Корни рода Красновых уходят в глубь веков — издревле они были донскими казаками. Но особенно прославились Красновы в период Российской Империи. Первым из этого рода стал генерал Иван Козьмич Краснов, родившийся станице Букановской в 1752 году — его блестящая военная карьера продолжалась в царствование Екатерины Великой, Павла I и Александра I и закончилась на поле битвы геройской гибелью во время Отечественной войны 1812 года.

С 18 века Красновы принимали активное участие в всех войнах, которые вела Российская Империя — в Семилетней войне, в войне против Наполеона, в войнах против турок, в войне против Японии, в Первой мировой войне и других военных конфликтах.

В период, более близкий к нашему времени, олицетворением этой семьи является легендарный человек атаман Пётр Николаевич Краснов, родившийся в Санкт Петербурге в 1869 году. Не только блестящая военная карьера, но и талант писателя, публициста, заслуги путешественника — все это превратило его уже в молодости в заметную фигуру русского общества. Мы не будем здесь приводить список должностей, назначений и награждений Петра Николаевича — все это есть в архиве Михаила Семёновича Краснова-Марченко, его двоюродного внучатого племянника. (Михаил Семёнович, его дети и внуки — единственные на сегодняшний день родственники прославленного атамана). Только упомянем, что Пётр Николаевич служил на протяжении 23-х лет в Лейб-гвардии казачьем полку. Проявил себя как блестящий боевой командир в Первой мировой войне, когда был награжден орденом Святого Георгия 4-ой степени — высокой наградой Российско Империи для генералов и офицеров, которые отличились не только командуя войсками, но и проявили исключительное личное мужество на службе Родине. Эта награда может считаться эквивалентом медали «За Мужество», существующей в Чили и имеющей схожий статут.

С началом большевистской революции генерал-майор Краснов одним из первых выступил на борьбу с коммунистами, узурпировавшими власть.

Коммунисты для удержания власти над огромной территорией бывшей Российской Империи начали длительную гражданскую войну (1918–1922), в которой генерал Краснов принял самое активное участие. В то же время, многие важные детали этой войны оказались позабыты за период советского правления, в первую очередь потому, что победивший коммунизм, переписывая историю, убедил весь мир, что этой войны не существовало и что Ленину достаточно было свергнуть Временное правительство в Петрограде, чтобы все народы бывшей Империи признали его как нового правителя. На самом деле коммунизм встретился с жестоким противостоянием. Солженицын, отмечал, что генерал Краснов был первым, кто не признал Ленина и направил свои отряды на Петроград уже на следующий день после октябрьского переворота. Но к тому времени разложение армии под влиянием агитации большевиков достигло и 3-го Конного корпуса Краснова, поэтому эта первая попытка не увенчалась успехом.

Прошло время, и в 1939 году в Европе разразился пожар Второй мировой войны, которая с лихвой превзошла Первую не только по масштабам и своей жестокости, но и по грубейшим ошибкам, которые совершили правители обеих воинственно настроенных сторон.

В 1941 году Германия, до того времени победоносная нарушила свой иллюзорный пакт со Сталиным и напал а Советский Союз. Здесь мы не станем рассматривать ход войны как таковой, но нужно подчеркнуть один факт, несомненно важный: немецкие войска пробили брешь в железном занавесе, с помощью которого правители Советского Союза отгородились от всего мира.

По мере продвижения немцев по казачьим землям, казаки внутри страны (а также казаки Зарубежья в помощь им), незамедлительно мобилизовались. Военная помощь и немецкое оружие активизировало казачье сопротивление коммунистической власти и повсеместно начали формироваться группы добровольцев, готовых идти в бой.

В Европе воодушевление среди русской эмиграции было очень большим — немецкий поход на восток мог стать концом для советской власти — разве можно было оставаться безразличным перед такой возможностью, которая открывалась для них — людей, изгнанных с Родины?

