Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь

Шкаровский Михаил Витальевич

Книга доктора исторических наук, ведущего научного сотрудника Центрального государственного архива Санкт-Петербурга М.В. Шкаровского посвящена сложной и малоизученной теме: Русская Православная Церковь на оккупированных территориях во время Второй мировой войны. Как свидетельствуют многочисленные архивные документы, ни одна из частей или юрисдикций Русской Церкви не стала сотрудничать с нацистами. Нацистским ведомствам даже не удалось полностью подчинить и сделать своим послушным орудием православную епархию на территории Германии. Не произошел также ожидавшийся руководителями Третьего рейха раскол Русской Православной Церкви.

Введение

Различные аспекты истории двух наиболее значительных тоталитарных режимов XX века — национал-социалистического в Германии и коммунистического в Советском Союзе, в частности их религиозная политика, постоянно находятся в поле зрения исследователей и широкой общественности. Не меньший интерес представляет и ответная реакция христианских Церквей, среди которых была одна — Русская Православная Церковь (РПЦ), привлекавшая внимание руководителей обоих режимов и в полной мере испытавшая на себе воздействие их политики.

Предлагаемая читателю работа посвящена малоизученной, но актуальной, в силу возрождения Церкви в России, теме. Актуальность ей придает и активное развитие в последние годы российско-германских отношений, в том числе в церковной области, а также существенное расширение сферы деятельности Русской Православной Церкви в Германии в связи с последней волной эмиграции из России. При этом деятельность Православной Церкви в Германии во многом продолжают регулировать законы, принятые в 1936–1938 гг. Новая российская государственность по-прежнему стоит перед необходимостью выработки своей модели религиозной политики, и исторический опыт такой политики в Германии (как позитивный, так и негативный — преобладавший в исследуемый период) мог бы представлять определенный интерес.

Предмет исследования — исторический опыт формирования, осуществления государственной политики нацистской Германии в отношении Русской Церкви и развитие последней как института и социального организма в Третьем рейхе и на оккупированной территории Балканских государств, Польши и СССР. Важнейшие акценты нацистской политики заключались в проведении Рейхсминистерством церковных дел (с 1944 г. Reichskirchenministerium, сокращенно РКМ) во второй половине 1930-х гг. унификации русских приходов и планировании создания автокефальной Германской Православной Церкви; попытке после начала войны с СССР расколоть Русскую Церковь на несколько враждующих течений и в то же время пропагандистски использовать стихийное религиозное возрождение на занятых восточных территориях; намерениях после окончания войны создать для народов Восточной Европы новую псевдорелигию. Хронологические рамки работы обусловлены необходимостью выделить важный и относительно целостный период церковной политики германского государства, когда ей уделялось заметное внимание высшим руководством Третьего рейха.

При работе над книгой автор ставил перед собой следующие задачи:

1. Определение факторов, влиявших на немецкую политику по отношению к Русской Православной Церкви.

Глава I

Политика германских ведомств в отношении Русской Православной Церкви перед началом Великой Отечественной войны

1

Антихристианская сущность нацистского режима

В церковной политике двух крупнейших тоталитарных режимов XX века — советского и нацистского — имелось много общего, но существовали и серьезные различия. Хорошо известны гонения на Церковь и антирелигиозная политика в СССР в 1920— 1930-е гг., в результате которой из 50 тыс. православных храмов к 1941 г. остались действующими лишь около 350 (не учитывая присоединенных в 1939 г. территорий). Гораздо меньше информации о том, что создание социалистического общества в Советской России первоначально имело некий псевдорелигиозный характер. К политической деятельности приобщились социальные слои с глубоко архаичным сознанием, которые воспринимали новую революционную идеологию лишь в квазирелигиозной и догматической форме. Эти слои усваивали марксизм-ленинизм как «теологическое» учение, причем его примитивизация и неизбежная «теологизация» шли как официально, так и стихийно, на уровне «массового сознания».

