Том 3. Тихий Дон. Книга вторая

Шолохов Михаил Александрович

В третий том Собрания сочинений вошла книга 2-ая романа "Тихий Дон".

Тихий Дон. Книга вторая

Часть четвертая

Тысяча девятьсот шестнадцатый год. Октябрь. Ночь. Дождь и ветер. Полесье. Окопы над болотом, поросшим ольхой. Впереди проволочные заграждения. В окопах холодная слякоть. Меркло блестит мокрый щит наблюдателя. В землянках редкие огни. У входа в одну из офицерских землянок на минуту задержался приземистый офицер; скользя мокрыми пальцами по застежкам, он торопливо расстегнул шинель, стряхнул с воротника воду, наскоро вытер сапоги о втоптанный в грязь пучок соломы и только тогда толкнул дверь и, пригибаясь, вошел в землянку.

Желтый стяг света, падавшего от маленькой керосиновой лампы, маслено блеснул в лицо вошедшему. С дощатой кровати приподнялся офицер в распахнутой тужурке, провел рукою по всклокоченным седеющим волосам, зевнул.

— Дождь?

— Идет, — ответил гость и, раздевшись, повесил на гвоздь у входа шинель и обмякшую от влаги фуражку. — У вас тепло. Надышали.

Часть пятая

Глубокой осенью 1917 года стали возвращаться с фронта казаки. Пришел постаревший Христоня с тремя казаками, служившими с ним в 52-м полку. Вернулись уволенные по чистой, попрежнему голощекий Аникушка, батарейцы Томилин Иван и Яков Подкова, за ними — Мартин Шамиль, Иван Алексеевич, Захар Королев, нескладно длинный Борщев; в декабре неожиданно заявился Митька Коршунов, спустя неделю — целая партия казаков, бывших в 12-м полку: Мишка Кошевой, Прохор Зыков, сын старика Кашулина — Андрей Кашулин, Епифан Максаев, Синилин Егор.

На красивейшем буланом коне, взятом у австрийского офицера, приехал прямо из Воронежа отбившийся от своего полка калмыковатый Федот Бодовсков и после долго рассказывал, как пробирался он через, взбаламученные революцией деревни Воронежской губернии и уходил из-под носа красногвардейских отрядов, полагаясь на резвость своего коня.

Следом за ним явились уже из Каменской бежавшие из обольшевиченного 27-го полка Меркулов, Петро Мелехов и Николай Кошевой. Они-то и принесли в хутор известие, что Григорий Мелехов, служивший в последнее время во 2-м запасном полку, подался на сторону большевиков, остался в Каменской. Там же, в 27-м полку, прижился бесшабашный в прошлом — конокрад Максимка Грязнов, привлеченный к большевикам новизною наступивших смутных времен и возможностями привольно пожить. Говорили про Максимку, что обзавелся он конем невиданной уродливости и столь же невиданной лютой резвости; говорили, что у Максимкина коня через всю спину протянулся природный серебряной шерсти ремень, а сам конь невысок, но длинен и масти прямо-таки бычино-красной. Про Григория мало говорили, — не хотели говорить, зная, что разбились у него с хуторными пути, а сойдутся ли вновь — не видно.

Курени, куда вернулись казаки хозяевами или жданными гостями, полнились радостью. Радость-то эта резче, безжалостней подчеркивала глухую прижившуюся тоску тех, кто навсегда потерял родных и близких. Многих недосчитывались казаков, — растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавило их дождями, позамело сыпучим снегом. И сколько ни будут простоволосые казачки выбегать на проулки и глядеть из-под ладоней, — не дождаться милых сердцу! Сколько ни будет из опухших и выцветших глаз ручьиться слез, — не замыть тоски! Сколько ни голосить в дни годовщины и поминок, — не донесет восточный ветер криков их до Галиции и Восточной Пруссии, до осевших холмиков братских могил!..

Комментарии

Вторая книга «Тихого Дона», в основном, охватывает исторические события периода февральской буржуазно-демократической революции, монархический заговор генерала Корнилова, первые дни Великой Октябрьской социалистической революции и дает картины борьбы с контрреволюционными выступлениями на Дону в конце 1917 и начале 1918 года.

Трудность художественного воссоздания всех этих событий заключалась прежде всего в том, что конкретный исторический материал ко времени создания романа был еще совершенно не изучен, не были опубликованы многие важные документы, не было научных исследований, дающих достаточно полное и глубокое освещение эпохи. В числе печатных источников, содержащих некоторые исторические сведения, можно назвать лишь книгу В. Владимировой «Контрреволюция в 1917 году» («Корниловщина»), М. 1924, и газетную публикацию «Где находятся войска Корнилова» («Известия Ростово-Нахичеванского Совета рабочих и солдатских депутатов» от 2 (15) сентября 1917 г.).

Известный интерес представляли сообщения буржуазной периодической печати: «Пребывание в Москве генерала Л. Г. Корнилова» («Русское слово» от 15 (28) августа 1917 г.), «Побег ген. Корнилова, Деникина и др.» («Русское слово» от 21 ноября (4 декабря) 1917 г.), а также многочисленные мемуары белых эмигрантов, бывших вожаков контрреволюции (Деникина, Лукомского и др.), не отличавшиеся исторической объективностью.

Весь этот пестрый и разноречивый материал, критически отобранный художником, был использован в работе над романом.

Отрывки из незавершенной повести «Донщина» (см. примечания ко 2-му тому настоящего Собрания сочинений) составили основной текст тех глав четвертой части романа, в которых переданы эпизоды корниловского мятежа и которые сюжетно не связаны с историей Григория Мелехова. Введение в роман ранее написанных отрывков не было механическим — писателю пришлось их тщательно переработать для того, чтобы сохранить единство композиции и стиля, не нарушить цельности и стройности произведения.