Далекие берега Америки с самых первых дней после ее открытия стали служить местом, где находили себе убежище всякого рода авантюристы, куда стекались искатели приключений. Их безрассудная смелость не мирилась с узким, вполне установившимся укладом старой европейской жизни и стремилась проявить себя на просторе.

Одни искали в Новом Свете свободы совести, права молиться Господу так, как им казалось наиболее пристойным. Другие спешили переменить свои шпаги защитников родины на кинжалы разбойников и избивали целые туземные племена, грабя их золото и присваивая себе их добро. Были и такие неукротимые натуры, которые не знали предела своим страстям, не хотели признавать над собой никаких законов и под свободой разумели безграничную распущенность и своеволие. Они почти с самого своего появления образовали ужасное общество береговых братьев, которое заставляло иногда Испанию трепетать за свои американские владения и с которым не гнушался вступать в переговоры сам король-солнце Людовик XIV.

Потомки этих удивительных людей существуют в Америке и по сей день. Когда внезапная революционная вспышка после недолгой борьбы низвергает загадочные личности, которые по воле случая возвысились, то их инстинктивно притягивает к наследникам знаменитых авантюристов в надежде, что и им также удастся повторить безумные дела их предков.

За время моего пребывания в Америке мне случилось быть свидетелем одной из тех смелых выходок, которые задумываются и приводятся в исполнение этими людьми. То, о чем я хочу рассказать, произвело большую сенсацию, в течение нескольких месяцев служило предметом обсуждения в прессе и возбуждало интерес и даже симпатии к смельчакам. Мы с абсолютной точностью будем описывать исторические факты, но, по весьма понятным причинам, изменим собственные имена.

Несколько десятков лет тому назад открытие богатейших золотых россыпей в Калифорнии пробудило дремавшую любовь к приключениям, подхлестываемую надеждой на быстрое обогащение, и не одна тысяча молодых, образованных людей, покинув семьи и родину, устремилась в новую землю обетованную, где многих ждали полное разорение и смерть после долгих страданий, несбывшихся надежд и бесчисленных лишений.

Гуаймас в описываемое время был городом совершенно новым. Он разрастался не по дням, а по часам, так как в него хлынул бурный поток переселенцев. Он выстраивался неправильными переулками, кривыми, без всякого плана, довольно скучными и монотонными. Надо заметить, что кроме нескольких зданий, вполне заслуживающих названия благоустроенных городских жилищ, все остальное представляло беспорядочные скопления мазанок самого жалкого вида и бесконечно грязных.

На Калле-де-ла-Мерсед, главной, а вернее, единственной улице города, стоял одноэтажный дом с террасой, с плоской крышей, украшенный по фасаду четырьмя колоннами. Он был оштукатурен и блестел на солнце ослепительной белизной.

Хозяин этого дома был одним из богатейших золотопромышленников Соноры, у него было до двенадцати разрабатывавшихся рудников. Кроме того, он занимался скотоводством на нескольких принадлежащих ему асиендах, каждая из которых была не меньше средней величины французского департамента.

Я уверен, что, если бы в один прекрасный день дон Сильва де Торрес пожелал продать все, у него оказалась бы не одна сотня миллионов, даже при не слишком высокой оценке его недвижимости.

Дон Сильва де Торрес всего лишь несколько месяцев тому назад поселился в Гуаймасе, куда он заглядывал прежде весьма редко и на очень короткое время.