Сейчас я вспоминаю этот случай с гораздо большими переживаниями, чем в момент его происшествия. Всё оказалось таким, каким я вижу это теперь, гораздо позже. Я помню блик — весеннее, но холодное солнечное сияние на округлости металла. Конец дня. До сих пор это воспоминание вызывает холод в сердце и дрожь в ногах. И вдобавок это мёртвое позвякивание…

Я очень люблю большие города. Санкт-Петербург, Самара, Москва, Казань и многие другие конечно — всё это наполнено каким-то индустриальным духом, особой жизнью населения. Весенние дни уже несут предвкушение лета и ждёшь чего-то, ждёшь… А на Арбате снега вообще нет, как, впрочем, и в самом городе. Я остановился около магазинчика сувениров, какой-нибудь заграничный винил семидесятых, которые я увидел через стекло, вполне мог стать хорошей и дорогой памятью о поездке. Дверь была тяжёлой — изнутри её удерживала длинная пружина, цепляя металлическим пальцем за крюк на обшивке. Закрыв за собой дверь, я сразу же увидел стеллажи от пола до потолка, с одной стороны и стеклянные витрины с другой. Народу человек десять, но для небольшого помещения, назвать которое торговым залом было трудно, это было явным излишком. Арбатские магазинчики — это всегда то что-то немосковское, что-то даже негородское, а обособленное со своими качествами и чертами. Они бывают модернизрованные в футуристическом плане, бывают старенькие и уютные, наполненные чем-то мистическим, — таким был тот магазин, в который я решил заглянуть и теперь стоял, разглядывая стопку винилов. Каждый, как оказалось, стоил не менее 150$. Это не по мне, иначе память будет действительно дорогая. И тут в витрине напротив прилавка я увидел: Серебряные, деревянные, мельхиоровые, с позолотой, медные, оловянные, железные, маленькие с напёрсток и большие, словно кувшин, колокольчики. Сумасшедшая звенящая коллекция была расставлена за чистым и почти незаметным стеклом. Среди них был один, от вида которого я вздрогнул — стальной, с орнаментом вкруг основания. Я закрыл глаза, почувствовал, как застучало в висках и, приоткрыв снова, увидел в витринном отражении, что у меня на губах играет нервная улыбка, хотя это совсем была не радость — это была вымученная гримаса, вызванная воспоминаниями. Эти ужасы мучали меня на протяжении десяти лет и продолжают мучать, мне постоянно кажется, что я слышу звон колокольчика, переходящий в звук похоронного набата. Я наверное сотни раз просыпался среди ночи и не мог от страха спать до самого утра. На миг показалось, что просвистел холодный ветер и сразу же пробил озноб. Я боялся посмотреть под ноги — боялся, что увижу вместо дощатого пола мёрзлую траву и снег. Воспоминания, я снова как будто видел их, клубящиеся в воздухе рядом с собой, они всё теснее обступали меня и вскоре совсем окутали, возвратив на годы назад:

— Такое… широкое… — Я бы сказал бескрайнее. — Ну пусть бескрайнее, всё равно завораживает, когда стоишь такой маленький на здоровущей плоскости. Мёрзлая, уже начинающая недавно подтаивать, снежная корка не просто скрипела, а издавала ломающиеся визжащие звуки. Белого цвета солнечный круг словно пританцовывал в воздухе и струйки молочно-белого пара, клубящегося при дыхании отлично гармонировали с серостью неба. «Степь да степь кругом…» — просипел Андрей, кутаясь в куртку и прижимая пакет, который он нёс под мышкой. Было холодно после недавно прошедшей оттепели. Мы направлялись к небольшому деревцу, а может быть это был кустарник, уже трудно вспомнить. Андрей придерживал карман куртки, где лежал ценный на то время груз спичечный коробок с серовато-зелёным сухим содержимым, запах которого кружил голову и терзал в предвкушении душу, а дым вообще срывал с катушек. Андрей привёз травку из своего далёкого северного города и настаивал на том, чтобы обязательно раскурить её прямо сегодня же. Мы подошли к дереву. — Круто! да тут и присесть есть где, на что я не надеялся, — Андрей указал на деревянный вытянутый ящик, припорошенный снегом, — Всю зиму, видимо, простоял, вон как примёрз — он положил пакет с бумагой, коробками спичек и всякой ерундой на ящик и сам сел, устало вытянув ноги. Посёлок оставался теперь на расстоянии около пяти, а то и более километров. Небольшой населённый пункт, где я в то время жил уже около двух недель назывался странно для своего статуса провинции: Самбург. Преимущественно там жили русские люди, но и представители соответствующей территориальной национальности не были редкостью. Странно было слышать их язык, немного походящий на татарский. Схожесть с монголоидами черт их лиц придавала особую экзотику жизни рядом, казалось что ты вторгаешься в их мир и затрагиваешь нечто вечное и далёкое. Местным жителям эта экзотика приелась, если вообще они испытывали какие-то подобные чувства к находящимся рядом с ними ненцам, они были взаиморавнодушны друг к другу, разве только в пьяных драках началом конфликта зачастую была именно национальная принадлежность оппонента. Зимой людей обступала снежная пустыня, летом было максимум градусов тридцать тепла, но это была редкость для тех краёв — зима здесь заканчивалась очень поздно. Сейчас был май и снег только-только начал сходить, да и то с совсем небольшой охотой и скоростью. Ящик оказался очень крепок, был сделан из плотного полированного дерева и я начал подумывать, что неплохо было бы принести его в дом, для использования в хозяйстве.

— Андрюха, привстань, я хочу посмотреть что это, — я встал с деревянного параллелепипеда, стряхивая с него снег. Андрей нехотя взял пакет и отошёл в сторону. — Давай лучше сначала покурим. Для чего ещё мы вообще пришли сюда?