Варяжский сокол

Шведов Сергей

Сон, даже вещий, далеко не всегда становится явью. И чтобы Сокол поразил Гепарда, нужны усилия многих людей и мудрость ведуна, способного предвидеть будущее.

Боярин Драгутин, прозванный Шатуном, делает свой выбор. Имя его избранника – Воислав Рерик. Именно он, Варяжский Сокол, должен пройти по Калиновому мосту, дабы вселить уверенность в сердца славян и доказать хазарскому кагану, что правда, завещанная богами, выше закона, начертанного рукой тирана.

Часть 1

Проклятие Чернобога

Глава 1

Боярин с юга

Буря обрушилась на остров Рюген столь внезапно, что застала врасплох кагана Славомира, медленно шествовавшего по улице, мощенной камнем. Каган плотнее запахнулся в плащ и ускорил шаги, дабы не промокнуть под дождем. Дождь настиг его уже во дворе дома и полил с такой силой, что каган, махнув рукой на достоинство и немалый возраст, бегом бросился к крыльцу. Ротарии, сопровождавшие Славомира, последовали его примеру, гремя стальными доспехами. Разумеется, каган никого не боялся на улицах родной Арконы, но ранг верховного вождя варенгов не позволял ему появляться на людях в одиночестве.

Славомир сбросил на руки раба промокший плащ и направился к камину, зажженному заботливой рукой. Окна, забранные слюдой, пропускали меньше света, чем хотелось бы, а тучи, сгустившиеся за стенами каменного дома, не позволяли надеяться, что дождь скоро кончится, дабы солнечные лучи могли скрасить дневной досуг кагана. Впрочем, сейчас Славомиру было не до отдыха, и он повелительным жестом отослал прочь молодую жену, пришедшую с женской половины дома. Услужливый челядин придвинул деревянное кресло к огню и помог кагану снять расшитый золотой нитью алый кафтан. Славомир облачился в более скромную и просторную одежду, отороченную мехом белки, и наконец с удобствами устроился у огня.

– Боярину Драгутину повезло, – сказал с усмешкой каган. – Припозднись он еще на день, и у него появилась бы возможность вдоволь нахлебаться морской водички. Буря-то разыгралась нешуточная.

– Боярин Драгутин – человек бывалый, – спокойно отозвался ближний каганов ротарий Родегаст. – По слухам, он вершим и пешим прошел всю Малую Азию с торговыми караванами.

– Так у него есть связи с арабами?

Глава 2

Хазарские послы

Князь Трасик чувствовал себя в замке Людовика Тевтона почти что своим человеком, благо приехал он сюда не в первый раз. Средь окружающих сына императора герцогов и графов он считался равным среди равных, а мнение отцов христианской церкви, косо посматривающих на язычника, его не слишком волновало. Тевтону нужен был Микельбор – не только как ключ к Поморью и в конечном счете ко всей Вагрии, но и как база для возможной морской экспансии против отца, императора Людовика Благочестивого, с которым у него сложились весьма непростые отношения. Мало радовал Тевтона и повторный брак отца, завершившийся рождением еще одного Каролинга, который, надо полагать, очень скоро потребует свою долю. Самое скверное, что новой женой Людовика Благочестивого стала женщина из рода Меровингов. Шаг был ответственный, что ни говори, и шел вразрез с интересами Каролингов, в свое время оттеснивших потомков Меровея от трона. За Меровингов держалась старая франкская знать, а за Каролингов – потомки римских патрициев и тевтонские вожди. Но в любом случае повторный брак отца не сулил Людовику ничего хорошего, ибо каган Славомир, как, впрочем, и другие славянские князья и вожди, не скрывал своих симпатий к Меровингам, коих числил своими родственниками. В такой ситуации князь Трасик оказался для Тевтона просто находкой, и он поддержал его сразу и безоговорочно. Если бы не шипение церковников, то князь ободритов вполне мог стать первым ближником Людовика. Это шипение превратилось бы в славословие, если бы Трасик рискнул первым из славянских вождей перейти в христианскую веру. Но как раз с этим младший и самый удачливый сын князя Витцана не торопился. Подобный шаг сразу же превратил бы его в белую ворону среди ободритской и варяжской знати, и месть ближников бога Световида не заставила бы себя ждать. У кагана Славомира ныне достаточно ротариев, чтобы держать в страхе не только славянские прибрежные города, но и морские порты франков. Недаром же расторопные рахдониты сбежались ныне в большом числе в хорошо укрепленный замок Тевтона, дабы излить желчь по поводу бесчинств язычников-славян. Князь ободритов слабо представлял, в чем же разница между верой иудеев и христиан, но разница все-таки была, поскольку ревнители и той и другой религии смотрели друг на друга без особой симпатии. Трасик, обласканный по прибытии императором, обратил внимание на то, что рахдонитов сегодня в замке слишком много.