Генерал Краснов не сомневался — его роль не должна ограничиваться только лишь воодушевлением молодых соотечественников для освободительного похода в Россию. Выступил и он сам, 74 лет от роду, вместе со своим двоюродным племянником Семёном. Их сопровождали и другие Красновы — ещё один двоюродный племянник Николай Николаевич Краснов-старший и его сын (т. е. двоюродный внучатый племянник Пётра Николаевича) Николай Николаевич Краснов-младший.

На пороге победы над Германией лидеры союзников провели трехстороннюю конференцию. Она началась 5 февраля 1945 года в Ялте, в Крыму. В ней принимали участие Сталин, Черчилль и Рузвельт — «Большая тройка», как их называла пресса тех лет, а также большие группы министров и советников. Среди последних находился министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден, который сыграл зловещую роль в последующих событиях.

Темой переговоров в основном был раздел зон влияния, подконтрольных каждой из союзных стран после победы над Германией. Сегодня уже ни для кого не секрет, что в этом разделе Советский Союз отхватил львиную долю. Но, в ходе решения этого вопроса, Сталин попутно двинул своим западным партнерам очень конкретное требование — сразу по окончании войны, в Советский Союз должны быть отправлены все советские граждане из Европы, независимо от того, были ли они военнослужащими немецкой армии, пленными или просто гражданскими лицами.

В большинстве советские граждане вовсе не желали возвращаться. Во избежание затруднений для Запада, единственным выходом являлась насильственная репатриация.

Черчилль и Рузвельт согласились выполнить это требование Сталина и даже с тем, чтобы это решение было засекречено.

Сталин хотел, чтобы его будущие жертвы до поры до времени ни о чем не догадывались. А для Черчилля и Рузвельта тоже было предпочтительно это умолчание, по той причине, что общественное мнение их стран не стало бы с одобрением смотреть на насильственную передачу людей коммунистическому режиму.

Нужно добавить ещё кое-что. «Жертвы Ялты», как их с полным основанием назвал Николай Толстой — это не только казаки, о чьей трагедии мы рассказали. В последующие недели и месяцы, в самой Англии и во всей английской оккупационной зоне, так же как и в США и их зоне оккупации, проводились аналогичные операции. Так было в лагерях для военнопленных в Дахау, Кемптене, Платтинге, Форте Дике, Пизе, Риччоне и многих других. Везде имело место безнадежное сопротивление русских. Повторялись самоубийства и сцены насилия. То же самое совершалось и в городах, где жертвами становились гражданские лица, бежавшие на Запад от коммунистической революции 1917 года и не имевшие советского гражданства. Теперь можно сказать, что требования Сталина по секретной части Ялтинского договора были выполнены с лихвой политическими лидерами Запада, согласившимися с большой охотой отправить на смерть максимально возможное число русских для удовлетворения «великого советского лидера».

Историки, изучавшие эти факты, сходятся во мнении, что число русских, ставшими жертвами насильственных выдач, было около двух миллионов человек.

Целью моей книги не является определение уровня ответственности тех или иных лиц. Однако стоит зафиксировать некоторые факты и сделать выводы, ибо некоторые исторические ситуации имеют свойство повторяться.

17 июня 1945 года, когда операции по насильственной выдаче находились в полном разгаре, а мировая пресса организовала «заговор молчания» вокруг этого дела, в Лондоне член Палаты Лордов Стокс спросил о происходящем Уинстона Черчилля, но премьер-министр категорически отверг существование какого-либо секретного соглашения, подписанного в Ялте. Как он позднее скажет — «на то существовали определённые политические предпосылки».

Историки сходятся во мнении об ответственности Энтони Идена, министра иностранных дел Великобритании того времени, за принятие решения по неправомерному расширению числа лиц, выданных Сталину. Спустя годы, в 1973-м, этот министр тоже был опрошен, но ограничился ответом, что «не помнит многих деталей». Было очевидно, что человеческие жизни для него были лишь «деталями» незначительной важности.

Что касается выдачи казачьего командования советским властям, англо-русский историк Н.Д. Толстой в своей книге «Секретная война Сталина» отмечает: «Иногда случаются трагические ошибки по причине запутанности ситуации настоящего момента. Между тем, мои исследования подтвердили, что выдача генерала Краснова и его товарищей, была результатом заранее разработанного плана».

