Благородный янтарный напиток в широком фужере. Едва заметным движением подымаю легкий шторм. Бушуя меж хрустальных берегов, он отблескивает лучи дорогущих сверкающих люстр.

Говорят, на огонь и воду можно смотреть бесконечно. Согласен. Проверено на практике. Вот уже которую ночь я сижу в этом милом кабаке, неотрывно уставившись в глубины коньячного океана. Неужто спиваюсь? Не хотелось бы. Лучше надеяться, что диагноз гораздо проще. Нет желания глазеть по сторонам, и все тут! А чего туда пялиться? Вокруг как всегда, как везде… одно и тоже. Папенькины сынки, нагло возомнившие, что они что-то в этой жизни могут и стоят. Длинноногие телки, которые и в самом деле могут многое, но только за деньги. И, наконец, вышколенный персонал ночного заведения – единственные, кто в этом мире роскоши, достатка и благополучия достойны понимания и уважения, так как честно зарабатывают свой хлеб.

Противно. Спросите, зачем я вновь притащился сюда? Если отвечу – не поверите. Чтобы не оставаться наедине с самим собой, чтобы не думать и не вспоминать. О чем вспоминать? О том, чего не было на самом деле. О том, что мне привиделось. Однако, черт побери, какое странное, чудовищное в своей реальности видение! Я помню его все… до мелочей, до звуков, до запахов, до нестерпимой боли от ударов кнута, до слепящего блеска золотых самородков, до регота отвратительных жутких тварей.

Но самое страшное происходит ночью, когда я засыпаю. Мозг теряет чувство реальности, перестает защищаться, и видения превращаются в явь. Я вновь попадаю туда. У меня на глазах льется кровь, звучат стенания и отчаянные призывы о помощи. Но я ничего не могу поделать, потому, что это выше человеческих сил, потому, что я такой же как и все они – обессиленный, искалеченный, ни на что не годный узник, обреченный на изуверские муки. И так будет продолжаться всегда… вечно.

Но нет, хватит! Это выше моих сил! Я с остервенением затряс головой, как будто хотел вытряхнуть оттуда не только кошмары, но и часть опухшего, уставшего от пыток серого вещества. Полегчало. Чтобы окончательно завершить процедуру я потянул к себе фужер. Очередной глоток сорокаградусного пойла позволит продержаться. Через час-другой мозг отключится, утонет в пьяном угаре, несущем с собой сладкое забвение. Вообще-то, я не любитель спиртного, но выбор не велик: или выпивка, или таблетки. Из двух зол выбираю более традиционное и натуральное. Только бы не думать, не помнить и не видеть этих проклятых снов!

Сильный северо-западный ветер, обильно сдобренный фонтаном соленых брызг, больно обжигал неприкрытое лицо. Я не первый день в море, и прекрасно знаю, что такое шторм. То, что сейчас творится за бортом, еще сложно назвать штормом, скорее веселенькая качка. Но шторм будет, обязательно будет.

Придерживая рукой капюшон желтого дождевика, я оторвался от созерцания высоких бурунов, рдеющих в лучах заходящего солнца, и с некоторой нервозностью перевел взгляд на внушительные караваны толстых стальных труб. Ими словно прессом придавили крышки грузовых люков. Каждый штабель имел в высоту чуть более шести метров. Трубы предназначались для строительства магистральных газопроводов. Были они все одинаковые и лежали ровными рядами. Однако, насколько я помнил, среди них имелось два пакета – по четыре трубы, стянутых между собой толстыми стальными полосами. Получателем пакетов значилась какая-то датская контора, которая в Осло должна была перегрузить их прямо на грузовики. Отсюда и взялась такая, с позволения сказать, расфасовка. Огромному портовому крану ничего не стоит подцепить вот такой пакет и прямехонько отправить его на прицеп автомобиля. А вот что делать с этими «подарочками», если фарсмажор возникнет в море? Вес четырех труб не потянет ни один из наших бортовых кранов.

