В настоящем томе, кроме повторных допросов, читатель найдет и первые допросы персонажей, ему неизвестных по предыдущим томам. Одни из них допрашивались по линии обвиняемых, другие по линии свидетельской. Особое внимание привлекают две фигуры: граф Фредерикс, являющийся наиболее крупной фигурой среди столпов режима — министр двора, одно из самых близких лиц к царю, и С. Е. Крыжановский, государственный секретарь, игравший крупнейшую роль при отражении атак на самодержавие. Показания Фредерикса разочаруют читателя, ожидающего от них чего-либо значительного. Они поражают крайней невразумительностью, чтобы не сказать более; сам Фредерикс на допросах производит впечатление выжившего из ума человека, и приходится разводить руками и удивляться, как такой яркий образчик государственных бездарностей мог занимать какое-либо место на государственной лестнице и в какой-либо мере задерживать свой скудный ум на вопросах государственных, а он все-таки задерживал, был министром и объединял родственными и иными связями довольно большую группу придворной камарильи. Полная противоположность ему С. Е. Крыжановский: крепкий, упрямый, с упорной волей, образованный юрист, он сделал карьеру собственным горбом; из либеральных студентов он превратился в настойчивого черносотенца и стал одним из виднейших бюрократов. У него была специальность — подводить теоретический фундамент под все попытки ниспровержения представительства. С усилием и рвением, достойным лучшей участи, он доказывал теоретическую допустимость неограниченного самодержавия, уживающегося с представительством, и практически разрушал последовательно, шаг за шагам, скудные ростки нашего парламентаризма, о чем с известной долей цинизма рассказывает он в своих ответах.

В одну категорию с Крыжановским нужно занести и двух видных слуг самодержавия, образованных юристов: И. М. Золотарева, запечатлевшего себя по службе на посту товарища министра внутренних дел, заведывающего полицией, и А. А. Хвостова, министра юстиции и внутренних дел. Последнего в либеральной буржуазной прессе противопоставляли его беспардонному племяннику и распутинцу «Алешке» Хвостову и прославляли якобы за личные качества: на самом деле и он был сделан из того же теста, так же делал карьеру и умирал от преизбытка чувств благоговения к священной особе монарха. Правда, он был приличнее других своих сверстников: в нем было столь много характерных для деятелей конца режима черт: заносчивости, наглости и безудержности. И. М. Золотарев хотел бы, быть-может, походить на А. А. Хвостова: на допросе он прямо и выставлял себя непоколебимым хранителем законности, а на самом деле этот юрист совершил ряд преступлений мелкого и крупного калибра, с точки зрения столь яростно защищаемого им закона.

Особо следует поставить В. Ф. Джунковского и Н. Н. Покровского. В. Ф. Джунковский, призванный оздоровить гиблые недра департамента полиции, пытался кое-что сделать на этом пути и даже потребовал оздоровить атмосферу, в которой жил обожаемый монарх, изобразив в натуральном виде все сногсшибательные похождения великого старца Григория. Царь не любил, когда ему докладывали правду в глаза, и Джунковский вылетел с своего места. Н. Н. Покровский, специалист-финансист, трудолюбием достигший высших постов в финансовом ведомстве и затем подневольный министр… иностранных дел, является представителем немногочисленной группы бюрократов, которые «про себя» чувствовали неизбежность падения самодержавия, но в то же время они были, конечно, осторожны, чересчур осторожны. Его показания чрезвычайно содержательны.

Нельзя отказать в порядочной доле комизма двум «чудакам» царского режима — профессору Г. Е. Рейну, который прославился тем, что сам себе, не взирая на нежелание «представителей народа», устроил министерство, и генералу Н. И. Иванову, который внес свое имя в историю «блестящей обороной» самодержавия от революции в 1917 году: во главе георгиевских кавалеров он собрался в поход на революцию и сдался, даже не вступив в бой.

Свидетелями, представителями общественности, выступают в этом томе видные кадетские вожди: председатель 2-й Государственной Думы Ф. А. Головин и московский городской голова М. В. Челноков.

Председатель.

— Вы лейб-хирург, академик Рейн. Ваше имя, отчество?

Рейн.

— Георгий Ермолаевич.

Председатель.

— Георгий Ермолаевич, мы послали вам повестку, приглашая вас в наше заседание на основании положения о нашей Комиссии, которая дает нам право,

[1]

в порядке расследования действий высших должностных лиц, между прочим, требовать от них объяснений по тем действиям, о которых Чрезвычайная Следственная Комиссия осведомлена и которые, с ее точки зрения, недостаточно выяснены. Так что, в данном случае, вы допрашиваетесь не в качестве обвиняемого и не в качестве свидетеля, но от вас требуются разъяснения по некоторым вопросам, которые я позволю себе вам задать. Вы состояли членом государственного совета?

Рейн.

— Так точно.