В действительности, нельзя игнорировать тот факт, что многие казачьи командиры, в особенности Краснов и Шкуро, были личности широко известные на Западе. Последний, во время гражданской войны в России, был награжден королем Англии за свои героические действия против большевиков. Так же нельзя забывать обстоятельство, что ни один из них не имел советского гражданства (исключая генерала Доманова). И поэтому секретная часть Ялтинского договора на них не должна была распространяться. А раз они были переданы в руки Сталина, то, как говорит Толстой, это было несомненно «тщательно подготовлено». Толстой находит подтверждение существования такого сговора в воспоминаниях советского генерала Штеменко, где тот упоминает о некоем «предъявленном союзникам твердом заявлении советского правительства с требованием выдачи Краснова, Шкуро и остальных военных преступников».

В случае с Красновыми, речь шла не только об атамане Петре Николаевиче и генерал-майоре Семёне Николаевиче — это касалось и остальных членов семьи. Стоит задаться вопросом — каковы были причины, подвигнувшие коммунистов преследовать всех их с таким упорством? Ответ мы нашли в некоторых текстах лидеров большевиков. В одной из программных статей председателя ВЧК Дзержинского, опубликованной в 1919 году, и, несомненно, согласованной и одобренной Лениным, буквально говорится о Краснове, как о том «типе» человека, которого необходимо ликвидировать — все равно, «будь тот белогвардейцем или социалистом». Значит, речь шла не только лишь о политических идеях. Было что-то большее, что делало из Краснова человека особенно опасного и давало повод Ленину представить в его лице архетип врага, которого нужно ликвидировать. Что это было? Мы не можем судить об этом с полной уверенностью. Может быть, его достоинство и моральная целостность, верность собственным принципам? Как бы то ни было, но мнение Ленина является догмой для коммунистов всех времен, в том числе, и сегодняшнего дня. Ленин не потерял своей харизмы и псевдо-непогрешимости. Чем же тогда ещё объяснить, что в Москве, столько лет спустя после обвала Советского Союза, его мумия остается предметом преклонения и никто не решается захоронить её?

Поэтому не так уж и маловероятно увидеть в этом мандате Ленина основу не потухшей до сегодняшнего дня ненависти.

Но наибольшее подтверждение этот тезис находит в продолжении нашего рассказа, когда мы узнаем о трагическом повороте в жизни всех членов семьи Красновых.

Согласно самому раннему документу, маленький Краснов был крещён в православной церкви Святого Николая города Лиенца, отцом Тимофеем Соиным. Текст не только свидетельствует о крещении (на русском, французском и немецком языках), но в то же время этот документ действителен как свидетельство о рождении.

Через некоторое время с осторожной помощью двух офицеров (одного английского и другого американского) Дина Марченко, её мать и новорожденный смогли выбраться из Австрии, под присмотром и с постоянной помощью чилийского дипломата приехали и расположились в порту Триест. Там они были вынуждены провести нескончаемые месяцы ожидания до тех пор, пока господин Санта Круз смог добыть для них два места на судне, направляющемся в Южную Америку. На борту этого корабля, пристроившись кое-как, практически вповалку, уже находились сотни беженцев, плывущих в поисках нового будущего, оставляя за спиной разруху Европы, а зачастую — руины своих собственных жизней.

Судно называлось «Mercy». По окончании медленного и очень горестного плавания, наконец, оно причалило в порту Вальпараисо 19 августа 1948 года.

В тот момент мать должно быть подумала, что ей удалось создать непреодолимую дистанцию между своим сыном и коммунизмом, поглотившим его отца и всех его родных.

Принятые чилийским правительством, все беженцы были переправлены в Сантьяго и временно расположены на территории Национального стадиона, где пробыли около двух месяцев в секторе раздевалок или в палатках. Михаил, естественно, ничего не помнит о том периоде, но позднее слышал в разговорах своей семьи, что жена чилийского президента, госпожа Роза Маркманн де Гонсалес, лично позаботилась о помощи им в трудные первые дни. Позднее Дина Марченко имела возможность познакомиться с ней и лично поблагодарить за помощь.

