Простой учитель литературы становится гладиатором на далёкой планете. Не по своей воле, конечно. Ему нужно выжить, а другого способа, как убивать противников — нет. Что его ждёт?
Пролог
Удар! Ещё удар!
'Где у этого чёртова маркума мозг? Вспоминай, Слава! Один, маленький, в голове, другой возле позвоночника, на спине! Оп! Кувырок, отбив — чуть не снёс голову, скотина двухметровая. Хорошо хоть скорость у него не такая, как у меня… Подкат! Ага! Без одной ноги-то не побегаешь, да?! Славно я ему колено разрубил! Теперь зайти со спины…'
Прыжок! Кривой клинок, похожий на серп, вонзается в позвоночник фиолетового чудовища, и тот замирает на секунду, а потом падает на бок, мелко подёргиваясь и суча ножищами в сапогах со стальными шипами — именно ими он собирался выпустить кишки человеку.
Слава устало облокотился на барьер и посмотрел вокруг — трибуны молчали. Не понравился бой? Он опустил глаза на лежавших на арене монстров — один против трёх, это было довольно сложно, не курице голову отрубить…чего эти твари молчат?!
И тут, как будто в ответ на его слова, амфитеатр взорвался криками, рёвом и трубными голосами тех, кто наблюдал за боем и делал ставки. Существа встали с мест и размахивали руками, щупальцами, хоботами и всеми частями тел, которыми можно махать. Одни радовались тому, что он выиграл и подсчитывали барыши — на него ставили один к двадцати — другие негодовали и вопили, что их надули — выставили не обычного гуманоида, а модифицированного. Впрочем — всё, как всегда. Всегда есть недовольные проигрышем.
Глава 1
Вячеслав угрюмо тащился домой после родительского собрания. Оно было нудным, глупым, бесполезным и оставило в душе тяжёлый след. Всё как всегда — он распинался по поводу учёбы детей, родители изображали интерес, но больше всего ждали, когда эта тягомотина закончится и можно будет пойти домой, всыпать своим неслухам-детям, осуществляя родительский контроль и воспитание, и со спокойной душой открыть бутылку пива или включить любимый сериал о страстях в шахском гареме.
Слава уже давно не смотрел телевизор — ничего умного оттуда прийти в голову не могло. Только шум и реклама, реклама, реклама…когда он ещё заглядывал в этот магический ящик, ему иногда хотелось врезать по экрану чем-то увесистым. Ну а так как телевизор всё-таки стоил денег, смотреть он его перестал вообще. Чем он занимался в свободное от проверки тетрадей время? Сидел дома, мечтал, и читал книги. Читать книги было его страстью, особенно — научную фантастику. Он иногда вспоминал, как в детстве сидел на скамейке возле дома августовским вечером и мечтал, что его заберут инопланетяне. Он, конечно, научится там всяким премудростям, вернётся таким важным галактическим послом — лет, эдак, через триста — и весь мир, рукоплеская, будет его встречать. Ну как встречали Гагарина после полёта — вся улица в бумаге, все орут. Он иногда думал — а чего там за бумага была на улицах? Кто её кидал-то? Но по его возрасту знать он этого не мог — ему было всего двадцать девять лет.
Как он попал в этот глухой городишко? Да сам напросился — учителем русского языка и литературы, после окончания педагогического института. Ему казалось, после множества прочитанных книг (идеалист чёртов!), что поехать в глушь, нести, так сказать, слово просвещения забытым властью детям будет очень, очень правильно. И вот он, петербуржец в 'на-дцатом' поколении — учитель сельской…хммм…ну не сельской — райцентр, всё таки! — школы.
Что сказать…эйфория скоро, очень скоро кончилась. Остались серые, заполненные работой будни, редко прерываемые праздниками, когда коллектив школы собирался на 'сабантуи' и нормально глушил водку. Потом наступал 'вечер любви', как он его называл, и учительницы, коих в школе было практически девяносто девять процентов (не считая его, да трудовика, хромого дедка не котируемого в женской среде), расписывали, кто и когда уединиться с молодым, энергичным учителем литературы.
Обычно это был, почему-то, класс химии — видимо из-за того, что там были крепкие столы, выдерживающие дебелых, охающих и ахающих учительниц. И без разницы — замужем они были, или нет — в эти вечера все были незамужними. А после наступало отрезвление, и новые 'трудовые будни'.