К началу XIX века в народном хозяйстве России все более явственно назревают коренные изменения. Они порождались развивающимися буржуазными отношениями в различных областях экономики — оживилась деятельность внутреннего рынка, росли и крепли международные торговые сношения, в промышленности все большее значение приобретала фабрика с вольнонаемными рабочими, постепенно вытеснявшая вотчинную и посессионную мануфактуры. Товарные отношения проникают в сельскохозяйственное производство, способствуя появлению специализированного земледелия, внедрению технических и агрономических новшеств, возникновению поместий, работающих на внутренний или внешний рынок. Растущие города, привлекая все новых рабочих, ремесленников, торговцев, увеличивали потребности внутреннего рынка.

Развивающийся товарообмен между отдельными регионами страны требовал улучшения средств связи, транспорта, водных путей.

В связи со всеми этими явлениями все острее становится потребность не только в образованных специалистах, но и просто в грамотных работниках, способных обслуживать более сложный процесс промышленного и сельскохозяйственного производства. В этой ситуации одним из важнейших условий поступательного развития страны становилось народное образование. В то же время, по данным 1797 года, процент грамотного сельского населения равнялся 2,7; городского — 9,2 %.

[9]

При этом следует учитывать, что основную массу населения России составляли крестьяне, и только 4 % всех россиян обитало в городах. Кроме того, критерий грамотности в начале XIX века был чрезвычайно низким. Грамотным считался человек, способный вместо креста обозначить свою подпись фамилией.

Идеи просвещения еще во второй половине XVIII века привлекают внимание представителей передового дворянства. И. И. Бецким и Н. И. Новиковым высказываются мысли об образовании и воспитании «новых людей» и «полезных граждан». Просветительские идеи получают дальнейшее и более демократическое осмысление в сочинениях А. Н. Радищева, И. П. Пнина, А. Ф. Бестужева, В. В. Попугаева, на страницах «Санкт-Петербургского журнала», «Периодического издания Вольного общества любителей словесности, наук и художеств».

Согласно уставу 1804 года собственно народное образование должно было осуществляться приходскими училищами, которые являлись первой, низшей ступенью общеобразовательной системы. Приходские училища образовывались как в городах, так и в деревнях при церковных приходах. В казенных деревнях ими ведал священник, в помещичьих — сам владелец имения. Учебный год в сельских приходских училищах был короче, чем в других школах, — от конца осенних до начала весенних полевых работ (приблизительно с сентября по март).

Но если содержание гимназий и уездных училищ по уставу 1804 года обеспечивалось государством, то приходские школы должны были открываться и функционировать на средства местного населения. В связи с этим приходские училища находились в плачевном состоянии, отсутствие средств препятствовало как возникновению, так и дальнейшей их работе. Действующие училища страдали от тесноты, от малограмотности учителей, отсутствия учебных пособий и учебников, ютились большей частью в непригодных для школ помещениях.

Часто сведения о якобы открываемых училищах не соответствовали действительности. Так, в 1810 году в новгородской епархии было заявлено о существовании 110 народных училищ, однако ревизия выявила их отсутствие. Такое же положение наблюдалось и в течение всей первой половины XIX века Исследователи истории народных училищ отмечали: «В действительности церковные школы или существовали только на бумаге, вырастая как грибы по требованиям епархиального начальства, или же в лучшем случае ученье в них происходило лишь изредка— когда священник или дьячок бывали свободны от своих духовных и хозяйственных занятий».

[13]

Медленный рост низших училищ демонстрировался даже на примере Петербургской губернии, где в 1802 году (до устава 1804 года) было 2003 училища, в 1810–2482, а в 1824–1341.

[14]

В наихудшем положении находились сибирские губернии. Первое учебное заведение там появилось лишь в 1789 году. К 1816 году при активном участии местных ученых и просветителей было открыто 18 начальных училищ, что, конечно, являлось «каплей в море». Дальнейшее продолжение этого начинания тормозилось, помимо финансовых трудностей, еще и тем, что сибирская администрация, по выражению современника, «продолжала смотреть на народное образование очень недружелюбно». Значительно успешнее шло открытие приходских школ в юго-западных и белорусских губерниях, где с помощью попечителя Виленского учебного округа А. Чарторижского были собраны значительные пожертвования для организации училищ. Кроме того, католическое духовенство обязалось устроить школы при каждом костеле. В результате к 1816 году только в Подольской и Волынской губерниях было учреждено 126 школ.

К началу XIX века в Российской империи существовали три университета — Виленский, Дерптский и Московский.

Старейший Виленский университет, возникший еще в 1579 году, вскоре стал крупным научным центром средневековой Европы, особенно известным благодаря астрономическим исследованиям — в 1573 году при университете была создана первая в Европе астрономическая обсерватория. К началу XIX века в нем преподавали литовские и русские ученые, количество студентов возросло до 700 человек. При университете действовали три клиники, больница, аптека, был разбит ботанический сад и создан зоологический музей. С 1804 года права и функции его были значительно расширены. В ведение университета, согласно новому уставу, вошли школы Виленского учебного округа, а также губерний: Витебской, Гродненской, Могилевской, Минской, Киевской, Волынской и Подольской.

