Орден Ниппондзан Мёходзи

, монахом которого является автор, возник на территории Манчжурии благодаря японскому монаху – преподобному Нитидацу Фудзии, жившему в 1885—1985 годах. Орден был основан немногим позже Октябрьской социалистической революции, вылившейся в многолетнюю войну всех против всех внутри и вне России. Монахи Ниппондзан Мёходзи известны как одни из организаторов пацифистского движения, объединяющего людей самых разных национальностей и религий в «борьбе за мир». Это понятие, как и понятие миротворчества, имеет свой изначальный, евангельский контекст, в котором «блаженны миротворцы». Лишь в ХХ веке смысл этих слов был дискредитирован сначала советской пропагандой, а потом и международными СМИ, когда «борцы за мир» въезжали на танках в Венгрию, Чехословакию и Афганистан, а вооруженные «миротворцы» стали носить голубые каски с надписью «ООН». Но монахи ордена Ниппондзан Мёходзи верят, что миротворчество как безоружное, ненасильственное движение за мир – это сейчас главный способ практиковать истинное Учение Будды. Они считают себя также учениками великого индийского святого ХХ века – Махатмы Ганди, с которым был близок Фудзии-гурудзи

[1]

, как стали называть Нитидацу Фудзии в Индии, где он вместе с Ганди боролся за бескровное освобождение этой страны от Британской империи.

Что такое буддизм? Каковы его исторические корни и нынешние цели? Какую линию буддийской преемственности наследует орден Ниппондзан Мёходзи? Вот в чем пытался разобраться молодой журналист, который, задавая эти и многие другие вопросы, неожиданно для себя принял буддийский постриг у непосредственного ученика Нитидацу Фудзии – японского монаха по имени Дзюнсэй Тэрасава, а в России, где он прожил долгое время, – просто Сэнсэй, или Учитель. Его ученики в 90-х годах совершили вместе с ним несколько путешествий – в Китай, Японию, Индию и Непал.

Записки, сделанные в тех странствиях, и есть «Дневник буддийского монаха», главный сюжет которого – духовный поиск юноши из московской преподавательской семьи, воспитанного в СССР и ищущего свое место в постсоветской действительности. Хотя теперь я смотрю на него несколько отстраненно, все же он – это по-прежнему я сам.

Я стал монахом буддийского ордена

вскоре после того, как в 1993 году двадцатилетним мальчишкой закончил факультет журналистики МГУ, успев поработать сотрудником экологической газеты «Спасение» и юмористического журнала «Крокодил».

Карьера складывалась неплохо, даже, можно сказать, удачно. Казалось бы, чего еще хотеть. Но уже с последних классов школы идет вторая, параллельная линия моей судьбы. Началось с листовки, которую я написал от руки печатными буквами и вывесил в школе в 1987 году. Это был протест против материализма и «да здравствует» Духу, определяющему бытие, и фантазерам, которые выше «рабов логики». Протест не метафизически тихий, а общественно громкий.

По случаю такого неслыханного в истории нашей советской спецшколы № 20 события было устроено собрание всех старшеклассников. Я стоял перед полным актовым залом и проповедовал свою веру. Призывал учиться не у взрослых, а у детей, ибо на самом деле они – наши отцы; ведь наших предков можно назвать «молодым человечеством», а значит, кто моложе, тот и старше. Увлеченный этим парадоксом, опровергавшим всякую логику и, тем не менее, совершенно несомненным, я интуитивно выразил глубочайшую суть всего Учения Будды, тогда еще ничего не зная о нем и даже не интересуясь им. Эта суть заключена в словах 15-й главы буддийского писания – Лотосовой сутры: «Отец – мал, дети – стары». Но мне еще предстоял долгий путь, прежде чем я встретил Лотосовую сутру…

В школе тогда, хоть и отчитали, и «разобрали» по-комсомольски, но в целом отнеслись по-человечески: все-таки уже началась перестройка. К тому же очень помогла поддержка преподавателя биологии – Григория Наумовича Штеренго, оказавшегося втайне религиозным человеком. Он не скрывал, что практикует йогу, которая в Советском Союзе не считалась крамолой, покуда оставалась видом физической гимнастики, но нам на уроках он очень осторожно, в завуалированном виде, рассказывал также о ее духовных аспектах. Так, неназванное, передалось мне Учение.

Итак, мы, пять учеников

Дзюнсэя Тэрасавы (четверо монахов и один мирянин), полтора месяца путешествовали вместе с ним по Китаю, без какой-либо туристической путевки, бок о бок с обычными китайцами, на местных автобусах и в вагонах низшего класса на поезде. Проделали путь от Урумчи на северо-западе страны до Шанхая на юго-востоке, откуда на корабле направились в Японию.

Маршрут нашего странствия был неслучаен. Исторически японские буддисты являются учениками буддистов китайских, поскольку Учение Будды пришло в Японию из Китая. Вот почему Сэнсэй повез нас учиться сначала в Поднебесную.

Маршрут передвижения по стране учитывал также пути, по которым буддизм попал в нее из Индии. Мы принципиально не пользовались воздушным транспортом, так как древние монахи странствовали исключительно по суше. Вместе с тем, у нас не было столько же времени, сколько было у них, чтобы передвигаться пешими тропами, поэтому, въехав в Китай из Алма-Аты, в начале нашего путешествия мы были жестко ограничены скудостью автомобильных дорог через пустыню Такла-Макан, составляющую значительную часть Синьцзянь-Уйгурского автономного округа.

Главной целью нашей поездки являлось ощутить благодарность мастерам прошлого, жившим в Китае и передавшим нам Учение Будды. Насколько глубоко каждый из нас пережил эту благодарность и не стал обычным зевакой, зависело от силы нашей веры.

16 августа 1994 г.

Пересекли на автобусе казахско-китайскую границу. Повсюду дома из необожженных кирпичей, некоторые строения облицованы кафельной плиткой. Земля почти вся возделанная. Вдоль дороги много стоек с толстыми связками чеснока.

Ужинаем в придорожном заведении, построенном предельно просто – нет потолка, видна крыша, окна без стекол. Украшением служат цветы на подоконниках. Кухня отгорожена лишь низенькой перегородкой, что позволяет наблюдать за приготовлением пищи.

Едва отъехали от столовой, как автобус остановила милиция. Дело в том, что водитель по дороге посадил много пассажиров без билетов, получив с них юани. Автобус-то международный, «долларовый». Часа два длилось разбирательство. Милиционеры побили водителя прямо под окнами автобуса. А безбилетников увели в участок. Оттуда через некоторое время они выходили прихрамывая… Какой-то китаец, из местных, наблюдавший все это, сидя на лавочке напротив милицейского участка, тихонько хихикал. По мнению Тэрасавы-сэнсэя, милиция в прямом смысле выколачивала из несчастных деньги. «Бандиты! – крикнул он по-английски. – Ведь водитель помогал людям». Однако бабушка-турчанка, ехавшая с нами в автобусе, возразила: «У них хорошо – порядок».

3 октября 1994 г

. «Все о’кей», – похвалил меня таможенник в порту Кобе, внимательно пpосмотpев мой багаж. Я сразу почувствовал себя школьником, а его – учителем, который доволен моей контрольной работой. Так встретила Япония группу буддийских монахов и мирянина из России.

Тэpасава-сэнсэй, посвятивший нас, преподнес нам эту поездку на свою родину не для чего иного, как для учебы, и удивительно, что совершенно посторонний человек напомнил нам об этом. Казалось бы, что похвального в отсутствии у тебя контрабанды? Но таможенник не воспринял это как должное, он был благодарен нашей порядочности!