руками зажигательные снаряды, копья, стрелы и камни. Через короткое время строи кораблей столкнулись. Таранные удары наносились с огромной силой — некоторые приходились в борт, другие — в эпотиды, третьи были лобовыми. Эти последние не разрушали, как правило, корпуса судна, однако от сильнейшего толчка воины, как правило, просто слетали с башен, как и многие гребцы и моряки, сбрасываемые со своих мест. В результате многие суда становились временно небоеспособными — десятки и сотни людей беспорядочно карабкались по всем корабельным конструкциям, стараясь занять должное место для боя или управления судном. Очень ярко проявилась роль малых вспомогательных кораблей и либурн. Они сновали между сражающимися судами и стали главным спасательным средством: множество оказавшихся в воде людей были подобраны именно ими. Многие корабли сознательно или случайно промахивались при лобовой атаке и, проплывая друг мимо друга, буквально осыпали противника копьями и метательными снарядами. В некоторых случаях доходило до абордажного боя.
Свой флот Секст Помпей двинул навстречу римлянам с востока вдоль сицилийского берега. Агриппа, узнав о движении неприятеля, двинулся к нему навстречу с запада. Понимая, что столкновение неизбежно, оба противника шли, заранее выстроившись в боевые порядки, развернутым фронтом в две линии. Ранним октябрьским утром обнаружив друг друга, противники начали решительное сближение, а затем с оглушительными криками под рев боевых рогов бросились в атаку.
Первыми вступили в дело катапульты, затем, по мере сокращения дистанции, лучники, пращники, метатели копий и горящих дротиков. После этого началась всеобщая свалка, где каждый пытался таранить другого, обломать ему весла, после чего взять на абордаж.
Историк сражения пишет: «Корабли Помпея шли так тесно, что не могли воспользоваться своей быстроходностью и поворотливостью, между тем как новые абордажные снаряды оказались очень удобными в тех случаях, когда обыкновенные абордажные крюки не могли достать до неприятеля, тем более что у помпеянцев не было пик с кривыми ножами на конце, при помощи которых можно было перерезать канаты. Старинный римский способ сражаться на море — абордажный рукопашный бой в связи с навесной стрельбой зажигательными снарядами и на этот раз решил участь сражения, и конечно, в пользу более высоких и имевших более сильные экипажи кораблей Агриппы».
Сам римский предводитель в ходе сражения также продемонстрировал незаурядный военный талант и умение просчитывать ситуацию на несколько ходов вперед, то есть именно то, что отличает выдающегося флотоводца от флотоводца посредственного.
С Октавием против Антония
Наступили новые времена. Антоний продолжал оставаться на Востоке. Октавиан — весьма, надо сказать, лицемерно — обвинил его в «необоснованном» убийстве Секста Помпея. Это явилось дополнительным поводом к охлаждению и, в перспективе, стремительному ухудшению отношений между недавними союзниками. Вскоре Антоний публично заявил о своем браке с Клеопатрой. Более того, он начал чеканить монеты с изображением себя и Клеопатры и дарить египетской царице и своим детям от нее римские территории в восточных провинциях. В число этих земель вошли Армения, Мидия, Парфия, Финикия, Сирия и Киликия. Все это, безусловно, невероятно раздражало римлян, и ряд сенаторов в особенности, и было понятно, что долго так продолжаться не может. В Риме циркулировали слухи о том, что Антоний давно стал простым орудием в руках Клеопатры, что он совершенно потерял разум и волю, околдованный приворотными зельями царицы, что римскими легионами на Востоке распоряжаются евнухи и служанки Клеопатры. Впрочем, все это было недалеко от истины.
Октавиан раздувал эти настроения, тем более что у него самого в сенате было немало противников, ориентировавшихся на Антония. Они обвиняли Октавиана в отстранении от власти Лепида и прочих грехах. Общая ситуация клонилась к тому, что отношения между двумя соправителями должны были вылиться в открытую вражду с применением военной силы. Должен был остаться только один. Осенью 33 года до н. э. Антоний отправил войско под командованием своего полководца Канидия Красса (бывшего полководца Лепида) из Армении к малоазийскому побережью и вскоре сам отправился туда же — в город Эфес. Военные приготовления Антония вызвали естественное беспокойство Октавиана. 1 января 32 года до н. э. только что избранный консул Гай Сессий выступил в сенате с речью, направленной против Октавиана. Через несколько дней Октавиан, окружив сенат своими войсками, потребовал от сенаторов вынесения специального решения, направленного против Антония. Одновременно с этим он разрешил всем сопутствующим Антонию покинуть Рим, чем и воспользовались оба консула и также 300 сенаторов — все они вскоре добрались до Антония. Вслед за этим сенат объявил войну египетской царице Клеопатре… Поскольку Антоний выступил на защиту своей союзницы и жены, то он также был объявлен «врагом Республики». Началась еще одна — бог знает какая уже по счету за последние 60 лет — гражданская война. Впрочем, не надо было быть слишком прозорливым, чтобы догадаться, что она, скорее всего, станет последней: слишком мало фигур уже оставалось на арене римской политической истории.
