Низкое облачное непробиваемое небо прячет за собой жиденькое ртутное солнышко, которое не греет и почти не светит. Серые низкие кусты дикой поросли перед чернолесьем наводят на мысль об извечной русской нераспорядительности. Дорога — закисший жидкий раствор какого–то вяжущего материала для заброшенного строительства. Серые деревянные дома, серые доски заборов. Серый дождик, который никогда не закончится. Сразу за убогим жильём простирается серая грязь, которая совсем недавно была вспаханной зябью перед посадкой озимой ржи. Ни петушиного крика, ни чириканья птички. Даже собаки тут не брешут под дождём.

Нурзадах Абдрзакович зябко передёрнул плечами и с отвращением плюнул себе под ноги на дорогой ковёр в салоне автомобиля. Как эту серенькую землю можно полюбить? Тут живут такие же серые выродки с бледными лицами и бесцветными глазами, которых соплёй перешибёшь.

Боевая машина пехоты расплескала жидкую грязь на центральной улице посёлка. Колёса увязали по самую ступицу. За БМП следовал грузовой гусеничный вездеход с открытым кузовом, на котором был укреплен роскошный автомобиль представительского класса. Хоть и высоко стояла на вездеходе легковая машина, в которой рядом с водителем восседал Нурзадах Абдрзакович, а всё ж стёкла были заляпаны капельками дорожной грязи.

Из БМП прямо в грязь же спрыгнули охранники в камуфляже с бейсбольными битами в руках. Нурзадах Абдрзакович вышел из машины в кузов гусеничного вездехода и огляделся. На здании сельсовета на сером древке болталась бесцветная тряпка, бывшая когда–то государственным флагом. Седой сторож с древней однозарядной винтовкой через плечо у входа в сельсовет сворачивал козью ножку из северной махорки, которую тут называют «горлодёр». Сторож мельком взглянул на приезжих, скинул винтовку, положил её на колени и продолжал неловкими артритными пальцами крутить самодельную сигарету.

— Вологдар вилайет? — крикнул сверху ему Нурзадах Абдрзакович.