Там, где у датских берегов разбиваются о скалы волны моря, где под резкими порывами ледяного ветра склоняется покорный вереск, острым золотым шпилем вонзился в мрачное небо возведенный древними скальдами замок Хеорот. Словно гигантский фонарь, пронизал он своим светом густой мрак зимних северных ночей. А внутри этого одинокого замка тепло и ярко пылали очаги, шипели, оплывая, факелы, роги с веселящим вином передавались из рук в руки воинами клана Скальдов, барды возносили к сводам зала похвальные песни своему доблестному королю Хротгару, арфисты трогали тугие струны, и музыка света и радости грела души. А снаружи, никем не замеченная во тьме, скользила громадная тень странного существа.

Человек — не человек, зверь — не зверь. Огромный и заросший шерстью, он, тяжело переваливаясь, медленно двигался сквозь ночной вязкий туман, хлюпал по болотным топям. Когти ног глубоко вонзались в мерзлую жижу.

Время от времени когтистые лапы его стремительно хватали зазевавшуюся жертву — зайцев, хорьков, мышей — и жадно рвали на куски живое, трепещущее тело.

Он был стар. И жил, наверное, со времени сотворения мира. Долгие века и тысячелетия бродил он по земле каждую ночь. Миллионы, миллиарды ночей провел он, ничего не зная о появлении на земле рода человеческого. Его это не интересовало. Мир для него состоял из ледяного мрака и одуряющего тепла горячей крови жертвы. И вот запах добычи и яркий свет привлекли его внимание. Золотистые отсветы факелов квадратами окон лежали на земле, и голубой отблеск луны мерцал на шпиле. Он медленно пересек остров, протопал через вересковые заросли и остановился, сотрясаясь от гнева, под каменными стенами Хеорота. Мелодии арф парили в воздухе, растворяясь в ночи.

В Таре, в самом сердце Ирландии стояла крепость Верховного короля Кормака МакАрта. Она служила хорошей защитой от любого врага, но была всего лишь хрупким барьером против сил тьмы. Крепость высилась на зеленом холме и грозным силуэтом маячила над равниной. За стенами крепости прятались семь деревянных домов, предназначенных для семьи Верховного короля и для воинов, защитников крепости. Все они были рыцарями фианы, ордена самых смелых, сильных и опытных рыцарей Ирландии. Быстрыми и ловкими были эти люди, проверенные во многих битвах. Они поддерживали порядок во всех ирландских провинциях. И короля они защищали так же, как каменные стены крепости. И всё же раз в году в одну из ночей рыцари фианы становились беспомощными, как дети, и бесполезными, словно мёртвое войско.

Роковая эта ночь наступала в канун зимы, в тот мерцающий миг смены времён года, когда осень кончилась, а зима ещё не началась. В эту ночь порождения тьмы, злобные и непонятные существа освобождались от заклятий и могли свободно бродить по земле. Люди Верховного короля в эту страшную ночь накрепко запирали ворота крепости и укрывались в своих домах. Воины фианы вешали свои бесполезные сейчас щиты и мечи на стену, а сами собирались в пиршественном зале замка и до утра не смыкали глаз. Они громко пели, пировали, веселились.

Голоса их были веселы, но глаза тревожны, а души неспокойны, потому что знали они, что нет защиты против сил ночи и тьмы, а потому следует покориться судьбе и ждать. И лишь всходила зимняя луна и начинала свой медленный путь по небу, в долине вырастала громадная тень. Чья это была тень? Никто не знал. Но она неотвратимо двигалась в сторону крепости Тары. В зыбких руках тени появлялась арфа. Струны рождали мелодию, которая проникала сквозь каменные стены, вливалась в дома. И каждая нота этой волшебной мелодии навевала сон на смертных. Они засыпали один за другим.

И вот тень, этот бесплотный гигант, беспрепятственно проходивший сквозь стены, проскальзывала в пиршественный зал и застывала над спящими. Изо рта её вырывались языки пламени, сжигавшие и сжиравшие потолки, балки, стропила крыши. Многие воины мгновенно погибали в пекле пламени. Некоторые успевали проснуться, но, застигнутые тайным заклятием, исчезали навсегда. А тень-гигант вытягивалась из пробитых огнём прорех в крыше и улетучивалась вместе с дымом и языками пламени.

Когда еще не растаяли снега и, сверкая под зимней луной, покрывали всю Исландию, приехала в Хейстери, что на самом острие северного мыса острова, юная девушка. Она нанялась в прислуги к здешнему крестьянину. Это была смелая и веселая девушка. И это оказалось не лишним, потому что, поговаривали, усадьбу крестьянина часто посещали духи и привидения. Соседи шептались между собой, что здесь бродят ночные тролли.

Тем не менее девушка, а звали её Гудрун, полюбила свой новый дом и прижилась в приветливой семье. Она приехала из бедной деревушки, а это хозяйство было богатым, с большим зерновым амбаром и отличным каменным домом. Из-за того, что исполнилось ей всего четырнадцать лет и была она нездешняя, слуги относились к ней, как к самой последней чернавке. Но она весело и легко обжилась во флигельке при кухне, мыла посуду, прибиралась, успевала забежать в детскую — и все это делала вприпрыжку и не переставая напевать.

Она не расстраивалась и не жаловалась даже тогда, когда хозяин и хозяйка, слуги и все домашние, укутавшись меховыми одеялами, садились в сани и отправлялись на соседний хутор праздновать Сочельник и веселиться, оставляя на нее все заботы и дела по хозяйству, да в придачу маленькую хозяйскую дочь.

И вот сани растаяли в снежной серебристой пелене и превратились в белую точку. Гудрун заперла дверь на засов, принесла младенца в комнату хозяйки и примостилась у очага, собираясь покормить дитя.

А случилось это давным-давно. Летом. Когда в садах Багдада всю ночь пели соловьи, и воздух был напоен ароматом роз.

Некий купец перестал доверять жене, которую любил. И из-за этого ступил он на дорогу, которая привела его в самое сердце тьмы. Вот его рассказ.

Звали купца Абул-Хассан, а её — Надилля. Он был богатым и могущественным. Она — дочерью старого ученого, чей невзрачный маленький домик затерялся в бедном квартале города. Но когда весной богатый купец впервые узрел её, красота этой женщины заворожила его. Вскоре после этого он забрал Надиллю от её тихого, робкого родителя и сделал своей женой.

В доме, куда он привел её было бесчисленное множество комнат и внутренних двориков, но Надилля, казалось, мало этому радовалась. Она лишь забивалась в самые тенистые, темные уголки и все жаркие летние дни заботилась лишь о том, чтобы укрыться в прохладных тенистых местах подальше от солнца, которое ослепительно сверкало на белых стенах и упрямыми лучами просачивалось сквозь густые веера пальм. Она почти ничего не ела. В какой-то полусонной задумчивости она не замечала прислуживавших ей людей. Нехотя, словно заставляя себя, она выходила из своего укромного убежища, чтобы встретить мужа.