Роман Марины Юденич, профессионального психолога и одной из самых популярных писательниц России, написан, как и предыдущие ее произведения, в жанре психологической прозы с элементами мистики.
Обычный, благополучный московский двор вновь и вновь притягивает к себе безумного серийного убийцу. Маньяка, который не просто творит зло, но словно ведет странную войну — войну по загадочным, одному ему известным правилам. Убийцу необходимо остановить, и, наверное, можно это сделать. Но удастся ли остановить Зло, что вместе с ним вошло в мир? Зло, корни которого лежат в далеком прошлом, когда совершилось нечто, ужасом и болью отозвавшееся теперь?..
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Жестоким было это солнце. Жестоким и беспощадным. И песок. Он впитал в себя нестерпимый жар, струящийся с небес, и казалось, в недрах земли бушует дикое пламя, раскаляя ее поверхность сверх всякой меры. Чудилось, еще минута-другая, и огонь вырвется из заточения, воссоединится с раскаленными небесами, и тогда уж точно в горячий пепел обратится все живое, что еще сохранилось в объятой зноем пустыне.
Бесконечным был ее путь, но что-то заставляло Ванду продолжать его, с трудом передвигая вязнущие в огнедышащем песке ноги. К тому же он был очень тяжелым, этот песок. Словно кто-то, скрывающийся в зыбкой его толще, хватал оттуда ее обожженные ноги и что было сил тянул вниз, в огненную преисподнюю.
Однако она шла. И возможно, смогла бы идти дальше, по крайней мере до тех пор, пока беспощадное солнце не убило бы ее хрупкое тело и душа, воспарившая к небесам, не растворилась в небесных просторах, выцветших от вечного зноя. Наверняка смогла бы, если бы милостивый Господь послал ей хоть каплю влаги. Но бескрайняя пустыня простиралась вокруг, и даже минутного забвения — миража — не даровали ей небеса. Чудного видения, в котором смогла бы она увидеть воду, хотя бы только увидеть. Возможно, ей хватило бы и этого. Но — нет, не дано было даже этой малости. И силы покинули ее, колени подогнулись, а тело начало медленно опускаться на землю. Там, в раскаленной песчаной колыбели, ждала ее мгновенная смерть. Ванда знала это совершенно точно и, когда земная поверхность дохнула ей в лицо смертоносным жаром, закричала — в предсмертной, отчаянной тоске. Но пересохла гортань, не разомкнулись потрескавшиеся, кровоточащие губы, и только слабый стон вырвался наружу, вмиг растворившись в горячем безмолвии бескрайней пустыни.
Однако именно этот еле слышный стон смог разорвать пелену ночного кошмара, и Ванда открыла глаза. Прохладная полутьма спальни, озаряемая лишь слабым мерцанием ночника, окружала ее. Но, возвратившись в реальный мир и уже вполне осознав, что страшная смерть всего лишь привиделась ей во сне, она еще некоторое время ощущала потоки горячего воздуха, струящиеся вокруг, сухость во рту и саднящую боль ожогов. Впрочем, гортань ее действительно пересохла, и вздумай она теперь заговорить, язык вряд ли смог бы пошевелиться во рту — таким сухим, шершавым и неповоротливым был он сейчас.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Зима ворвалась в город отчаянным кавалерийским наскоком, разом положив конец слякотным капризам втянувшейся осени. Хлестко ударила загостившуюся соперницу звонким морозом, всюду стремительно напела свой порядок, запорошив унылые следы осени первым, настоящим, кипенно-белым снегом, ослепительным в своем нарядном великолепии. Враз прояснилось хмурое небо, наполнившись яркой холодной лазурью, в которой плавало белое, будто бы тоже слегка схваченное инеем солнце.
Все вдруг преобразилось, воссияло, заискрилось торжественно и радостно, и вместе с этой внезапно сошедшей с небес благодатью в город и в души его обитателей пришло радостное светлое чувство чистоты и свежести.
Где то далеко и невозвратном, казалось, прошлом осталось хмурое осеннее ненастье с его пронизывающими серыми ветрами, влажной пеленой бесконечных дождей и клубящимся сизым туманом ранних сумерек, таящих в себе целый сонм смутных тревог и беспричинных страхов. Растворились в прозрачной искрящейся дымке раннего морозного утра и словно навсегда ушли из жизни хмурые и вязкие, как болотная тина, осенние рассветы, и даже долгие зимние ночи с бесконечным кружением снежных вальсов или, напротив, исполненные ледяного лунного покоя не страшили запоздалых прохожих.
Зима, конечно же, слегка лукавила, ибо в ее арсенале имелись также, и в предостаточном количестве, хмурые, ненастные дни, серая снежная слякоть и много всякой погодной мерзости, которая, так же как и осенняя хмурь, рождает в душах человеческих уныние и тревогу. Но их припасала она на потом, на те времена, когда, уже изрядно привыкнув к зимней поре, люди начнут тяготиться ее стужами и метелями и затоскуют по весне, поругивая, а то и вовсе проклиная долгое зимнее всевластие, — тогда она, в наказание за вероломство, и явит им свою припасенную хмурь. Пока же ей сладостны были людские восторги и первые зимние радости, потому ярко сияло морозное солнце, щедро просыпая па землю алмазные россыпи первого снега.
Так повторялось из года в год, и людям, конечно же, давно известны были эти нехитрые уловки, но всякий раз восхитительный зимний обман принимался ими за чистую монету. И улучшалось настроение, рассеивались затянувшиеся депрессии, чаше расцветали на разрумяненных морозом лицах беспричинные вроде бы улыбки.