Предыдущее повествование показывает, что впечатления Михаила о своём детстве имеют большое сходство с воспоминаниями любого другого мальчишки его поколения. «Пичангас» (дворовый футбол) с соседскими друзьями — ведь немногочисленное транспортное движение тех времен позволяло играть на улицах. Позднее пришла страсть к мотоциклам, которые, в любом случае, были недосягаемой мечтой как его самого, так и его сверстников. Более тяжело было осознавать и ту реальную действительность, что материнского заработка не хватало даже на покупку велосипеда, хотя некоторые из друзей его уже имели.

Михаил по-доброму завидовал своим товарищам, имевшим отца. Но мать делала все, чтобы семья жила нормальной жизнью. Он хорошо помнит о её усилиях и стараниях в поисках хороших подарков на Рождество и ко дню рождения, на которые откладывалась часть не очень большого семейного дохода.

Обобщая свои воспоминания, Михаил говорит, что был обычным и счастливым мальчишкой, хотя и с нуждами и проблемами, соответствовавшими социально-экономическому уровню своей среды.

Учился он в государственных общеобразовательных школах. Начальное образование получил в школе «Республика Аргентина» (на ул. Викунья Макенна — между проспектом Матта и ул. 10 Июня). По тогдашним нормам начальный образовательный уровень имел шесть «подготовительных» классов, но наиболее успевающие ученики могли «перескочить» с 5-го класса на 1-й гуманитарный (среднее образование). Получилось это и у Михаила, так как он был учеником с отличной успеваемостью. Он рассказывает, что это была очень хорошая школа и хранит о ней наилучшие воспоминания.

Свой следующий учебный этап Михаил прошел в Лицее № 8, который до сих пор носит тогдашнее имя «Артуро Алекссандри Пальма». Сейчас этот лицей расположен в другом месте, так как уже в те времена это было старое здание на улице Викунья Макенна. Необходимость и срочность переведения этого учебного заведения в более хорошее помещение, спровоцировали учеников и студентов тех лет к захвату и оккупации лицея — акция, в которой Михаил принял участие с большим энтузиазмом. Но только до того момента, пока мать не увела его домой, к его стыду оттянув за ухо на глазах у всех его соратников по «борьбе».

В 1962 году Михаил проходил обучение по курсу второго гуманитарного класса. Как и в предыдущие годы, учителя должны были делать ему постоянные замечания за своего рода «повстанческое» поведение. В то же время, он не имел особенных проблем по успеваемости в учебе. Широкие умственные способности и кругозор позволяли ему преуспевать по всей учебной программе.

Но в этот период своего юношества школьник Краснов принял твердое решение — поступить в Военное училище.

Без сомнения, в этом раннем выборе жизненного пути имело место влияние его бабушки. По её рассказам Михаил знал, что многочисленные предки его семьи были военными. Не потому ли его интерес к военной службе был вполне естественным?

Этот юноша, взращенный и воспитанный двумя сильными духом и целеустремленными женщинами, в тоже время жил несколько ограниченно. Его мир включал только нескольких соседских сверстников и товарищей по учебе. Он не имел никакой возможности получить представление о чилийских военнослужащих, даже никогда не видел военных парадов.

Между тем, этот жизненный проект захватил его душу даже при том, что он не имел полного представления о чилийской Армии. Нет сомнения в силе зова крови предков: она несет в себе отеческое наследие, тем или иным образом влияющее на нашу жизнь, хотя мы сами иногда и не догадываемся об этом.