Черт, угораздило же связаться с этим железом! Специализация «Жокея» зерно – чистый безопасный груз. А тут судовладельцы настояли, вот Густаву и пришлось взять грех на душу. Густав конечно моряк от Бога, только вот выше морских законов ставит волю хозяев. Меня, например, хоть стреляй, никто и никогда не заставит выйти в море груженным свыше нормы, да еще и с этой хренью на палубе. Между прочим, проект крепления караванов так никто и не удосужился состряпать. Эх, зря я все-таки промолчал… Старею, что ли?

Все эти мысли вдруг разбередили память о далекой молодости. Тогда командир торпедного катера старший лейтенант Глебов еще мог себе позволить радиограмму типа: «Считаю решение командующего эскадрой ошибочным. Продолжаю действовать по собственному плану». От воспоминаний о шалостях давно минувших дней я по-доброму улыбнулся. Да… были времена! Все-таки как ни поливают грязью то далекое советское прошлое, а людей воспитывать тогда умели. Да каких людей: смелых, грамотных, принципиальных, решительных. И на риск они шли ради высокой цели, а никак не из-за каких-то паршивых денег.

На палубе пока вроде бы все в порядке. Конечно сейчас не моя вахта, но я как-никак старпом. Фигура не первая, но далеко и не последняя. Я отвечаю за этот корабль наравне с капитаном. Может, поэтому и решил все проверить самолично. Шторм ведь грядет не шутейный.

Сознание возвратилось одним махом. Складывалось впечатление, что еще секунду назад я и вовсе не существовал, а затем бах… и ваш покорный слуга материализовался в полном здравии и уме, способный видеть, слышать, чувствовать и размышлять. Кстати, а поразмышлять было о чем. Последнее, что я помнил, это ледяной, свирепый, жестокий океан, который словно ненасытный вампир выпил из меня все тепло, а вместе с ним и жизнь. Все это было. Ей богу было! А что теперь? А теперь я лежу на рифленом металлическом полу, уткнувши взгляд в хорошо знакомую фирменную надпись «Schindler». Это что – лифт? Едва заметная вибрация и легкое гудение электромотора развеяли всякие сомнения.

Что за черт?! Я поднялся на колени и огляделся по сторонам. Точно лифт. Причем большущий, такой, какие обычно ставят в многолюдных учреждениях или бизнес-центрах. Стены из полированной стали, раздвижная дверь и огромное, в рост человека, зеркало. Все как положено, все как всегда. Однако, чего-то не хватает. Ах, вот в чем дело! Я понял что искал, но никак не находил. В кабине лифта и в помине не было панели управления. Только одна кнопка. Большая, светящаяся белым кнопка с нанесенным на ней символом. Огненно-красное солнце с закрученными по спирали лучами. Я знал этот символ – знак вечного движения. Оставалось лишь выяснить движения куда?

Такая, я бы сказал, упрощенная система управления наталкивала на мысль, что я в каком-то техническом или служебном подъемнике. А вдруг, это и впрямь грузовой лифт? Я непроизвольно еще раз огляделся по сторонам. Не похоже. Все сверкает новизной, ни пылинки, ни царапинки. А главное, в грузовых лифтах не ставят зеркал.

Повернувшись к зеркалу, я поглядел на себя. Н-н-да… Похоже, что мои воспоминания о крушении «Жокея» это не дурной сон, а все-таки что-то такое напоминающее правду. Доказательства, как говориться, налицо. На мне красовался все тот же желтый дождевик, поверх которого был надет спасательный жилет. Заметьте, надутый жилет. Воспоминания оказались бы полными и абсолютно подтвержденными, окажись я мокрым и дрожащим от холода. Но вот чего не было, того не было. Одежда сухая и чистая, как будто только что из шкафа, а самому мне тепло и комфортно. Вот загадка, так загадка!

