Будущая вершительница судеб Руси родилась в конце IX в. на Псковщине. Подробности ее юности известны лишь из преданий да реконструкций историков. Вероятнее всего отец Ольги был влиятельным варягом, дружина которого (с тем же успехом можно применить и более современные термины «группировка», а то и «банда») контролировала переправы через Волхов.

Кто же такие — эти варяги? По этому поводу историки пока не договорились. Спорят, как физики о структуре атома. Летопись сообщает о «призвании варягов» в Новгород в 862 году. После смуты горожане во главе с Гостомыслом (возможен буквальный перевод этого «имени» как «сторонник пришельцев») призвали варяжского вождя Рюрика. Но еще некоторое время князю пришлось отбиваться от противников во главе с Вадимом.

Из этого рядового события, которое запомнилось только благодаря тому, что потомки Рюрика сумели подчинить своей власти всю Русь, выводилась «нормандская теория». Дескать, славяне сами не смогли организовать государство, и поэтому они позвали людей из–за рубежа. Если следовать этой логике, то большинство народов Европы не смогло самостоятельно организовать государство. Приглашение чужих вождей на царство — дело для того времени обычное. Да и не в этом суть. Призвание варягов практически ничего не изменило в жизни Нового Города. Князья были там и прежде. Часто — именно варяги. Рюрика потому и пригласили, что его предки когда–то правили в этой земле. Возможно, летописец выдумал этот факт, чтобы «удлиннить» родословную Рюрика, но и о местном вожде Вадиме — противнике Рюрика, он также упоминает (С.Соловьев считает, что «Вадим» («Водим»), может обозначать «проводник», «передовой»

[4]

, то есть по–просту «вождь»). Рюрик не был первым главою народа в этих местах.

Но о государстве как до Рюрика, так и после него, говорить рано. Князей–вождей и окружавших их вооруженных людей называть «правящей элитой» или «классом» еще рано — уж больно этот слой неустойчив. Сегодня одна ватага защищает группу племен (племенной союз) от соседей и устраивает набеги на ближние и дальние земли. Завтра она терпит поражение, не может предложить землякам богатого пира и даже просто безопасности. Престиж дружины падает, и ее сменяет другая группа «профессиональных военных».

Сведения об этих дружинах–бандах остались в былинах, возникновение которых исследователи относят к этому времени: «А пойдем–ка ты с моей дружинушкой во чисто поле. Меня тридцать молодцев как один» — агитирует былинный Вольга (Ольга, Олег) крестьянина Микулу.

Было ли «призвание варягов» судьбоносным моментом в истории Руси? Сказанное выше показывает, что нет. Образование варяжских дружин на Руси — длительный и неизбежных процесс. И вместе с другими причинами он неизбежно вел к образованию государственности именно в XI–X вв. Уплотнение населения на относительно ограниченном пространстве, увеличение излишков продуктов, позволявших содержать элиту, необходимость в военной силе для борьбы с соседями, столкновения между родами и самими дружинами, кои размножались слишком интенсивно — все это не давало истории Руси выбора. Восточное славянство вступило в полосу социального кризиса, из которого был только один выход — государственный «порядок». Новгородскую землю охватывает «рать велика и усобица», столкновения «хлопцев» (читай — дружинников) и населения, горит Ладога — первая столица Рюрика.

[8]

Рано или поздно этот кризис должен был завершиться победой какой–либо партии. Ею стала группировка, поддержавшая Рюрика.

