Витя Розенфельд не оправдывал своего имени — не был победителем в жизни. Побеждал он только на олимпиадах по физике и на шахматных турнирах районного масштаба. Хотя, если говорить честно, был он мальчиком совсем не заурядным, даже талантливым. И не только в области точных наук заключались его способности. Обладал он хорошей памятью, склонностью к обобщениям и философствованию, а также к иностранным языкам. Увлекался мифологией и этнографией, восточной медициной и эзотерикой. Его боготворили учителя и не слишком жаловали одноклассники — наверное, завидовали ему.

Впрочем, чему было особенно завидовать? Тому, что контрольные по физике и математике он решал сразу за шесть вариантов и распространял в виде шпаргалок по классу? Или тому, что Витя имел свою комнату в коммуналке? Точнее, жил Витя в двух комнатах коммунальной квартиры вместе с бабушкой, страдающей артрозом тазобедренных суставов. Можно было завидовать и тому, что в третьей комнате коммуналки обитала абсолютно глухая Марья Петровна Дороватовская, которой можно было открыто говорить гадости. Однако ни Анна Марковна, ни тем более Витя не пользовались этим ненаказуемым и таким ценным для жителя коммуналки преимуществом.

Не был обойден Витя и женской любовью. Правда, сначала он и представить себе не мог, что в него была влюблена пионервожатая Валя Тужуркина. Об этом, как водится, знали только девочки, да и то не все, а только самые догадливые и проницательные.

Валина страсть поначалу носила тайный, односторонний характер. Пять лет разницы, которая была между ними, в этом возрасте особенно значима — ведь чувство девушки возникло, когда Вите было тринадцать.

Красивая, броская, высокая, хотя и несколько полноватая, Валя принадлежала к породе лидеров. Что могло привлечь ее в книжном мальчике Розенфельде? И что было между ними общего? Розенфельд был сыном ученых-физиков, погибших в автокатастрофе, а Тужуркина — дочерью малярши и плотника. Валентина тянулась к людям и не могла жить без них, а Витя всячески избегал ненужного ему общения и почти не имел друзей.

Прошло двадцать лет. Витя защитил две диссертации, женился и развелся, похоронил бабушку. Жил он до сих пор в тех же двух комнатах коммунальной квартиры. В третьей комнате, где раньше обитала глухая Дороватовская, которая неожиданно повесилась на капроновом чулке, теперь бойкие отечественные предприниматели торговали очками, присобачив к дому нелепое крыльцо. Розенфельд только выиграл от демократических реформ — благодаря малому бизнесу он теперь один хозяйничал на загаженной кухне, где по прежнему стояли три массивных газовых плиты.

Витя даже не почувствовал, когда и как его любимая наука превратилась в казенное, бюрократическое дело с годовыми и ежеквартальными отчетами, которые необходимо сдавать к строго определенному сроку. Научился потихоньку имитировать работу, не высовываться, поскольку инициатива, как известно, наказуема. Он и сам не понял, как стал обычным бюрократом, которому ничего не нужно…

Но Розенфельд был человеком теоретическим. Не случайно два его прадедушки были сойферами — переписчиками свитков Торы. От местечковых прадедушек перешли к нему такие черты характера, как аккуратность и вера в идеал. Таким вот идеалом была для него чистая наука.

Виктор Ильич считал, что чистая наука будет востребована, как только все желудки наполнятся. Но чем больше наполнялись желудки, тем больше говорили о необходимости их наполнения.

Жить стало скучно. Наконец, Розенфельд полностью смирился с тем, что произошло. У него вдруг возник интерес к чтению фантастики, и появились свои любимые авторы.