– Это посольство от кагана Хазарии Тургана, – пояснил князю все знающий граф Гийом. Где находятся земли Гийома, князь Трасик понятия не имел, но знал, что этот граф к императору один из самых ближних. Гийом хорошо владел славянским языком, часто бывал в варяжских городах и неизменно выказывал почтение великому князю ободритов. При дворе Людовика графа Гийома называли Саксом, хотя Трасик сомневался, что тот принадлежит именно к этому племени, ну разве что по матери. Саксы вели затяжную войну с императором Карлом и с неохотой присягнули его сыну. А граф Гийом был верным псом Тевтона и не раз уже доказал преданность сыну императора в самых темных делах.

– А зачем они пришли? – спросил Трасик.

– Предлагают союз Людовику против кагана Славомира, – охотно отозвался Гийом.

– Смотри, какие борзые, – удивился ободритский князь, с интересом изучая сгрудившихся у кресла императора чужаков, среди которых выделялся рослый чернявый мужчина средних лет. Судя по тому, как слушал его Людовик Тевтон, именно он был главным среди посланцев кагана.

Глава 3

Волынь

Город Волынь поразил Драгутина, хотя он в своих скитаниях повидал немало. Ему говорили, что этот город – один из самых больших и богатых в Европе, но одно дело слышать, а другое – увидеть все собственными глазами. Здешнему торгу мог бы позавидовать даже Константинополь, а от обилия иноземных купцов рябило в глазах. Именно отсюда товары, привезенные из дальних и загадочных стран, растекались чуть ли не по всей Европе. Здесь же бесчисленные ватаги викингов спускали добытые в набегах несметные богатства. Пожалуй, не было на побережье Европы городов, где бы не побывали морские пираты. Словно саранча, налетали они на чужие земли и, не стесняясь присутствия хозяев, брали все, что плохо лежит. Сам император Карл, прозванный льстецами Великим, грозился стереть с лица земли разбойный город. Но волынцы только посмеивались в ответ, уверенные в своей безнаказанности. Ротарии кагана Славомира твердо держали под своим контролем Варяжское море и особенно его южное побережье, и пока их боевые ладьи бороздят морские просторы, все угрозы в адрес Волыни, разжиревшей на грабежах и торговле, будут лишь пустым сотрясением воздуха. Со стороны суши город был обнесен защитным валом, оставаясь при этом открытым для гостей с моря. Впрочем, волынцы на всякий случай выстроили в центре города мощную цитадель, логово лужицких князей, способную вместить до десяти тысяч воинов. Но ее строительство было вызвано скорее усобицами внутри самой Варгии, чем боязнью внешнего врага. Ибо от тевтонов лужичей, как и всех варягов, прикрывали мощные крепости-бурги, построенные вдоль побережья Эльбы.