В 882 г. воевода скончавшегося три года назад Рюрика Олег, которого летопись называет князем (ибо князем становятся еще не по наследству, а по способностям) захватил Киев, убив престарелых Аскольда и Дира. И здесь мы сталкиваемся с первой альтернативой в истории Руси, которая будет встречаться на нашем пути еще не раз. Новгородская дружина, упрочившая свое положение на севере Руси, могла и не ходить на Киев. Ей могло бы хватить даней с фино–угорских племен на востоке, покорением которых новгородцы действительно займутся позднее. И тогда в Новгороде формировалась бы самостоятельная государственная структура. На территории Руси образовалось бы два центра притяжения — Киевский и Новгородский. Неустойчивость сферы влияния варяжских дружин позволяет считать такой сценарий реальным. Но он меняет очень немногое. Новгород вскоре превратится в торговый город. Торговля его проходит через Киев. Отсюда — заинтересованность Новгородцев в решении киевских дел, постоянное их вмешательство в борьбу киевских князей. В то же время новгородская община слишком удалена от центра восточно–славянских земель, чтобы из Новгорода можно было удерживать их в это время, когда вся «администрация» держится на князе и его дружине. Новгород был «обречен» на то, чтобы стать частью Киевской Руси — очень влиятельной, автономной, но все же подчиненной. Не случайно неоднократные «завоевания» новогородцами Киева (в 882, 980, 1018 гг.) ничего не меняют в отношениях «двух столиц». Для того, чтобы положение переменилось, было необходимо превращение Новогорода в духовный центр страны, а этот шанс был упущен уже во время крещения Руси, центром которой неизбежно стал Киев, тесно связанный с Византией. В начале XII г. Новогород приобрел относительную независимость. Альтернатива IX в. стала реальностью, неизбежной в условиях перехода к раздробленности. Дороги исторических альтернатив разошлись недалеко и слились снова в один путь. Таким образом значение выбора Олега было невелико.

После захвата Киева «новгородец» Олег «забывает» о своей прежней «столице». Из Киева объезжает он все окружающие племена (а это немалое по тем временам расстояние). И с каждым из них договаривается о том, что он будет защищать их, а они будут платить ему дань. Недовольных Олег «примучивает», назначая своих наместников.

Но все же говорить о государстве рановато. Дань — еще не налог, ее размер в это время видимо определялся по мере надобности, чтобы содержать постоянную дружину для обороны от соседей и предотвращения междоусобий. Приход Олега был даже выгоден — племена получали одну общую дружину, которую содержали «в складчину». Важным дополнительным доходом для дружины остается грабеж соседей и торговля частью дани. После похода на Византию (возможно, не столь успешного, как утверждает русская летопись — византийские хроники не фиксируют осаду своей столицы) Олег заключил в 911 г. выгодный для Руси торговый договор.

После смерти Олега в 912 г. Игорь становится князем, а Ольга — княгиней. Реальной власти у нее в это время, разумеется, не было и быть не могло. Но очень быстро княгиня становится правительницей многочисленных земельных владений, важнейшим из которых был Вышгород. Частной собственности на землю тогда не было, и принадлежность Ольге городов и весей означало, что она была их правительницей от лица князя, должна была заниматься реальной «административной» работой. Так приобретался опыт, столь пригодившийся княгине позднее.

Убив князя и перебив его приближенных, древляне нарушили равновесие на Руси. Страна лишилась связующего звена. Древляне поспешили возместить потерю — они предложили Ольге, раз уж так вышло, выйти замуж за местного древлянского князя (видимо — племенного предводителя) Мала. Не исключено, что возможность избавиться от опеки киевлян могла приглянуться Ольге. Е.Холмогоров даже считает, что Ольге угрожала гибель на погребальном костре мужа

[11]

(хотя никаких свидетельств, что дружинники выбрали для этого страшного обряда именно Ольгу, нет).

Так или иначе, но переговоры начались. Само прибытие послов, которое летопись рассматривает как хитрость Ольги, показывает, что предложение серьезно рассматривалось. В противном случае кара древлянам последовала бы быстро. Восстание древлян грозило перерасти в серьезный передел власти. В случае, если бы Ольга переехать в город древлян Искоростень, конфигурация Руси заметно изменилась бы. История страны стояла перед первой в своей истории развилкой.

Если бы древлянскому князю Малу удалось бы переманить на свою сторону Ольгу и часть киевской дружины, а затем подавить неизбежный бунт киевлян, то столица Руси могла переместиться к западу — в Искоростень. Это означало бы изменение конфигурации страны, затруднило бы культурные связи с Византией и усилило бы контакты с католической цивилизацией. Возможно, это привело бы к отпадению группы восточно–славянских племен, в том числе Новгорода, который в будущем стал бы центром консолидации Северо–восточной Руси.

