— А ничего другого у вас нет? — растерянно спросил высокий молодой человек в элегантном светло-бежевом пиджаке, испачканном чем-то темным и, судя по всему, липким. — А еще лучше, вообще безо всякой надписи.

В руках он держал белую майку с ядовито-зеленой призывом «Поцелуй меня, детка!». В качестве иллюстрации к игривому тексту под ним красовались сочные алые губки, сложенные кокетливым бантиком.

— Чего же вы хотите, — усмехнулся лысый и загорелый толстяк, хозяин магазинчика спортивной одежды. — Сейчас мода на подобные штуки, поэтому не стоит относиться к ним слишком серьезно. Могу предложить вам точно такую же майку, но с надписью поскромнее. Например: «Я хочу быть твоим парнем!», или «Приходи ко мне в полночь!», или «Как насчет кофе в постель?».

— И это вы называете поскромнее? — в свою очередь усмехнулся собеседник.

— А что вам не нравится? Надеюсь, вы не из Лиги христианского отношения к браку?

— Это в благодарность за игру или вы прочли надпись на моей майке? — растерянно спросил Крис, стоило им прервать поцелуй, которому окружающие зааплодировали даже громче, чем его джазовой импровизации.

— Думайте, как вам угодно, — ответила Делина, смущенно опуская глаза. — Хотя играли вы действительно здорово.

— Вот спасибо!

— Ох, извините, — вдруг спохватилась она. — Кажется, я стою на вашей ноге.

— Ничего страшного, — счастливо засмеялся Крис. — Если мы и дальше будем целоваться, я готов подставить вам вторую ногу.

— Зачем вы это сделали? — тихо спросила Делина несколько минут спустя, когда они уже шли по темной аллее в направлении флигеля, над входом в который приветливо горел фонарь.

— А зачем вы меня сегодня поцеловали?

— Прочла надпись на майке.

— Ну а я захотел убедиться в вашей решимости и заодно… приободрить вас, — несколько загадочно ответил Крис, машинально облизывая губы.

Какая же вкусная и ароматная у нее помада! И какой упоительный язык!

— По-моему, я ей понравился, — спокойно заметил Крис, когда Делина вернулась в гостиную.

— А она тебе? — тут же встревожилась Делина, к своему удивлению ощутив нечто похожее на ревность. Увы, ей было слишком хорошо знакомо это чувство, поскольку ее последний приятель Саймон, о котором, кстати, ничего не было известно Магде, давал массу поводов ревновать.

— Забавная у тебя подруга, — ушел от ответа Крис, невозмутимо пожимая плечами.

— Неужели это все, что ты можешь о ней сказать? И что значит «забавная»? Смешная, нелепая, глупая? Или, может быть, ужасно бесцеремонная?

— Думаю, нам лучше обсудить это за завтраком, — забрасывая на плечо сумку, заявил он. — Не знаю, как ты, а я здорово проголодался.

Первые любовные объятия — самая трепетная и целомудренная вещь на свете! Крис убеждался в этом неоднократно. Порой самые легкомысленные девицы из числа его прежних возлюбленных принимали смущенный вид и на какое-то время даже утрачивали напускную или подлинную циничность.

Впрочем, что же тут удивительного? Всегда и больше всего волнует именно начало…

Крис любовался обнаженной Делиной, задыхался от страсти, но пытался себя контролировать. Возможно, поэтому его первые прикосновения оказались столь бережными, словно перед ним была не стройная молодая женщина с тугими бедрами и упругой грудью, а хрупкая фарфоровая статуэтка. Но она сама начала прижиматься к нему все плотнее, так что Крис постепенно перестал сдерживаться, стал целовать ее крепче, обнимать сильнее.

Вскоре все поплыло перед глазами и их словно обволокло волшебным, тягучим, как мед, туманом, сквозь который даже уличное движение казалось шумом внезапно начавшегося дождя. И ничего уже не было в этом мире — ни далекого столичного Вашингтона, ни маленького провинциального Строумфилда. Только горячие руки и губы и мягкая прохладная постель — островок упоительной нежности посреди безбрежного океана желаний.

О, этот трепет и вздохи, когда время концентрируется в одном судорожном, лихорадочном, невыносимом в своем блаженстве мгновении, которое невозможно остановить, но ради повторения которого не жаль всей оставшейся жизни!..