В 1920-е гг. немалое распространение получила советская имитация религиозных обрядов — всевозможные «Красные Пасхи», крестины, октябрины и т. п. В феврале 1923 г. была даже создана специальная Центральная комиссия по проведению «Комсомольской Пасхи» при Политпросвете ЦК РКСМ. Существовали и зачаточные элементы «богостроительства»: как, например, публикация текстов «молитв» Марксу. На государственном уровне поддерживалось создание раскольничьих групп православного духовенства реформаторского толка, внедрявших всевозможные новшества. Впрочем, как и в нацистской Германии к движению «немецких христиан», к этим группам относились лишь как к временным попутчикам, подлежащим последующей ликвидации. Возникшие элементы «богостроительства» не получили одобрения высшего руководства советского государства и довольно быстро исчезли. Внедряемая ВКП(б) идеология осталась прежде всего политической, и псевдорелигиозные элементы в ней постепенно отмирали.

Некоторые временные изменения в этом плане произошли в 1960-х гг. в русле политики хрущевских гонений на Церковь и провозглашенного построения коммунизма. В феврале 1962 г. на Всесоюзной конференции по научно-атеистической пропаганде восторжествовало мнение, что религиозные обычаи и традиции следует вытеснять новыми праздниками и ритуалами. 25 августа 1962 г. соответствующее решение приняло и Бюро ЦК КПСС по РСФСР. Фактически это означало возрождение среди советских атеистов замаскированных идей богостроительства 1920-х гг. В печати начали появляться предложения о введении псевдорелигиозных ритуалов, которые бы при помощи определенных символов устанавливали мистическую связь людей с обещанным коммунистическим обществом будущего. Заявлялось, что будут построены специальные храмы с символическими украшениями, прославляющими коммунизм как высшее достижение человеческого ума и т. д. Еще с конца 1950-х гг. вводились торжественные ритуалы бракосочетания, регистрации рождения ребенка, вручения паспортов подросткам, «гражданские панихиды». Однако они не получили распространения по всей стране и вскоре утратили всякий оттенок «советского богостроительства», которое после смещения Хрущева практически полностью исчезло.

Последние годы в западноевропейской историографии стала популярной концепция «политической религии» — существовавшей в нацистской Германии, СССР и некоторых других странах, характерными признаками которой является наличие однопартийной системы, вождя, насильственного насаждения одной идеологии и т. п. Согласно этой концепции, утвердившиеся в указанных государствах режимы имели лишь некие псевдорелигиозные формы, оставаясь при этом явлением политическим. Действительно, в СССР и ряде других стран так и было, но в нацистской Германии дело обстояло иначе

Руководителей Третьего рейха очень привлекал опыт антицерковных гонений в СССР. В директивах Гейдриха, Олендорфа и других видных нацистских чиновников летом — осенью 1941 г. содержались указания тщательно сберегать и вывозить в Германию для изучения материалы антирелигиозных музеев и документы Союза воинствующих безбожников. Однако все это было нужно лишь в качестве подсобного материала для первого этапа наступления на Церковь. В Третьем рейхе планировали пойти и уже пошли значительно дальше, приступив к созданию своего религиозного учения.

2

Православные общины в Германии и попытки их унификации в 1933–1941 гг.

Первые православные русские приходы появились в Германии в 1710-е гг. К началу Первой мировой войны Русская Церковь обладала в этой стране значительной собственностью — около 36 храмов, домов и земельных участков. Однако численность православных верующих оставалась небольшой. Ситуация изменилась после Октябрьской революции 1917 г. и окончания Гражданской войны в России. Пределы страны покинуло около 2 млн представителей белой эмиграции, не смирившихся с победой советской власти. Из них более двухсот тысяч к началу 1920-х гг. поселилось в Германии. Затем, главным образом по экономическим соображениям, большая часть переехала в другие страны. В 1935 г., по данным гестапо, русская эмиграция в Третьем рейхе насчитывала около 80 тыс., а по сведениям Министерства церковных дел в 1936 г. — примерно 100 тыс. человек