Осташ при виде волынской цитадели присвистнул и едва не сронил с головы свой рогатый шлем. В городе преобладали дома деревянные, однако немало имелось и каменных строений, где укрывались от городской суеты варяжские вожди и богатые торговцы. В одном из таких домов Драгутин остановился. Эти каменные хоромы принадлежали богатому купцу Никсине, знакомцу новгородца Смышляя. Никсиня прославился тем, что ссужал деньгами и оружием уходящие на промысел ватаги викингов, не делая различий между свеями, готами, урманами и варягами. Судя по всему, Никсиня был на редкость удачлив в делах, ибо его жилищу могли бы позавидовать и иные князья, и бояре. Именно от Никсини, костлявого пожилого лужича с синими, как у невинного отрока, но невероятно хитрыми глазами, боярин узнал, что храм Велеса находится неподалеку от цитадели, но отнюдь не за ее стенами, поскольку Велесовы волхвы ревниво оберегали свои святыни и немалые богатства от не всегда дружелюбно расположенных к ним лужицких князей. А оберегать им, по словам Никсини, было что, ибо кудесник Гордон не уступал великому князю лужичей Свентиславу ни влиянием, ни богатством. Впрочем, открытой вражды между князем и кудесником не было, а возникавшие разногласия улаживались путем переговоров, на которые столь незначительных персон, как Никсиня, не пускали.

– Не прибедняйся, – усмехнулся Осташ, с интересом разглядывая расписанные яркими красками палаты богатого купца. Никсиня тоже не обделил вниманием пришлого боготура и про себя отметил, что Чернобог и в радимецких землях взращивает для своей дружины мощных мужей. Боготур был лет на двадцать моложе своих спутников, которым уже наверняка перевалило за пятьдесят, и свежее лицо его украшала небольшая светлая борода, а в насмешливых глазах таился разум, способный оценить человека не только по внешнему виду. Никсиня был польщен, что удостоился доверия такого знатного и, по слухам, очень богатого человека, каким безусловно являлся боярин Драгутин. Ибо поручителями за южанина выступали столь известные в торговом мире люди, что при упоминании их имен оставалось только снять бобровую шапку. Никсиня пробежал глазами предъявленные гостем грамотки и, аккуратно сложив их, спрятал на груди.

– Моя казна к твоим услугам, боярин Драгутин, – склонился перед пришельцем купец.

– Пока в этом нет необходимости, – спокойно отозвался даджан. – Мы хорошо расторговались привезенным товаром. Я жду от тебя иной услуги, почтенный Никсиня. Я привез привет кудеснику Гордону от кудесника Сновида и хотел бы, чтобы ты поспособствовал моей встрече с первым ближником бога Велеса.

Глава 4

Викинг

Ган Карочей без труда нашел дом рабби Зиновия с помощью услужливого приказного Бодри. Дом рахдонита не был самым богатым в Волыни, но это, разумеется, еще ни о чем не говорило. Самый богатый человек Хазарии рабби Моше, прозванный за расторопность Мошкой, и вовсе жил едва ли не в хибаре, что, однако, не мешало ему ворочать деньгами, о которых скифскому гану оставалось только мечтать, и вершить торговые и политические дела в самых отдаленных уголках Ойкумены. Промахнулся почтенный Моше только однажды, но этот промах стоил ему расположения кагана и потери изрядной доли капитала. Мошка умер в изгнании, а человек, обласканный его доверием, жив до сих пор, и его богатству и могуществу завидуют князья и ганы Хазарии и Руси. Карочей давно пришел к выводу, что знания тайных сил, управляющих миром, – это тоже богатство, возможно, даже более значимое, чем злато. И овладеть этими силами, заставить работать их на свой интерес – это задача, посильная только очень умному человеку. Скифский ган был уверен в себе, во всяком случае он не считал себя глупее боярина Драгутина, который под именем Лихаря сына Листяны очаровал несчастного Моше и выведал все его тайны. И украл-таки у хитроумного рахдонита его удачу. Ту самую удачу, которая позволяет управлять миром, оставаясь в тени. В каганы Карочей не рвался. Не по нем шапка. Но и прозябать в нищете и забвении он тоже не собирался. Чашу удачи степного гана славянские боги наполнили не слишком щедро, зато бог Яхве не поскупился. И еще десяток лет назад никому неизвестный ган Карочей взлетел его милостью на такую высоту, от которой у многих бы голова закружилась. Шутка ли сказать – ближник кагана Тургана и правая рука его шурина, самого могущественного в Хазарии человека бека Ицхака.