Не беда, разберемся. Я ободряюще подмигнул своему отражению, и оно мне ответило такой же дурацкой кислой улыбкой. Несколько секунд мы строили друг другу рожи. Странное дело, почему-то показалось, что отражение не поспевает за мной. Словно я смотрю не в зеркало, а в прозрачное стеклянное окно, за которым мой двойник пытается копировать все движения оригинала. Да и сам двойник выглядел как-то странно. Никак не похож на человека, только что пережившего кораблекрушение. Скорее смахивает на клиента фотоателье. Знаете, когда приходят запечатлеть свой драгоценный облик для заграничного паспорта. Все должно быть чики-пики. Побольше глянца и респектабельности, чтобы у клерка в иностранном посольстве сложилась полная иллюзия, что перед ним солидный российский бизнесмен, а никак не какой-нибудь гастарбайтер Вася. Лично мне никогда не нравился такой стиль. Вот и сейчас я чисто автоматически разлохматил наполненные легкой сединой каштановые волосы, сурово сдвинул густые брови и хищно пробуравил Глебова номер два немигающим взглядом серых глаз. Так то вот получше будет. Теперь понятно – визы здесь выдаю я.

Когда два здоровенных жлоба волокли меня в место, значащееся у жирнюги под грифом «Ад-8», я даже не сопротивлялся. Не было ни какого смысла. Смуглолицые громилы схватили меня, один за руки, другой за ноги, и как пушинку потащили сквозь лабиринт полутемных коридоров. Нет, сперва я, конечно, пробовал трепыхаться. Но все старания ни к чему не привели. Мои конвоиры, или вернее будет сказать носильщики, просто их не заметили. Почувствовав такую силищу, я расслабился и, как говорится, получал удовольствие. Видать, в моем случае гораздо уместней напрягать не мышцы, а серое вещество.

Рассудив таким образом, я попытался сосредоточиться. Честно говоря, это было нелегко. Раскачиваясь из стороны в сторону, я ощущал себя дичью, которую кровожадные людоеды привязали к прочному вертелу и, облизываясь, тянут на костер. Ассоциация прямо сказать бредовая. Хотя она ничуть не лучше той чуши, которую предложил мне господин Дьявол. Помнится, после его слов я зашелся таким истерическим смехом, что даже озадачил самого властителя тьмы. Еще бы! Я настроился с достоинством противостоять проискам иностранной разведки, а вместо этого получил предложение стать, кем бы вы подумали? Бесом-искусителем!

Да… как это ни прискорбно осознавать, но все, виденное мной, это никак не следствие действия секретных галлюциногенов, это предсмертная шизофрения, бред замерзающего в просторах Атлантики человека. Ну, что ж, бредить так бредить – широко, весело, с истинно русской удалью. Отдышавшись от смеха, я послал Дьявола на три веселых буквы. А чтобы рогатый поскорее отправился в указанном направлении, пришлось его поторопить. Не долго думая, я схватил со стола увесистый письменный прибор и запустил им в надменно ухмыляющуюся физиономию. Не скажу, что меня распирало от злости. Скорее сработал инстинкт загнанного зверя. Захотелось, во что бы то ни стало, вырваться из этого сумасшедшего дома. Пусть даже придется переступить через труп очаровашки психиатра.

Однако не вышло. Толстяк лишь легонько шевельнул рукой, и сверкающая золотом подставка для ручек и карандашей отлетела в сторону. Он продолжал все также пристально глядеть на меня. Вот только взгляд этот изменился. Ирония бесследно испарилась, а на смену ей пришла лютая злоба. Находясь под прицелом этих черных пулеметных амбразур, я почувствовал себя очень и очень неуютно. Сейчас бы переключить канал и более приятно провести последние мгновения своей жизни. К примеру, компания двух прелестниц меня бы вполне устроила. Брюнетка и блондинка с выкалывающими глаза сиськами и резиновыми попками. Упиться их ласками и горячим влажным дыханием…

Канал переключился, мягко выражаясь, не совсем удачно. Вместо чарующих гейш как из-под земли выросли эти две гориллы. Школу я закончил давненько и уже не помню точно, как выглядели древние неандертальцы, но, по-моему, это именно они. Повязали меня и тянут неизвестно куда. Видение, прямо сказать, не из лучших. Может встрепенуться и хоть на мгновение прийти в себя? От этой мысли я вздрогнул. Очнуться и снова оказаться в разъяренном ледяном океане?! Нет уж! Лучше оставаться здесь. Досмотрю эту героическую фэнтази. Думаю, не так уж долго осталось.