Но киевлянам и возглавлявшим их дружинникам Игоря такая перспектива не улыбалась. Они напали на послов и уничтожили их. Летопись утверждает, что это произошло даже дважды. При низком уровне передачи новостей это вполне могло произойти на самом деле — второе посольство (которое сожгли в бане) не знало об участи первого (которое закопали в лодьях). По мнению ряда историков, столь сложная месть Ольги древлянам — описание сложного языческого ритуала

[12]

. Даже если это так, события имели и вполне конкретный социальный смысл — утверждение власти киевско–вышгородской правящей корпорации над региональными элитами других племен и поселений.

Ольга сочла за лучшее присоединиться к киевлянам. Ее войско осадило и сожгло Искоростень. Киевляне (и не только дружинники, но и горожане, которым перепадала значительная часть дани, как справедливо на наш взгляд интерпретирует летопись отечественный историк И.Фроянов

В середине Х века Русь представляла собой неустойчивый конгломерат земель, народы которых говорили на близких друг другу славянских, а также на финских наречиях. У них были свои «наборы» местных божков, свои предания о старине глубокой — собственная культурная традиция. Единой культуры не существовало, а значит — Русь могла исчезнуть в любой момент, распавшись на несколько совершенно разных народов. Ольга первой из русских правителей поняла важность сплочения подвластных ей народностей вокруг идеи, способной увлечь людей (по крайней мере правящую элиту). Такой идеей в то время могла быть только религия — прежде всего монотеистическая. Выбор был широк. Рядом находился могущественный иудейский Хазарский каганат. Географ Л.Гумилев потратил немало сил, чтобы доказать, будто это иудейское государство было в то время средоточием мирового зла, центром единой сети еврейской торговли, раскинувшейся от Франции и Испании до Китая и принесшей миру огромные бедствия

[16]

. Автор повествования об этой средневековой «сионистской угрозе» вынужден руководствоваться принципом «надо исследовать не источники, а историю событий»

[17]

. Впрочем, если обратиться к источникам (которые географ противопоставляет истории), и эта теория Л.Гумилева рассыпается. Достаточно вспомнить, что испанские евреи узнали о существовании Хазарского каганата только накануне его гибели

[18]

. Говорить о единой координируемой иудейской системе, охватившей Евразию, не приходится.

Ясно одно — хазары творили в отношении соседей то же самое, что и большинство народов того времени. Они, как и мадьяры, немцы, греки, не отличались благородством, защищая свою культуру и свою веру. Иудаизм был гордостью хазар — ведь это была самая древняя монотеистическая религия. Но для Ольги хазары были опасным соседом–противником, и подпадать под их гегемонию она не желала. Дальше на юге располагались могущественные исламские страны, иногда выступавшие союзниками Руси в набегах на Византию. Но их культурное влияние к северу от Черного моря было невелико, а обычаи казались русичам дикими. Иное дело Византия. Ее культурное превосходство было несомненно. От византийских священников Кирилла и Мефодия пришла на Русь грамота. Глубокий исследователь истории русской церкви А.Карташев доказывает, что этим великим просветителям удалось еще в 60–е гг. IX в. основать в Киеве и первую христианскую общину

Константинопольское посольство Ольги было трудным. Позднее возникла красивая легенда о том, что Ольга поразила византийского императора своей красотой, и стала христинакой лишь для того, чтобы отразить его домогательства (император стал крестным отцом, и потому не мог быть женихом). Вслед за А.Карташевым подвергнем эту историю сомнению. Ольга была уже очень немолода. Согласно византийским источникам ей пришлось долго дожидаться аудиенции у императора

Если летописная Ольга — хитрая женщина, принявшая христианство неискренне, то реальная Ольга — мудрый политик, оказавшийся выше личных обид, глубоко принявший новое учение. В крещении Ольга приняла имя Елены — матери Константина Великого, вместе с сыном крестившего жителей Римской империи. Согласимся с Е.Холмогоровым, что в этом имени была целая программа — намерение добиваться крещения Руси. Сложные отношения с Византией привели к надеждам заручиться поддержкой Запада. В 961 г. в Киев прибыл еписком Адальберт. Но его миссия полностью провалилась, и германцу с трудом удалось выбраться с Руси. Попытки подчинить страну римскому престолу вызвали здесь возмущение.

