История любовных взаимоотношений француза Эжена Делакруа и англичанки Беатрис Шеннон — это цепь роковых недоразумений. Судьба словно нарочно вознамерилась разлучить этих двух искренне любящих друг друга людей. Она все время ставит героев в ситуации, когда любое их слово, любое действие оказывается превратно понятым. И порой кажется, что им так и не удастся обрести заслуженного счастья…
Солнце медленно поднималось над спящей Флоренцией, заливая розоватым светом каменные стены домов, церквей и палаццо. Стоял апрель, и в воздухе носился легкий аромат клейких зеленых листочков и первых цветов. На водах Арно заиграли золотистые отблески, на узких, мощенных камнем улочках показались первые прохожие, а голуби и воробьи принялись расхаживать по тротуарам, купаться в пыльных ямках и приглаживать перья.
Зазвонили колокола на кампаниле Санта-Мария дель Фьоре. Вслед за кафедральным собором ожили остальные церкви и стали переговариваться на все лады: «С добрым утром, с добрым утром, флорентинцы! Хватит спать! Солнце взошло!»
От их звона и проснулась Беатрис Шеннон. Окна маленькой комнатки в студенческом общежитии, где она жила вдвоем с сестрой, выходили как раз на базилику Благовещения, колокола которой по утрам вполне заменяли будильник. Девушка зажмурилась и сладко потянулась, разминая затекшие за ночь мышцы. Легкие занавески не спасали от солнечных лучей, и они лежали желтыми пятнами повсюду — на деревянном полу, на белых простынях, на каштановых волосах и нежном лице Беатрис. Ходики на стене показывали шесть часов ровно.
Она сползла с кровати и прошла в ванную, бесшумно ступая босыми ногами по стертым доскам, чтобы не разбудить Сузан, которая до поздней ночи корпела над книжками. Утренний туалет юной англичанки занял не больше четверти часа: контрастный душ, чистка зубов, несколько взмахов расчески, чтобы привести в порядок спутавшиеся волосы, — и готово. Беатрис не пользовалась косметикой, а всякие кремы, притирания и маски в восемнадцать лет совсем ни к чему.
В последний раз взглянув в зеркало и тихонько вздохнув — собственная внешность никогда не приводила ее в восторг, — она вернулась в комнату. Да и как могут нравиться пухлые щечки, обыкновенные карие глаза и торчащие во все стороны тонкие, как паутина, волосы? К тому же от матери она унаследовала маленький рост и некоторую склонность к полноте. Беатрис не позволяла себе ни лишнего печенья, ни шоколадного мороженого и все же никогда не могла появиться на пляже без робости. Ей казалось, что все только и делают, что смотрят на нее и обсуждают недостатки ее чересчур округлой фигуры. Она и вправду редко оставалась незамеченной, но совсем по другим причинам.
