Алекс ЭКСЛЕР
Выступление на 23-е февраля
Сегодня мне бы хотелось поговорить о 23-м февраля - празднике, посвященном армии и военным. Я очень осторожно пробую подходить к этой теме, так как хохмить по поводу этого праздника или, не дай Бог, издеваться над ним - я вовсе не собираюсь. Совсем даже наоборот. У меня много друзей профессиональных военных. Я даже сам в некотором роде - запасной лейтенант. Да-да! Hе удивляйтесь! Именно я собственной персоной провел месяц в одном авиационном полку где-то на просторах нашей необъятной Родины. Hе надо иронических ухмылок! Этот полк, как ни странно, до сих пор существует и даже восстановил ту часть боеспособности, которую потерял после моего кратковременного присутствия.
И летный состав уже почти простил мне то, что я как-то все пленки с учений ухитрился вместо проявителя сунуть в фиксаж. Да! Hе спорю! Это был небольшой просчет с моей стороны. Hо зачем было гоняться за мной с пистолетом по фотолаборатории? Конечно, я перенервничал и, убегая, свалил шкаф со всеми архивами так, что пленки разлетелись по комнате. А то, что песик Шарик погрыз эти пленки, - я тоже не виноват! Мне же страшно было сидеть там в темноте одному, вот я его и пригласил помочь в выполнении этого почетного задания. Hадеюсь, вы уже не сердитесь и все старые распри между нами забыты? Предлагаю ради праздника простить все друг другу и снять мою фотографию с доски позора нашего полка! Я в свою очередь тоже всем все прощаю!
Лейтенанту Валере прощаю получасовое макание меня в таз с водой. Капитану Ерошкину прощаю топтание ногами моего чемодана. Ефрейтору Тимошенко извиняю попытку пристрелить меня; я же не знал, что у бойца, стоящемго на посту у знамени дивизии, нельзя стрелять сигареты. Прапорщику Пилипенко прощаю сто двадцать два наряда вне очереди, выданные им сержанту Экслеру в тот момент, когда я вылил в канаву тот здоровый бак с помоями; я же не знал, что это обед для всей роты. Майору Лукашину я прощаю все нехорошие слова, которые он мне говорил, хотя майор тоже был не совсем прав: я не знал, что по территории гуляет генеральская комиссия из Москвы, когда с групппой обалдуев-курсонтов изображал с помощью подушек воздушный бой с мессершмитами прямо на плацу перед штабом. Да! Я ревел на всю часть так, что один из генералов чуть не оглох! Hо я же был мессершмит и меня только что подбили; настоящий мессершмит, товарищ майор, ревет, между прочим, гораздо громче. Сержанту Янукееву из караульного отряда я прощаю все те слова, которые он наговорил при снятии меня с боевого караула; ну и что, что я носился с автоматом вокруг боевых самолетов, дико орал, периодически падал и отстреливался от воображаемого противника; это я играл в Рембо; мне же было скучно там стоять одному ночью.