Здесь мы снова видим возвращение западнической альтернативы в развитии Руси, которая уже провалилась в 945–946 гг. Что если бы епископ Адальберт оказался осторожней, терпимее и упорнее в своем начинании. Если бы ему удалось связать Русь с Римом, то после великого раскола 1054 г. страна оказалась бы в орбите католической культуры.

Наследник Игоря Святослав, сын Ольги, формально правил с 945 по 972 год. Реальной властьюна Руси он, однако, не располагал. Дремучая лесная Русь его не очень интересовала. Святослав получил языческое воспитание, и к религиозным увлечениям матери относился скептически. Он был варягом. А варяг не привязан к дому — его манят далекие земли. Но если дальние дали влекут князя — берегись страна. Вокруг него собираются все искатели приключений, витязи, которые при других условиях защищали бы страну. В 965 году молодой князь собирает ближнюю дружину, она собирает большую дружину, то есть свою челядь и свое окружение, и эта воинственная масса движется на восток, громить Хазарский каганат.

Казалось бы, разгром хазар — великое достижение (многие историки так и считают). Но вот проблема — с момента гибели каганата степь превращается для славян в сплошуню «линию фронта». Если вы едете на Русь Х века с запада или северо–востока, то никакой гарницы не встречаете, там Русь плавно перемешана с окрестными народами, а с юго–востоком граница прочерчена очень четко, и не пограничными столбами, а разницей между распаханными землями и степью. При этом граница очень подвижна. Русичи все дальше и дальше распахивают степь. Но этим они лишают возможности жить там своих соседей — степняков, которые пасут скот. Следовательно, у степняков другая задача — отодвинуть степные пространства как можно дальше на север, к границе леса. Но, если русичи вырубают лес и распахивают его, то степняки могут попытаться отодвинуть и пашню, сжигая и разоряя поселения земледельце–славян, а их самих уводя в рабство. Эти два типа хозяйства оказываются враждебны друг другу. Задача степняков — продлить Великую степь как можно дальше на запад и север.

Степь эта тянется от Китая и заселена множеством кочевых племен, постоянно теснящих друг друга. Те, кому не повезло, кого выдавили на крайний запад, к границам Руси, ведут наступление на распаханные земли. До 965 года Хазарский каганат частично сдерживал, частично брал под свой контроль кочевые племена. Когда в причерноморье прорвалась часть воинственных печенегов, они постоянно чувствовали хазар у себя за спиной, и поэтому не могли предпринимать широкомасштабных походов на Русь. Конечно, у Руси были плохие отношения с Хазарским каганатом. Время от времени хазары нападали на Русь, но они не угрожали земледельческой культуре как таковой.

В 965 году князь Святослав совершил классическую стратегическую ошибку — «окончательно решил» иудейский вопрос в этих местах. Столица Хазар Итиль была обращена в пепел. Через три года станет ясно, что это развязало руки печенегам. А пока храбрый князь планировал новые внешнеполитические авантюры.

Святославу казалось, что более выгодное место для его столицы — не Киев, а Переяславль на Дунае (Преслава). Через этот город шли богатые торговые пути, рядом находились богатые страны — объекты для набегов. Войско во главе с князем уходит на Юг, где ввязывается в тяжелую войну с могущественной Византией. Святослав еще сносится с Киевом время от времени с помощью гонцов, но реальное управление по–прежнему остается в руках Ольги. Перед ней стоит тяжелая задача — сохранять единство страны, оставшейся почти без вооруженной силы. Для этого было необходимо не только блестящее политическое искусство, но и высокий авторитет в каждом из подвластных племен.