Гроза прекратилась также неожиданно, как и началась. Облако, которого так боялась львица, ракетой взмыло ввысь и исчезло, смешавшись с клубами низкого багрового марева. Все вокруг успокоилось. Каменная пустыня вновь казалась угрюмой и безжизненной.

Я ковылял вслед за Дионой, именно так назвалась моя четвероногая спутница, и пытался сосредоточиться на ее рассказе. Если верить львице, то мы находились в аду. Да-да, вот этот пустынный марсианский пейзаж, источенные горячим ветром скалы и красное небо – это и есть то самое жуткое место, куда испокон веков низвергают грешников со всего мира. Их души попадают сюда, чтобы терпеть вечные мучения и служить безжалостному властителю тьмы.

Услышав такие малоприятные новости, у меня екнуло сердце. А вдруг, правда? И небо, и окрестности не походили ни на что виденное ранее. В воздухе присутствовал какой-то странный запах. Неужели сера? Черт его знает, может и сера. Не нюхал я ее никогда, не знаю как пахнет. Вдобавок ко всему и тварь эта окаянная – Цербер, она тоже выглядела, мягко сказать, не очень-то обычно. Ну, а если говорить обо мне, то вообще цирк получается. При таком количестве ран в принципе даже невозможно встать на ноги, не то что идти. А вот нет, вздрагиваю от боли, но все же продолжаю, как привязанный, топать за Дионой. А началось все с милой беседы с тем жирным уродом, подручные которого и забросили меня в это гиблое место. Вроде все срастается. Факты, как говорится, упрямая вещь…

Но нет! Я постарался взять себя в руки. Опомнись! Включи мозги и докажи самому себе абсурдность всех этих галлюцинаций. Загробный мир! Чушь собачья! Чтобы разделаться с навязчивыми видениями, я решил применить эффективное и проверенное оружие – детальный анализ событий и здравый смысл. Все происходящее вокруг лишь фантазии, и они начнут лопаться словно мыльные пузыри, как только я попытаюсь выстроить их во взаимосвязанные цепочки. Так всегда бывает. Любой бредовый сон похож на вырванные из книги страницы. Нет ни начала, ни конца. Именно когда понимаешь это и начинаешь искать предыдущие главы, обязательно просыпаешься. Не хочу сказать, что мне улыбалось проснуться посреди беснующихся волн Атлантики, но ад – это уж слишком. Быть может, повторное погружение в небытие забросит меня в более приятное место. Итак, начнем:

– Диона, а почему Цербер накинулся на нас?

Уже в который раз со мной поступили без церемоний, как с вещью, бессловесной, бесчувственной вещью, предназначенной для выполнения своей узкой, строго определенной функции. Меня швырнули на золотой еще горячий от заливки пол. Рядом звонко дзинькнула старая зазубренная кирка, и низкий рычащий голос приказал:

– Бери и руби. Самородки будешь сносить в свою кладовую. Узнаешь ее по отрубленной волосатой башке, что болтается над входом. Во всем остальном разберешься сам. Пожалуй дам тебе лишь один совет, к соседям своим спиной лучше не поворачивайся.

Циклоп довольно зареготал и, цокая копытами, быстро удалился. А я так и остался лежать лицом вниз, одной рукой вцепившись в заточку, а другой крепко зажимая глаза. Я твердо знал, стоит мне прозреть и осмотреться и все… конец. Может, еще продержусь пару минут, а затем… затем придет безумие. Золото не пощадит и не отпустит. Оно сделает меня своим рабом, готовым зверствовать и убивать.