[102]

. Такое количество эмигрантов способствовало значительной активизации церковной жизни. Правда, численность русской православной общины была гораздо меньше. Берлинский епископ Тихон (Лященко) писал в 1933 г. о 23 700 прихожанах Русской Церкви в Германии. Согласно же данным Статистической рейхсслужбы, на 16 июня 1933 г. в стране числилось 13 023 православных, а в 1937 г. — 13 036

[103]

. Вероятно, не все эмигранты, в том числе считавшие себя верующими, были зарегистрированы в качестве членов приходов.

Эти православные общины не имели единого управления и принадлежали к трем юрисдикциям, к началу 1930-х гг. возникшим вместо прежде единой Русской Церкви: Московский Патриархат, Русская Православная Церковь за рубежом (РПЦЗ) с центром в югославском городе Сремские Карловцы (карловчане) и Временный экзархат Вселенского Патриарха на территории Европы с центром в Париже, который возглавлял митрополит Евлогий (Георгиевский) (евлогиане). Единственная община Московского Патриархата в Берлине существовала с 1931 г. до смерти ее настоятеля прот. Григория Прозорова в 1942 г., насчитывала всего 50 человек и не привлекала особого внимания германских ведомств

[104]

.

Постановлением Архиерейского Синода РПЦЗ от 1 июля 1926 г. территория Германии была выделена в самостоятельную епархию, и ее епископом с титулом Берлинского и Германского был назначен Тихон (Лященко). К 1935 г. в стране имелось 4 карловацких прихода. Но евлогианских было гораздо больше — 9 приходов, имевших статус «зарегистрированных объединений» со времен Веймарской республики, и 4 незарегистрированные общины

После изменения политического режима и создания национал-социалистического правительства представители всех трех юрисдикций Русской Церкви пытались прояснять новую ситуацию и обратились с письмами к германским властям. Г. Прозоров написал 6 сентября 1934 г. рейхсканцлеру, что как еп. Тихон, так и митр. Евлогий пребывают в схизме. Он подчеркнул: «Следует категорически заметить, что единственным законным владельцем русской церковной собственности являются исключительно высшие русские церковные власти, которые в настоящее время представляют Священный Патриарший Синод, и возглавляющий его митрополит Московский Сергий»

Наибольшую активность проявили еп. Тихон и его «представитель по мирским делам» князь Массальский. Уже в 1933 г. они попытались добиться признания нацистским режимом епархии РПЦЗ и получить в свое управление всю русскую церковную собственность в стране. Государственное признание виделось им в форме присвоения карловацкой епархии статуса корпорации публичного права, который в июле 1933 г. был предоставлен Немецкой Евангелической Церкви и по конкордату с папой — Католической Церкви. Просьбы об этом, как и призывы принять меры против якобы находящихся под французским и масонским влиянием евлогиан содержались в письмах, отправленных еп. Тихоном и Массальским в июле 1933 — августе 1934 гг. в различные правительственные инстанции. Причем Синод РПЦЗ, как раз в это время рассматривавший вопросы об отзыве епископа из Германии и путях примирения с митр. Евлогием, к подобным инициативам отношения не имел

3

Германская политика в отношении Православной Церкви в Генерал-губернаторстве

С началом 1 сентября 1939 г. — в результате нападения Германии на Польшу — Второй мировой войны нацистская политика в отношении Православной Церкви получила дальнейшее развитие. В то же время впервые произошли открытые столкновения и борьба в этом вопросе различных государственных ведомств, порой отстаивавших прямо противоположные подходы. Эта борьба с переменным успехом продолжалась почти год. Следствием ее стали первые серьезные изменения во всем курсе прежней церковной политики.