В сентябре 1970 года, после трех лет жизни, проведенных в гарнизонах городов Арика и Икике, Михаилу Краснову было присвоено звание лейтенанта. Сразу после этого он принял решение жениться на своей подруге юности Марии де лос Анджелес (Анджи — как её зовут в кругу семьи). Впрочем, прежде он должен был получить на то специальное разрешение командования, так как тогда для этого от офицера требовалось прежде всего звание лейтенанта и, кроме этого, достижение 25-летнего возраста (а 25 лет Михаилу в то время ещё не исполнилось). После получения разрешения, венчание состоялось в Сантьяго, в часовне Военного училища. Вместо Семёна Николаевича Краснова в качестве посаженного отца выступил капитан Густаво Вердуго, который был его первым командиром в качестве лейтенанта-инструктора в Училище.

Это был октябрь месяц 1970 года. Радостно погрузившиеся в проекты семейной жизни, молодожёны, должно быть, не особенно были озабочены политической эволюцией страны, с каждым днем все более волновавшей чилийцев.

Между тем, в эти дни свершались тревожные события, от которых никто не мог остаться в стороне. Одно из них, особенно взволновало Михаила — это было зверское убийство Главнокомандующего Вооруженными Силами генерала Рене Шнайдера.

Этот офицер был последним начальником Военного училища в тот период, когда Михаил Краснов заканчивал его и выпускался в звании младшего лейтенанта. Потому Михаил был очень близко знаком со Шнайдером (в то время ещё полковником) и между ними обоими существовали очень добрые отношения, среди всего прочего и потому, что Шнайдер знал о семейной истории своего выпускника.

После свадьбы лейтенант Краснов получил назначение в Сантьяго, в качестве офицера-инструктора Военного училища. Для него самого было радостно вернуться в родное училище, к тому же, имея в виду, что это назначение открывало большие перспективы.

Наступил рассвет того дня, который столько чилийцев ожидало с тревогой и верой.

Решатся ли выступить Вооруженные Силы? Будут ли они едины? Начнется или нет гражданская война? Сколько людей погибнет?

Эти и другие подобные вопросы сковывали сердца большинства чилийцев, уже истощенных уличными манифестациями и взываниями к законности. Чилийская демократия была уже окончательно разрушена.

Неизвестность и неведение начали рассеиваться в 8 часов утра после оглашения первого воззвания военных. По меньшей мере, Вооруженные Силы выступили в единстве.

Последуем за лейтенантом Красновым в его воспоминаниях. Накануне он получил разрешение на короткую отлучку, чтобы навестить свою жену и только что родившуюся дочь. Вскоре за ним пришли — необходимо было его срочное присутствие в Военном училище, так как шла подготовка к контрольным обыскам в поисках незаконно хранящегося оружия в одном из пригородных районов Сантьяго. Взвод его кадет должен был быть готов к 5-ти часам утра следующего дня, 11 сентября.

Вернёмся на несколько лет назад. В 1979 году, в то время в звании майора, Михаил Краснов впервые был вызван в суд. Судья Сервандо Йордан вызвал его в качестве свидетеля по делу о предполагаемом исчезновении около пятидесяти террористов. Таким образом, наш герой стал одним из первых офицеров Вооружённых Сил, представшим перед лицом юстиции. Стоит сказать, что судья Йордан пришёл к выводу, что полковник Краснов не имеет никакого отношения к рассматриваемым в этом деле событиям и закрыл дело против Краснова.

Между тем, это было лишь самое начало, а далее последовали постоянные вызовы со стороны различных представителей юридической власти, продлившиеся в течение 28-ми лет. Уже само по себе это является тяжелейшим испытанием, создающим разного рода преграды в жизни любого гражданина.

А последствия этой аномальной ситуации были очень тяжкими. Сначала появились первые препятствия в военной карьере — очевидные профессиональные успехи, которые мы уже видели, вошли в противоречие с подозрениями, подпитываемыми постоянными судебными повестками.

В 1991 году, по окончании успешной службы в городе Темуко, Главное командование Армии командировало Краснова (в то время полковника) на два года для выполнения служебных обязанностей в составе Межамериканского Совета обороны со штаб-квартирой в Вашингтоне. Это назначение на высокую ответственную должность международного уровня означало бы новую ступень в его успешной профессиональной карьере.

Но, спустя несколько дней, офицер получил сообщение от командования, в котором его информировали, что назначение аннулировано «по причинам, независящим от интересов и желания Армии».