О том, что вокруг груды золота, я знал совершенно точно. Подсмотрел сквозь узкие щелочки едва приоткрытых век, пока одноглазый гигант тащил меня сюда. Несколько быстрых взглядов, а затем крепко зажмурить глаза и быстрее туда… вглубь спасительной, целительной для разума темноты. В минуты, когда наступала слепота, я осмысливал увиденное.

В конце седьмого круга золотая река обрывалась настоящим высоким водопадом. Солнечные струи молниями рушились вниз. Падая, они разбивались о камни и растекались огромным сверкающим озером, которое, судя по всему, и носило имя Коцит. Но как только тигеля на седьмом уровне пустели, и полноводная раскаленная река начинала мелеть, края золотого озера твердели, словно толстым льдом промораживаясь до самого дна. Вот тогда-то из мрачных пещер на работу выползали темные старатели.

Пошатываясь, я брел вперед. Хотелось думать, что выбранное направление является верным и ведет именно к тем самым таинственным кладовым, о которых мне тут все толковали. Хотелось думать? Эх… хорошо, если осталось чем думать! А то, что-то этот, процесс давался мне сейчас с невероятным трудом. Видать, глубоко я загнал этот проклятущий гвоздь. Может он и до самого мозга дошел. Оно и понятно, ведь практики у меня в этом жутко увлекательном деле никакой. Черт его знает как следовало колоть. Руку я себе как-то раз самостоятельно зашивал, было такое дело. А вот чтобы избавляться от ставшего вдруг лишним глаза… Это, прямо скажу, впервые. Вот и оплошал по неопытности.

Я приостановился и с опаской потрогал левую щеку. Пальцы вмиг окрасились липкой красной кашицей. Черт, кровь все еще течет. Перевязать бы, да только чем? Тельняшкой что ли для такого дела пожертвовать? Странно, но мне эта идея пришлась по душе. Тело кое-где начинало чесаться, от чего так и хотелось содрать ненавистную одежду.

Не долго думая, я стянул полосатый тельник и начал рвать его на плоски. Фух, без рубахи хорошо, без рубахи легче дышится, и не так досаждает зуд. Стоп, а этот мужик… тот, которого я только что уделал… Он ведь тоже голый, совсем голый. Почему? Тут не пляж и не солярий. Выходит, одежда его тоже раздражала, вот он ее и скинул.

Что ж за место такое гнусное! Грибок здесь в воздухе летает, что ли? Вон того выродка язвами как поело, прямо прокаженный. Помимо воли я стал с опаской оглядывать свое тело. Да нет, пока все чисто. Есть кое-какие синюшные участки, но они более смахивают на синяки. И не удивительно, последнее время кто меня только не пинал?!

Я уже совсем было решил завязать с персональным осмотром, но тут взгляд случайно упал на левое запястье, туда, где бесполезным украшением болтался мой любимый верный «Tissot». В первое мгновение я даже испугался. Показалось, что место часов на руке заняло какое-то пузатое насекомое с многочисленными фосфоресцирующими глазищами. Но оторопь быстро сменилась удивлением, да еще каким! Люминесцентный слой, которым были покрыты стрелки, цифры и деления на подвижном ранте, сиял ярким зеленоватым светом. О чудо! Особенно, если учесть, что уже лет пять даже яркий солнечный свет не мог выдавить из мертвого люминофора хотя бы один какой-никакой завалящий фотон. Но ведь здесь нет солнца, нет яркого света, нет ничего…

– Господин, мы уже пришли, – Чен Фу махал мне метров с тридцати. Именно столько успел отмахать китаец, пока я топтался у двери с гербом рода Лусинянов. – Вот ваша кладовая. А рядом моя.