Хотя большинство населения Польского государства составляли католики, там имелась и довольно многочисленная самостоятельная Православная Церковь. В 1939 г. она охватывала 4,2 млн человек, т. е. 16,8 % всего населения страны. В основном это были украинцы, белорусы и русские. Польская Православная Церковь отделилась от Русской в 1923 г. в значительной степени под давлением правительства. Автокефалия была предоставлена Константинопольским Патриархом и никогда не признавалась Московским Патриархатом. Глава Польской Церкви митрополит Дионисий (Валединский), хотя и был русским по происхождению, оказавшись под давлением правительства, поддерживал полонизацию православных приходов. Это вызывало острое недовольство многих священников и мирян, усиливавшееся тем, что в течение целого ряда лет Православная Церковь подвергалась в Польше ожесточенным преследованиям и гонениям. Позднее это умело использовала как германская, так и советская пропаганда. Например, в Холмской области из 378 православных храмов в 1914 г. к 1938 г. осталось 227, а к сентябрю 1939-го — 47, причем 124 церкви были разрушены, 175 переданы католикам, а 32 сожжены

[167]

.

Когда в сентябре 1939 г. Польское государство перестало существовать, Православная Церковь оказалась разделенной на две неравные части. Подавляющее большинство православного населения — более 1500 приходов с 3,9 млн верующих — проживал о на территории, отошедшей к Советскому Союзу. В зону германской оккупации попала только Варшавско-Холмская епархия с 98 приходами и около 300 тыс. человек, в основном украинцами Холмской области (250 тыс.)

Первые недели оккупации неблагоприятно отразились на положении Польской Православной Церкви. Был закрыт православный факультет Варшавского университета, перестал выходить официальный церковный орган — еженедельник «Воскресное чтение», в ходе военных действий пострадали некоторые храмы, в лагерях для военнопленных оказалась целая группа православных священников (прикомандированных накануне войны к польской армии, так как ожидалось ее резкое увеличение в ходе мобилизации) и т. д. Из 10 архиереев на германской территории в Варшаве остались лишь 2 — митрополит Дионисий и его викарный епископ Люблинский Тимофей (Шрёттер). Оба они считались сторонниками польского влияния в Церкви и не пользовались доверием германских властей. Епископ Тимофей, хотя он и являлся по национальности немцем, был отстранен от всех дел и вскоре уехал из Варшавы в единственный оказавшийся на территории Генерал-губернаторства Яблочинский православный монастырь. А митрополита Дионисия, в связи с его призывом в послании в первые дни войны защищать Польшу, арестовало гестапо. Эти сведения частично содержатся в докладной записке германского посольства в Варшаве в МИД по поводу запроса Константинопольского Патриарха (от 26 октября 1939)

Вселенский Патриарх был не единственным, кого волновала судьба православных на прежней польской территории. Прежде всего, этот вопрос беспокоил священнослужителей и мирян РПЦЗ. Еще в середине октября профессор Кенингсбергского университета Н. Арсеньев обратился к Берлинскому архиепископу Серафиму с просьбой передать его письмо в Министерство церковных дел. Арсеньев просил помочь переехать в Варшаву тем православным, оказавшимся на территории, занятой советской армией, которым, по его мнению, грозила смерть: епископу Острожскому Симону, семье графа Хрептович-Бутенева, мужу и жене Волк-Карачевым. Кроме того, профессор предлагал образовать специальный комитет из священнослужителей и мирян под председательством архиеп. Серафима для оказания помощи православным беженцам и восстановления церковной жизни в занятой вермахтом части Польши. В этот комитет должны были войти митр. Дионисий, еп. Симон, протопресвитер Терентий Теодорович, протоиерей Д. Сайкович и др. Архиеп. Серафим в сопроводительном письме в РКМ от 27 октября 1939 г. полностью поддержал предложения профессора Арсеньева и в свою очередь попросил в случае согласия министерства ввести его в состав комитета, а также члена архиерейского совета Германской епархии Н. Фабрициуса, так как оба хорошо знали Польшу. Оба предложения Арсеньева были отвергнуты ввиду негативной позиции МИД, 28 декабря сообщившего о ней в РКМ