Сделаем небольшое отступление. Есть народная пословица — «в божьих виноградниках хватает всего». Несмотря на рассказанное нами в предыдущей главе, нет оснований сомневаться в том, что существуют честные судьи, а так же, как ни странно это звучит, есть и честные бывшие террористы. Михаил Краснов смог убедиться в этом в один из октябрьских дней 1992 года, когда был вызван судьей Глорией Оливарес на очную ставку с главным свидетелем (именно так ему сообщили).

В зал быстро вошел человек, вызванный как свидетель. Его лицо показалось Михаилу вроде бы знакомым, но он не мог припомнить кто это, до того момента, пока вошедший не представился — Эрик Зотт Чуэкас. Тогда обвиняемый понял, откуда он его знает. Эрик Зотт был боевиком в рядах Центральной Региональной группировки MIR города Вальпараисо, и, хотя Михаил никогда там не работал, он, конечно, видел его фотографии и знал его имя. Уже привыкший к лжесвидетельствам и фальшивым показаниям, он мысленно задавал себе только один вопрос — какие новые обвинения принес этот тип?

Судья предложила Зотту сесть, но тот отказался. Было заметно, что он торопился и начал говорить, не теряя времени.

— Госпожа судья, на часах уже 13.10 дня. Меня пригласили принять участие в этом процессе в качестве свидетеля. Когда мне стало известно, что речь идет о господине Краснове, я согласился, не задумываясь. К счастью, мне оплатили проезд и расходы. Я прибыл из Лондона, где живу в настоящее время, и мой самолет приземлился в Сантьяго в 11 часов утра. Но я присутствую здесь не для того, о чем Вы думаете, госпожа судья. Я прибыл сюда исключительно для того, чтобы лично познакомиться с господином Красновым, так как раньше я его никогда не видел. Я хочу, чтобы это всем было ясно и было учтено судом. Он никогда меня не арестовывал и не подвергал пыткам. Между тем, когда я командовал региональной группировкой MIR, то слышал много разговоров о нем, так как, без сомнения, своей работой он внес большой вклад в наше поражение. Среди боевиков очень часто говорили о лейтенанте, теперь полковнике, Краснове. В тот период времени он провел огромную разведывательную работу. Продолжительно беседовал с каждым из задержанных и, как я уже сказал, и что снова хотел бы подчеркнуть — ни к кому не применяя физического насилия, добился, что многие из наших людей выдали ему ценную информацию: адреса складов с оружием, явок подполья и штаб-квартир. Поэтому уже с тех пор его личность привлекла мое внимание. Кроме того, по нашим каналам я узнал об истории его семьи.

— Мои соболезнования, господин полковник — то, что коммунисты свершили над Вашими родными, не имеет названия! Поверьте, меня так заинтересовала эта история, что когда я был арестован и в последующем выдворен из страны, то решил поехать в Австрию для того, чтобы лично во всем убедиться — и, обращаясь к Михаилу, спросил него:

В годы, последовавшие после его ухода в отставку из рядов Вооружённых Сил, несмотря на потерю времени из-за постоянных вызовов в трибуналы, Михаил Краснов позаботился, чтобы его жизнь развивалась нормальным образом. Хорошо знающие о его способностях и профессиональных возможностях вышестоящие начальники попросили его в течение некоторого времени продолжить свою работу в Вооружённых Силах уже в качестве гражданского служащего и доверили ему руководство военным гостиничным комплексом, где он работал в течение следующих четырех лет.

Кроме своей профессиональной карьеры в Вооружённых Силах, офицер имел в своём багаже обучение в ICARE (Instituto Chileno de Administracion Racional de Empresas), позволившее ему получить диплом администратора предприятия. На основе этих знаний и опыта, некоторое время спустя ему предложили директорский пост в одном из холдингов компаний города Консепсьон. Там он проработал до тех пор, пока правосудие не объявило о приведении в исполнение первого приговора, вынесенного Верховным судом против него, который предусматривал его тюремное заключение.