Весну 32 года до н. э. Антоний оставался в Эфесе, собирая силы для похода в Грецию и Италию. Как только завершился период зимних штормов, в Эфес прибыла египетская эскадра в составе 200 боевых кораблей и огромного количества транспортников. Клеопатра шла на своем флагмане, носившем, насколько известно, название «Антониада». Вначале Антоний собирался отправить царицу обратно, однако та, вместе с Кандием Крассом (он был подкуплен царицей), убедила Антония, что ей совершенно необходимо остаться в его ставке. Вероятно, это было его роковой ошибкой — хотя, впрочем, сомнительно, чтобы Антоний выиграл эту войну и в отсутствие Клеопатры. Хуже всего было то обстоятельство, что в атмосфере типично восточного интриганства, которая теперь установилась в ставке Антония, полководцы и военачальники высокого ранга, обиженные царицей Египта, в массовом порядке бежали к Октавиану. Через этот канал шла утечка информации, да и с кадровой точки зрения командный состав был серьезно ослаблен.
Антоний и Клеопатра со своими силами постепенно перемещались на запад. Вначале их базой стал остров Самос, потом — Афины. Общая численность флота к концу 32 года до н. э. достигла 800 боевых и грузовых кораблей, войско насчитывало не менее 19 легионов. Впрочем, штаб этой армии больше напоминал бродячий цирк, поскольку туда были созваны все доступные актеры, музыканты и певцы, устраивавшие бесконечные представления и праздники. Как пишет Плутарх, «в народе с недоумением говорили: каковы же будут у них победные празднества, если они с таким великолепием празднуют приготовления к войне?!»
Впрочем, главной ошибкой Антония было промедление в нападении, в результате которого его противники успели подготовиться. Армия и флот Октавиана, возглавленные его славным адмиралом и полководцем Агриппой, выдвинулись навстречу противнику. Они сконцентрировались в Брундизии и Таренте. С другого берега моря подошли силы Антония и Клеопатры. Обе армии вышли друг против друга, и главной интригой было то, кто именно сумеет взять стратегическую инициативу в свои руки и первым переправиться на противоположный берег — Антоний в Италию или Октавиан на Балканский полуостров.
Битва при Акциуме
Утром 2 сентября противники выстроились в видимости друг друга. Антоний со своим флотом занял сильную оборонительную позицию в устье Амбракийского залива, а Агриппа расположил флот широкой дугой на выходе из залива. Что касается Октавиана Августа, то он решил наблюдать (не вмешиваясь!) ход предстоящего сражения с небольшого судна, которое расположилось за боевыми порядками римского флота.
Октавиан, поутру обходной дорогой направившись к флоту, встретил погонщика ослов, который, узнав императора, ободрил его, ответив на вопрос, как его зовут: «Эвтих-Счастливец, а моего осла — Никон-Победитель». На своей флагманской триере Октавиан обошел строй и осмотрел его. Добравшись до своего правого крыла, он рассмотрел флот противника. Октавиан был поражен, насколько недвижимо стоят враги — казалось, они отдали якоря. Он удерживал свои корабли на расстоянии восьми стадий (около полутора километров) от противника в течение нескольких часов. Целью Агриппы было, напротив, всеми силами постараться «вытащить» врага из залива в открытое море.
Около полудня подул ветер с моря, и кормчие Антония на левом фланге, фактически нарушив приказ, привели в движение левое крыло. Надеясь на высоту, громадные размеры и неуязвимость своих кораблей, они начали выдвигаться из залива. Заметив это, обрадованный Октавиан приказал своему крылу дать задний ход, стремясь еще дальше выманить сдвинувшегося с места противника в море и по возможности оторвать его крыло от общего строя, после чего окружить его своими отлично снаряженными судами, превосходившими противника как в скорости, так и в маневренности — на тяжелых судах Антония все еще недоставало гребцов.
Великое сражение началось наступлением Агриппы. Однако, приблизившись на восемь кабельтовых к неприятельскому флоту, он внезапно остановил движение и начал всячески провоцировать противника на нападение. Некоторое время это ему никак не удавалось, но затем ветер поменял направление и подул от берега, наполняя ветром паруса кораблей Антония. Искушение воспользоваться столь выгодной ситуацией оказалось так велико, что командующий левым флангом Целий не устоял и дал команду на атаку.
B 11 часов утра левофланговая эскадра Антония медленно двинулась под парусами вперед. Однако, вопреки ожиданиям, противостоящая ей эскадра Луция боя не приняла, а начала столь же медленно оттягиваться в открытое море, одновременно размыкая свой строй, чтобы охватить левый фланг неприятеля. Вскоре левый фланг Антония значительно оторвался от главных сил и оказался предоставлен сам себе. Общий боевой строй оказался нарушенным. Видя, что левый фланг двинулся вперед, а противник, не принимая боя, отходит, решил не отставать и фланг правый. Здешний начальник Гелий также поддался искушению легкой победы и, вопреки всем приказам, двинулся вперед. Присутствовавший там же Антоний вполне разделял желание начальника правофланговой эскадры. Он тоже желал победы, боясь, что корабли Агриппы от него ускользнут. Разумеется, противостоящий Антонию и Гелию центурион Арунций проделал точно такой же маневр, что и Луций. Римляне растягивали боевую линию противника, создавая проходы между его эскадрами и одновременно охватывая их фланги. Общий боевой порядок Антония был уже безнадежно нарушен. Начало сражения было явно не за ним. Еще не пролилось ни капли крови, но тактическая ситуация изменилась в корне. Агриппа выигрывал ее по всем пунктам!