В страшной спешке Чен распахнул свою дверь и юркнул внутрь. Пробыл он там совсем недолго. Через минуту китаец показался вновь, со свернутым мешком и переполненный готовностью отправиться на золотой прииск.

– Иди сам. Я остаюсь здесь, – мысли путались в голове, и чтобы разобраться в них, мне было просто необходимо остаться одному.

– Но господин обещал помочь?! – китаец вскричал с возмущением, почти со злостью.

– Сейчас я тебе точно помогу! – я резко схватился за торчащий из тележки ледоруб.

В отчаянном броске я дотянулся до ледоруба и, крепко сжав его в руках, обернулся на звук. Твою мать, застукали! Это была первая, да, пожалуй, и единственная мысль. Однако, на меня никто не нападал. В темной пещере нас, как и прежде, оставалось трое: я, Сурен и находящийся в полной отключке Чен Фу. Но этот голос… Он что, почудился? Как бы ища поддержки, я глянул на друга. Да, он тоже слышал, без сомнения слышал. Сурен стоял рядом и на пару со мной ошалело оглядывался по сторонам.

Спокойно! Явной угрозы не наблюдается, пока не наблюдается. И голос этот совсем не угрожающий, совсем не тот, которым орут: «Стоять, руки за голову, лицом к стене!» Наоборот, он что-то там говорил… Я вспомнил слова, прозвучавшие в тишине каменного склепа. Затем набрался смелости и переспросил:

– Какой еще, к дьяволу, экран?

– Свинцовый, какой же еще? – Чен Фу потянулся словно отходил от сна, а не от глубокого нокаута. Проворно сел по-восточному, поджав под себя ноги.

– Чен, это ты? – я не мог узнать голос китайца. Из писклявого и лебезящего комариного писка он превратился в баритон достойного самолюбивого человека.

Скрежету камня, трущегося о камень, я не удивился. Именно так все и должно начинаться, именно с таким звуком отползает в сторону тяжелая каменная плита. Но вот чего не ожидал, так это моментально проникшей внутрь вони. Вонь это еще мягко сказано! В кладовую хлынул густой словно каша смрад. Нет, дружище Чен, тухлым яйцам до этого коктейля еще далеко. Здесь дела похуже, здесь воняет влажным гниющим болотом и разлагающейся мертвечиной.

Вдохнув такое отвратительное месиво, я тут же изогнулся в рвотном позыве. Но блевать нечем, а главное не вовремя. Выходит, придется как-то приспособиться и дышать этой дрянью. Лучше ртом, так меньше воняет. С отвращением раздвинув челюсти, я начал делать частые ритмичные вдохи-выдохи. Не знаю как там Сурен, но Чен последовал моему примеру, и мы оба превратились в усталых псов, отдувающихся после долгого очумелого бега.

Тошнота и дурнота слегка отступили, и сознание, освобождаясь от их пресса, стало потихоньку возвращаться. Влажность! Откуда здесь влажность? На всех остальных уровнях было суше, чем в пустыне. А тут, на самой глубине, и вода? Правда, с хрустально-чистым понятием вода зловонная атмосфера девятого круга не вязалась абсолютно. Скорее, помои, нечистоты и трупная жижа. От этих мыслей меня вновь скрутило, но уже не от рвоты, а от страха. Куда же нас занесло? Был ли я прав, настаивая на побеге через девятый круг? А все этот грешник, первый, холера его забери! Однако, отступать уже некуда, и мы смиренно ждали каким боком повернется к нам спесивая фортуна.

Как только стих скрежет камня, до моего слуха донесся звук приближающихся шагов. Шлеп-шлеп… то ли босые ноги, то ли… Все остальные «то ли» не предвещали нам ничего хорошего, поэтому с бешено колотящимся сердцем я вслушивался в размеренные шлепки.

Нет, не человек. Кто-то гораздо тяжелее и намного неповоротливее. Блин, вот невезуха! И ледоруб мой как назло далеко. Правда теперь нас трое. Если ринуться одновременно, кому-то может и повезти. Проскочит.