Михаил пересек ворота тюрьмы «Кордильера» в 8 часов утра 28 января 2005-го года, вместе с другими офицерами, большинство из которых имели очень высокие звания в тот период, когда наш герой был всего лишь лейтенантом Вооружённых Сил. Отягчающим обстоятельством являлось ещё и то, что сроки наказания, к которым он был приговорен, были аналогичны вынесенным в отношении начальников DINA, что повторилось в последующих приговорах. Какова вообще может быть логика в том, что одинаковую ответственность несут и генерал и лейтенант, соответственно, получая аналогичные сроки? Это просто абсурд. Разве все вышестоящие начальники лейтенанта Краснова того времени уже не высказались в защиту Краснова, зная о его полной невиновности по обвинениям, предъявленным ему и его подчиненным? И почему ни один из судей не принял во внимание этот факт?

До сегодняшнего дня эти вопросы не имеют ответа. Перед тем, как отправиться в тюрьму, Михаил Краснов зачитал журналистам текст, озаглавленный «Открытое письмо моим согражданам», на котором нам стоит задержаться.

Вот его начало:

Мне кажется полезным рассказать здесь о некоторых беседах, которые я провела с Михаилом Красновым в тюрьме. Офицер Генерального Штаба, располагающий соответствующим культурным уровнем, он не удовольствовался изложением своей ситуации исключительно с точки зрения своего личного опыта. Его взгляд распространяется на вчерашний, сегодняшний и завтрашний день Чили. И моя заинтересованность в обнародовании на этих страницах его мнения и выводов вызвана тем, что они мне кажутся глубоко верными.

Существует много людей, принявших участие в гражданской борьбе против марксистского правительства и единогласно призвавших Вооруженные Силы к взятию в свои руки судьбы Чили, которая подвергалась серьезной угрозе. Тех, кто с верой и патриотизмом поддержал действия военного правительства, позаботившегося в первую очередь о предотвращении казавшейся неотвратимой гражданской войны. А затем о восстановлении демократии и такого уровня экономического развития, которое должно было гарантировать благодарность абсолютного большинства чилийцев.

Но получилось не так. Те успехи, которые вчера вызывали в нас чувства благодарности и оптимизма, были стерты из памяти многих людей, в том числе и свидетелей тех лет. Авторов этих достижений сейчас атакуют с яростной ненавистью, которую не способен скрыть никакой правовой фарс.

Естественно, следует задаться вопросом — почему это произошло?

На этот вопрос нет полного ответа, но анализ чилийской ситуации в мировом контексте, сделанный бригадиром Красновым, помогает найти объяснение трудной действительности, в которой сегодня живет большинство чилийцев.

Мы подошли к концу нашего повествования, но жизнь его героя продолжается и остается открытой для будущего. Михаил предпочитает особенно не высказываться по этой теме, но иногда говорит, что будет находиться в тюрьме не то время, которое определят судьи, а столько, сколько захочет Бог. В этом есть бесспорная истина. В завтрашнем дне не может быть уверен никто, даже судьи, запершие в тюрьму невиновного человека. Потому, по мере возможности, Михаил Семёнович старается прожить максимально полно каждый предоставленный ему в настоящем момент.

Заканчивая эти страницы, я выбрала одно событие, которое хотя и принадлежит к прошлому, но все же спроецировалось на будущее, так как, не исключено, могло стать поворотным в жизни нашего офицера.

В 2000 году в Чили прибыл господин Владимир Чхиквадзе, в качестве нового посла Российской Федерации. Приступив к своим служебным обязанностям, вскоре он пригласил Михаила Краснова и его жену на обед. Кроме него были приглашены представители дипломатического корпуса, их жёны и другие лица.

Я попросила Михаила припомнить все детали произошедшего тогда разговора, для того чтобы пересказать его здесь с наибольшей точностью.

Прежде чем сесть за стол, посол произнес эмоциональную речь, сначала по-русски, а потом на чистейшем испанском языке, в которой, в частности, сказал, обращаясь к Михаилу Семёновичу: