Подойдя к зеркалу, я припудрила нос и подкрасила губы. Посмотрев в очередной раз на свое отражение, я тихонько всхлипнула и смахнула слезы. У меня красивое лицо, быть может, даже слишком… Роскошные черные волосы, бархатная золотистая кожа… Я не хотела и не могла верить в то, что спустя какое-то время это лицо может потерять свою притягательную красоту.

– Ну что ты опять крутишься у зеркала? – донесся до меня раздраженный голос моего мужа. – Вбила себе в голову, что неизлечимо больна… Меня уже трясет от твоего зареванного вида. Тебе не онколог нужен, а психиатр. Может, он вправит тебе мозги…

– Мне ничего не нужно вправлять! – возмутилась я, – Ну почему ты не хочешь поверить, что я очень больна?! Я болею, Андрей, пойми… Я очень больна…

– Ерунда! Такие, как ты, не болеют. Такие живут долго и умирают только от старости.

– Это совсем не смешно. Тебе не кажется, что ты очень жесток?

Не помню, как прошла ночь. Утром приехал мой папа и повез меня в больницу. Я как могла держала себя в руках и старательно избегала взглядов отца. Я чувствовала себя виноватой и за свою внезапную болезнь, и за неудавшуюся семейную жизнь…

Где-то там, в другом измерении, осталась моя заботливая мама, мой единственный сын и мой непутевый муж… Впереди новая, неведомая мне ранее борьба, борьба за собственную жизнь, борьба за право находиться рядом со своими близкими. Я чувствовала себя паршиво. Сильно кружилась голова, меня подташнивало, я вся обливалась потом. К тому же эта жара. Тридцать с лишним градусов. Июнь месяц. Кто-то рванул на Кипр, кто-то в Сочи, а кто-то загорает на даче в ближайшем Подмосковье, и только я, словно маленькая девочка, иду за ручку со своим отцом и стараюсь держаться из последних сил, чтобы не потерять сознание. Улучив момент, я украдкой взглянула на отца и почувствовала, как сильно сжалось мое сердце. Мне показалось, что он состарился на десяток лет. Лицо осунулось, седые виски стали еще белее. Болезнь не щадит ни того, кто болеет, ни его близких.

В больнице нам пришлось долго ждать своей очереди в душном, неприятно пахнущем коридоре. Уставшие больные стояли, опираясь о стену, некоторые садились прямо на пол, кто-то постанывал от боли… Здесь были пожилые, молодые и совсем юные… Мы все были обречены, но очень хотели жить и, как утопающие, хватались за соломинку, надеясь на лучшее.

Отец тяжело вздохнул. Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах слезы. Он заговорил о себе, о матери, о том, как сильно они меня любят. Он говорил и плакал. Я слушала как завороженная и даже не пыталась его перебить. Для меня открылось что-то новое, родное и бесконечно близкое. Я поняла, что просто обязана выкарабкаться. Ради своих близких. И еще я поняла, что пронесу этот разговор через годы и каждый раз с содроганием сердца буду вспоминать слова отца, которые вселили в меня надежду и веру.

Меня позвали в приемный покой, и я попрощалась с отцом. Врач попросил меня лечь на кушетку и стал осматривать мои распухшие лимфатические узлы. Когда я увидела недоуменно растерянное выражение его лица, меня охватил панический ужас. Скоро вокруг меня собрался довольно приличный штат медиков. Они громко спорили, размахивали руками и говорили о том, что у меня не осталось никаких шансов… Мне хотелось крикнуть, что я еще живая, я все слышу и чувствую, что это очень жестоко, но силы оставили меня. Очнулась я в палате. Я ничего не соображала.