Стоял тихий солнечный день. Лето только-только вступило в свои права. Дом семьи Кусуми располагался в богатом квартале Ханакавадо на берегу реки Сумиды в красивейшем районе Токио, в Асакусе.

Кин, мать Тоси, принесла из сада белые клематисы и поставила их на полку токономы

[1]

в одной из комнат на втором этаже.

С самого раннего утра Кин наводила чистоту в доме. Она постояла, подбоченившись, критическим взором обвела помещение, удовлетворенно вздохнула и медленно сошла вниз по скрипучей деревянной лестнице, прижимая к груди листы темной вощеной бумаги, на которой остались капли росы и несколько лепестков. Заглянула в гостиную: дочь сидела у окна и шила. Через деревянную решетку в комнату лился яркий свет, отраженный от поверхности реки.

Тоси вдела нитку в иголку и подняла глаза на мать:

– Часы пробили три. Что-то гости задерживаются, да, матушка?

Когда-то в этой гостинице останавливались сёгуны, но и по сей день «Камису-я» считается лучшим заведением подобного рода в Уцуномии. Именно здесь отдыхают во время путешествий важные господа.

Двое мужчин сидели на энгаве второго яруса. Они увлеченно играли в го

[18]

. Зеленые бамбуковые шторы были подняты, и прохладный ветерок резвился, не ведая препятствий.

На удобном месте расположился Юкитомо Сиракава, глава канцелярии префектуры Фукусима. Напротив сидел его помощник по фамилии Ооно, беспрекословно выполнявший все поручения начальника.

Юкитомо Сиракава был видной фигурой на политическом небосклоне. Он являлся правой рукой губернатора Митиаки Кавасимы, одного из самых влиятельных членов правительства. Господина Кавасиму все так боялись, что, по слухам, его именем пугали маленьких детей. Стоило только упомянуть о зловещем губернаторе, как самый непослушный шалун становился тихим, покладистым ребенком. Юкитомо Сиракава слыл верным соратником Кавасимы во всех политических начинаниях и ярым противником движения за гражданские права.

Сиракава был строен и худощав. Тонкое льняное кимоно, отделанное светло-голубой лентой, казалось непомерно огромным на его сухопаром теле. Внешностью он обладал примечательной: вытянутое бледное лицо, ястребиный нос, тонкие, язвительно искривленные губы. Обычно Сиракава придавал своему лицу приторно-кроткое выражение, но в его темных глазах время от времени вспыхивал такой яростный, злобный огонь, что у очевидцев столь жуткой метаморфозы невольно возникала мысль о психической неуравновешенности этого тяжелого, непредсказуемого человека.

Стояла тихая ясная осень. Пышно цвели хризантемы.

Кин Кусуми через большие ворота прошла на территорию императорского дворца. Она несла корзинку с печеньем, которое купила по пути из храма Каннон.

Кин торопилась в резиденцию господина Сиракавы. Это был визит вежливости. Но помимо учтивых расспросов о здоровье, ей предстояло выполнить тайное поручение. Госпожа Кусуми сомневалась в успехе всего мероприятия и озабоченно хмурилась, поджимая губы.

Строительство особняка Сиракавы было закончено лишь в прошлом году. Говорили, это помпезное здание по своим размерам и роскошному убранству уступает лишь резиденции главы токийской полиции. На лужайке перед домом росла могучая сосна. По широкой подъездной дороге в дни официальных приемов вереницей тянулись экипажи. Гости поднимались по ступеням высокого крыльца и попадали в просторный холл.

Кин подошла ближе к дому. Два рикши поджидали хозяев у входа. На бортах колясок золотом горели фамильные гербы.

– Невеста, невеста! Вон везут невесту! – зычным голосом выкрикнул один из прислужников. Одетый в хаппи

[32]

с гербом хозяина, он гордо возвышался у ворот.

Рикши пробежали по дуге подъездной дороги, обсаженной кустарником, и замерли у парадного входа. Поднялся невероятный шум, словно в небо взмыла стая птиц.

Кормилица Маки приложила к груди младенца. Она находилась в одной из самых тихих комнат дальнего крыла дома, но крики со двора были слышны даже здесь. Крохотная детская головка лежала на изгибе ее руки. Покормив малыша, Маки нежно переложила его на постель, запахнула кимоно на белой полной груди и вышла на балкон.

Обычно Томо не выпускала ребенка из вида. Лишь сегодня она сделала исключение и распорядилась разместить Такао и Маки в дальнем крыле – в день свадьбы мальчик не должен своим плачем нарушать покой юной невесты, которая, быть может, когда-нибудь заменит ему мать.

С балкона второго этажа особняка, построенного на вершине холма, открывался прекрасный вид на море в Синагаве

[33]

. До самой линии горизонта простиралась лазурная водная гладь. Весенний вечер набросил на волны и берег легкую вуаль тумана. Окутанные зыбкой дымкой, деревья в саду казались темно-синими великанами.

В резиденцию Сиракавы приходило множество людей, и все в один голос твердили, что домашняя молельня слишком мала и скромна для такого уважаемого семейства. Кто знает, почему так получилось. Возможно, это было связано с тем, что Сиракава много лет подряд вел кочевой образ жизни, переезжая с места на место по долгу службы. Одно время Сиракава трудился на севере, в Снежной стране. Там проводил в последний путь свою мать и с тех пор всегда возил с собой урну с ее прахом.

Молельня размещалась в небольшой комнатке рядом с чуланом. На алтаре стоял черный лакированный ящик с фамильным гербом из золота.

Томо любила приходить сюда. Здесь она предавалась размышлениям, проверяла счета и документы, арендные договоры на недвижимость.

Семья владела большими земельными угодьями в Нихонбаси, Ситае и Сибе

[42]

. Участки были в основном освоены и частично застроены. Сдача земель и недвижимости в аренду и некоторые другие сделки обеспечивали господину Сиракаве стабильный доход.

Иногда арендаторы становились неплатежеспособными и не могли выполнить своих финансовых обязательств, тогда хозяевам приходилось обращаться в суд, чтобы как-то решить проблемы.

Дом стоял на вершине пологого холма, а на западном склоне, на обширной террасе, буйствовал заброшенный сад.

Сиракава купил этот особняк, некогда принадлежавший иностранному дипломату, вскоре после японо-китайской войны

[45]

и сразу же засадил большой участок земли плодовыми деревьями. Осенью здесь собирали огромный урожай яблок, слив, хурмы, миндаля, персиков и мушмулы. Юкитомо говорил, что фруктовый сад очищает и освежает воздух.

С тех пор прошло много лет, и заброшенный, заросший сад превратился в идеальную детскую площадку для многочисленных внуков. Ребятишки проводили здесь много времени: они лазали по деревьям, набивали животы спелыми плодами.

Отец Юкитомо, самурай низшего ранга из клана Хосокава, отвечал когда-то за плантацию сумаха

[46]

, приносившую большой доход всему клану.

Юкитомо с раннего детства отличался любознательностью. Сложный процесс получения лака и дубильных веществ казался ему невероятным чудом. Природные таинства произвели на мальчика неизгладимое впечатление, и он полюбил деревья, большие и маленькие, хвойные и лиственные, а особенно те, которые приносили плоды. Для него бесценные дары природы воплощали достаток и благополучие.