Рабби Зиновий поначалу не произвел на гана Карочея большого впечатления. Это был сухонький старичок небольшого роста со слезящимися глазами и тонкими подрагивающими пальцами. Пришлого гана он, однако, принял любезно и даже пригласил к столу как единоверца и близкого к уважаемому Ицхаку человека. Свое мнение о Зиновии Карочей изменил после того, как присмотрелся к окружающей рабби обстановке и его челяди. Служки Зиновия скользили по дому неслышными тенями, повинуясь даже не слову хозяина, не взгляду, а всего лишь движению его пальца. Карочей позавидовал рабби, ибо никогда не мог добиться полного послушания от своих домашних, которые все время норовили сесть на голову добродушному гану. Особенно усердствовали в этом отношении наложницы, доводя порой Карочея до белого каленья.

– О женщины! – вскинул выцветшие брови к потолку рабби Зиновий. – Бог Яхве определил им место раз и навсегда, но эти существа способны испортить настроение даже Создателю. Разве не Ева стала виновницей изгнания Адама из рая и тем самым обрекла род людской на прозябание? Ты бы хотел жить в раю, уважаемый Карочей?

– Пожалуй, – не сразу ответил ган, – но не сейчас. Потом. Так ты говоришь, уважаемый Зиновий, что во всем виноваты женщины?

– Конечно, ган. Ведь именно Ева спуталась со Змеем, с Драконом, и, вняв его совету, погубила и мужа, и детей. Ты ведь слышал, что Каин убил своего брата Авеля?

Глава 5

Баяльник

Карочей, переступая порог жилища Велесова ведуна, испытал если не страх, то, во всяком случае, легкое беспокойство. Он вообще побаивался волхвов, а уж волхвов Чернобога тем более. Правда, баяльники всегда держатся ближе к простым людям, чем прочие ведуны. Вот и этот поселился не в самом богатом городском конце, и про его дом не скажешь, что здесь живет важный человек. Такие дома ставят обычно торговцы средней руки да ремесленники из самых мастеровитых. Кузнецы, например, или золотых дел мастера. У Баяна тоже в доме горел огонь, несмотря на довольно теплую погоду. Впрочем, развели его явно не для жара, а для каких-то тайных дел, ведомых только баяльнику. Обстановка помещения, куда гостей привел старый раб, была самой простой. В центре стоял грубо сколоченный стол, а по бокам от него – две широкие лавки. Впрочем, посуда на том дубовом столе оказалась золотой и серебряной, к тому же хорошей выделки, из такой и кагану, пожалуй, не срамно выпить. Вот только предназначалась она явно не для питья. Одна чаша особенно поразила гана Карочея – на ней был изображен ротарий, убивающий дракона.

– Зачем пожаловали? – оторвался наконец от очага хозяин и повернул красное распаренное лицо к гостям. Борода у Баяна была хоть и седой, но коротковатой для волхва высокого посвящения. Зато глаза, умные и острые, могли проникнуть в самые потаенные человеческие мысли. Ган под взглядом баяльника невольно поежился.

– Вот, – высыпал на стол десять денариев викинг Витовт. – Пришел с повинной. Прав ты оказался, Баян, уж прости меня неразумного.

– Учишь вас, учишь, – недовольно проворчал баяльник, – а с вас как с гуся вода. Рассказывай свой сон.

– Видел поросенка на золотом блюде, а более ничего не помню, – выпалил виновато Витовт.

Часть 2

Варуна

Глава 1

Заговор

Жучин вернулся в Итиль на исходе зимы. Последний бросок через степь настолько измотал хазарское посольство, что бек Ицхак не рискнул сразу предстать пред каганом, дабы не пугать Тургана своим обветренным и исхудавшим лицом. Почти седмицу Жучин и сопровождавшие его ганы приходили в себя, нежась на пуховиках и привыкая к домашнему уюту. Не знал покоя, пожалуй, только ган Карочей. Нет, он, конечно, отдал должное и пуховикам, и женщинам, истосковавшимся по его ласкам, но вид собственного, довольно скромного дома принудил гана к активным действиям. Ну, не мог один из самых знатных и расторопных скифских вождей жить, словно какой-нибудь купец средней руки, довольствуясь малым. Первым делом Карочей предъявил расписку, полученную от рабби Зиновия и возвращенную ему боярином Драгутином, весьма уважаемому в Итиле человеку – рабби Вениамину. Рабби Вениамин являл собой полную противоположность уважаемому Зиновию, то есть был еще относительно молод, ну разве что лет на пять старше Карочея, недурен собой и жил на широкую ногу, окруженный заботами законной жены и бесчисленных наложниц. Дворец Вениамина если и уступал дворцу кагана в размерах, то явно превосходил его в роскоши. Он был буквально забит золотом. Прошли те времена, когда рахдониты прятали нажитое и боялись выставлять свое богатство напоказ, дабы не будить жадность в хазарских ганах. Ныне рабби Вениамин никого не боялся, он смело мог полагаться как на защиту кагана, так и на своих многочисленных мечников, коих насчитывалось у него более тысячи. Каган Турган, отдавая должное рахдониту и его несомненным заслугам, даровал ему титул бека, что сразу же высоко вознесло Вениамина над небогатыми хазарскими ганами. Тем не менее гана Карочея, памятуя о его близости к Ицхаку Жучину, он принял как равного, со всей широтой рахдонитской души. Кроме всего прочего, Вениамину хотелось узнать из первых рук о договоренностях, которые удалось заключить рабби Ицхаку с Людовиком Тевтоном. Карочей охотно рассказал уважаемому Вениамину и о заключенном договоре, и о приключениях, которых немало было на пути к Каролингской империи и обратно. Сидели не чинясь в уютной небольшой горнице, но пили и ели с золотой посуды. Вениамин ахал и качал заросшей черными курчавыми волосами головой. Особенно его потрясла смерть неведомого князя Трасика, убитого на Калиновом мосту родным племянником. Но, как оказалось, у гана Карочея имелась в запасе и еще одна горестная весть, которую он приберег к концу беседы.

– Да быть того не может! – ахнул Вениамин, узнав о смерти рабби Зиновия.

– Увы, уважаемый бек, – развел руками Карочей, – эта смерть потрясла не только тебя, но и меня, и уважаемого Ицхака, и даже Людовика Тевтона. Тем более что в убийстве рабби Зиновия был замешан некий граф Гийом Сакс, коего сын императора числил среди своих самых преданных ближников. Этого графа нашли в доме рабби с ножом в сердце. Видимо, кто-то из слуг Зиновия сумел нанести убийце смертельный удар, а потом скрылся, опасаясь мести тевтонов.

– Какое несчастье! – никак не мог успокоиться Вениамин. – Я ведь знал Зиновия лично.

– Наслышан, уважаемый бек, – сочувственно вздохнул ган Карочей, – ведь именно тебе предназначено едва ли не последнее его послание.

Глава 2

Каган Турган

Слухи о Варяжском Соколе дошли до ушей кагана, когда он возвращался с малой дружиной из дальней усадьбы в стольный град. Турган любил это время, когда отдохнувшая за зиму земля украшала себя ярко-зеленым ковром, а на деревьях, вчера еще голых, из набухших почек проклевывались клейкие листочки. В этот раз он дождался не только листочков, но и буйства цветов, враз покрывших многочисленные плодовые сады вокруг Итиля бело-розовой пеной. И сейчас, медленно двигаясь по дороге, Турган не столько слушал сплетни ближников, сколько любовался окружающим пейзажем и вдыхал чудный аромат природы, очнувшейся от зимней спячки. Тем не менее слова гана Мамая не только достигли его ушей, но и задели за живое сердце.

– Какой еще сокол? – резко обернулся он к смутившемуся гану. Мамай был славянином, но новую веру принял одним из первых и прилежанием своим заслужил похвалы уважаемых рабби, ибо в отличие от многих соблюдал все предписываемые новой религией ритуалы и обряды. Кроме того, его ни разу не замечали в жертвовании старым богам, чем грешили многие хазарские ганы. Турган смотрел на подобные оплошки своих ближников сквозь пальцы, но у рахдонитов такое поведение ганов вызывало законное раздражение.

– Мне рассказал о нем ган Карочей, – развел руками Мамай, и круглое, заросшее светлой бородкой лицо его покрылось красными пятнами. Ган был давним соратником Тургана и в битве не подвел бы, зато в дворцовых интригах он терпел неизменное поражение, порою становясь игрушкой в руках недоброжелателей кагана.

– Этот расскажет! – криво усмехнулся ган Бегич, поигрывая нагайкой. Бегич, ас по происхождению, расторопного скифа терпеть не мог. Впрочем, ненависть была взаимной.

– А почему Ицхак-бек не доложил мне об успехах своего посольства? – нахмурил брови каган.

Глава 3

Атаманы

Ладьи боярина Драгутина появились возле недостроенной крепости Варуны вместе с весной. Воислав Рерик с интересом оглядел высокие стены, сложенные из огромных камней, и пришел к выводу, что на юге строить умеют не хуже, чем на севере. Величественное сооружение возвышалось на берегу Северского Донца, надежно прикрывая пашни и пастбища Русалании от непрошеных гостей. Непрошеные гости в этих местах, впрочем, появлялись редко, уж слишком громкая слава шла о здешних обитателях. Прежде русы ни о каких крепостях и не помышляли, считая их строительство бесполезной тратой времени. Ибо самой надежной защитой руса был меч, а жизнь его большей частью проходила в ладье, а не на берегу. Русаланы, как и ротарии-руги, жили набегами, грабя побережье моря, которое многие так и называли Русским, отдавая дань уважения его истинным хозяевам. Но на берегах Дона и его притоков обитали с давних времен славянские и скифские роды, промышлявшие скотоводством и земледелием. Они хоть и признавали власть атаманов, но чисто номинально, платя им символическую дань. Впрочем, русы в этой дани и не нуждались. Бог воинской добычи Перун, которому присягали русы, не оставлял своих преданных ближников вниманием и поддержкой, даруя им победы и на море, и на суше. Атаманы признавали в кагане верховного вождя, но только до той поры, пока потомки туранца Булана приносили жертвы славянским богам и соблюдали ряд, установленный богом Родом. Битюс был последним из каганов, который, уже приняв иудейскую веру, уважил Перуна и остальных славянских богов. Но его сын Турган оказался глупее отца: он не только отказался от освященного предками ряда, но и поставил свои законы выше славянской правды. Он посягнул на права богов, а такое прежде никогда не прощалось в Руси, а уж тем более в Русалании. Атаманы не только отказались сами выплачивать дань кагану-отступнику, но и не позволили это сделать окрестным славянским и скифским племенам. Тургановых сборщиков изгнали из Русалании с великим позором, а кагану велено было сказать, что вероотступникам дороги на Дон нет. Атаманы отлично понимали, что в Итиле вряд ли спокойно проглотят нанесенную обиду, а потому и не стали возражать, когда сын киевского князя Яромира решил поставить на Северском Донце крепость Варуну, дабы прикрыть урсов и славян, пришедших из радимецкого княжества на пустующие земли. Среди пришельцев верховодил ган Искар, сын Лихаря и внук гана Листяны, хорошо известного в Русалании своей удачливостью в набегах. Атаманы встретили Искара как равного и после прохождения необходимого в таких случаях обряда приняли его в свою среду. Вместе с ганом Искаром клятву Перуну принесли и двести его мечников, выходцев как из знатных, так и из простых радимецких и урусских родов.

С атаманом Искаром Воислав Рерик столкнулся уже на варунской пристани. Рослый светловолосый урс с поразительно синими глазами первым делом обнялся почему-то с боготуром Осташем, а уж потом с боярином Драгутином. Рерика удивило несомненное сходство между атаманом и даджаном, хотя, по слухам, Искар доводился боярину всего лишь зятем. Боярин Драгутин привел в Варуну более тысячи мечников, но крепость была настолько велика, что поглотила их без всякого труда. Ворота захлопнулись за пришельцами, и огромные поворотные колеса, расположенные в вежах, подняли мост, переброшенный через довольно широкий ров. Особой необходимости в подобных предосторожностях не имелось, но атаману Искару, видимо, хотелось продемонстрировать боярину, что времени он зря не терял и готов ко всяким неожиданностям. Впрочем, мост тут же опустили, ворота вновь распахнули настежь, и строительная суета внутри и вокруг крепости продолжилась. Внешние стены Варуны были уже готовы, полным ходом шло возведение угловых башен, да и внутри крепости строились дома, предназначенные для ее обитателей. Здания возводились в основном из камня, а деревянным в крепости был только храм Перуна, покровителя русов-ротариев. Рядом с храмом располагались палаты атамана Искара, ставленные в два яруса, – уже практически готовые, за исключением крыльца, над которым сейчас трудились камнерезы. А далее по всей крепости в строгом порядке стояли дома ротариев и мечников. Иные уже подведенные под крышу, а иные еще недостроенные. Воислав проследил, чтобы сотня его ротариев была устроена со всеми возможными удобствами. Все же не простые мечники, а истинные русы, имеющие право не только на любовь богов, но и на почтительное отношение простолюдинов. Что же касается вождей, то их атаман Искар пригласил в свои палаты, дабы они могли разделить с ним кров и пищу. Гостей, видимо, ждали, поскольку столы в гридне уже ломились от яств. Из снующей вокруг толпы служек и служанок Воислав без труда выделил красивую молодую зеленоглазую женщину в богатом наряде – именно она распоряжалась всем хороводом, и именно она поднесла здравную чашу сначала боярину Драгутину, а потом всем остальным гостям.

– Ляна, жена гана Искара, – пояснил Рерикам боготур Осташ.

Воислав осушил здравную чару с достоинством, а Сивар с Труваром отчего-то залились ярким румянцем под взглядом зеленых глаз. Старшему брату пришлось ткнуть близнецов локтями, чтобы не пялились без зазрения совести на чужую жену и не роняли тем княжеского достоинства. Молодой новгородский боярин Вадим, стоявший рядом с боготуром Осташем, хмыкнул в отрастающие усы и расплылся в ослепительной улыбке. Зато средний сын князя Гостомысла, Избор, расцеловался с хозяйкой, ибо ему она доводилась племянницей.

– А мы? – вдруг встрепенулся Сивар. – Мы же ей тоже не чужие, коли наша мать Умила ее матери Всемиле доводится родной сестрой.

Глава 4

Похищение ганши

По всем прикидкам Карочея, ган Красимир более всех годился для той изящной комбинации, которую скиф собирался провести. Во-первых, славянин, к тому же женатый на киевлянке, во-вторых, умом не блещет, и в-третьих, жадноват. Именно на гана Красимира и указал Карочей озабоченному Вениамин-беку.

– Так он же дурак, – удивился уважаемый рабби, подливая вина расторопному гостю.

– А кто спорит? – пожал плечами Карочей. – Зато у него очень умненькая жена, дочь боярина Святополка, одного из ближников князя Яромира.

– Ах вон оно что, – протянул задумчиво Вениамин. – А как ты на него вышел?

– Приказный Джелала Акрам сказал, что Красимир брал в долг у его хозяина большую сумму денег. Видимо, дабы ублажить старого выжигу, он показал ему это письмо.

Глава 5

Торг

Ган Карочей застал своего дорогого друга бека Вениамина в прескверном расположении духа и глубочайшем смущении. Бек сидел за столом в гордом одиночестве перед наполненным кубком, а в дальнем углу побитым псом стоял приказный Борух, под глазом которого расплывался огромный синяк.

– Весь город гудит, – радостно сообщил беку Карочей. – Шутка ли сказать, похитили самую красивую ганшу в Итиле. Ган Красимир только что прискакал из дальней усадьбы, на нем буквально лица нет. Хотел сразу бежать к кагану, но я его клятвенно заверил, что отыщу ганшу к вечеру. Между прочим, этот собачий сын меня заподозрил. Все-таки я ему уже второй раз намекнул на письмо. В общем, бек, мы почти договорились. Пять тысяч денариев и ганша.

– Ганши нет, – глухо сказал Вениамин.

– То есть как нет? – удивился Карочей. – А куда она подевалась?

– Ее похитили, – почти прошептал бек.