Столь же значительным научным и учебным центром стал Дерптский университет, открытый в 1802 году. Помимо факультетов медицинского, математического, философского при нем был создан так называемый профессорский институт, который за сравнительно короткий срок — 12–15 лет — сумел подготовить большое научное пополнение для русских вновь открываемых университетов. Более 20 хорошо подготовленных Дерптским университетом специалистов стали профессорами Петербургского, Казанского и других университетов.

[39]

Открытый в 1755 году Московский университет был центром высшего образования не только Москвы, но и всей России. В первой половине XIX века из стен его вышли выдающиеся ученые, общественные деятели, великие писатели (историки С. Соловьев и Грановский, педагог Ушинский, литературные критики Белинский и Герцен, а также Грибоедов, Лермонтов, Тургенев и др.). По уставу 1804 года Московский университет имел 4 факультета: 1) нравственных и политических наук, 2) физических и математических наук, 3) врачебных и медицинских наук, 4) словесных наук. Срок обучения составлял 3 года. Получив, так же как и другие российские университеты, в начале XIX века автономию. Московский университет приобрел право выборности профессоров и деканов факультетов, создания научных обществ, публикации научных трудов, а также руководства всеми учебными заведениями московского учебного округа. Военные события 1812 года и пожар Москвы нанесли тяжелейший урон университету. В огне погибло почти все университетское имущество — библиотека, коллекции, рукописи профессоров. Поэтому последующие годы стали периодом восстановления утраченных научных ценностей. И уже к 1820 году аудитории Московского университета были полны слушателей. Как писал в своих воспоминаниях бывший его студент: «Картина была чудесная, когда весь амфитеатр заполнялся молодежью здоровой, красивой, разнохарактерно одетой! — …Кандидат, кончивший курс, студент 30 лет, студентик 15-летний, армейский офицер — все сидело, стояло, лепилось где попало…».

Значительным последствием реформы народного образования в начале XIX века было создание и новых университетов. Так в 1805 году было открыто два университета — один в центральном регионе России — в Казани, Другой — на Украине, в Харькове. Согласно уставу 1804 года университеты мыслились как центры научной и просветительской работы в учебном округе.

Поступательное культурное развитие страны еще во второй половине XVIII века поставило перед царским правительством вопрос о женском образовании. Однако решение его было сугубо сословным. Признавалось возможным давать государственное образование лишь особам дворянского происхождения в закрытых учебных заведениях. Такими заведениями стали институты благородных девиц.

Наиболее привилегированным институтом благородных девиц был Смольный институт или, как его первоначально называли, «Воспитательное общество благородных девиц», основанное в 1764 году в стенах Воскресенского Новодевичьего монастыря около деревни Смольной. Еще в начале XVIII века на берегу Невы Петром I был построен Смоляной двор, где добывалась смола для нужд Адмиралтейства, и Летний дворец при Елизавете Петровне, получивший название Смольного. Позднее здесь был основан Воскресенский женский монастырь, ансамбль которого был спроектирован В. В. Растрелли. В 1764 году часть монастырских корпусов была передана Екатериной II «Воспитательному обществу благородных девиц». В 1797 году монастырь был закрыт, в остальных его помещениях была открыта богадельня для дворянских вдов («Вдовий дом»), а для института в 1806–1808 годах по проекту Дж. Кваренги было выстроено специальное трехэтажное здание.

Первоначально «Воспитательное общество» должно было принимать 200 девиц дворянского происхождения с 6–7-летнего возраста; и в течение 12 лет девушки были полностью изолированы от семьи, находясь в институте. Определяющее значение при создании института и в годы его первоначальной деятельности имел И. И. Бецкой, разработавший ряд проектов о воспитании подрастающего поколения. Проекты носили следы явного влияния идей Ж.-Ж. Руссо о воспитании «новой породы людей». Смольный институт, по мысли Бецкого, призван был создать новый тип дворянки, а открытое в 1765 году при нем «Мещанское отделение» — новую породу «третьего чина людей». Бецким был создан обширный план умственного, физического и нравственного воспитания смолянок. Помимо довольно широкой программы общеобразовательных предметов в нем значительное место занимали эстетические дисциплины: рисование, музыка, танцы.

Воспитанницы института делились по 4 возрастам: I — от 6 до 9 лет, II — от 9 до 12 лет; III — от 12 до 15 лет, IV — от 15 до 18 лет. В учебной программе особое место занимали закон Божий и иностранные языки. Помимо этого преподавались русский язык, арифметика, география, история, а в третьем возрасте даже архитектура, опытная физика и геральдика. Для подготовки будущих хозяек и матерей воспитанницы обучались шитью, вышиванию, ведению домашнего хозяйства. Однако главной целью воспитания являлось формирование «нового типа» дворянской женщины, образованной, эстетически развитой, способной занять видное место в светской жизни. Для этого девушкам преподавались рисование, музыка, танцы, в четвертом возрасте — правила светского обхождения и учтивости. Этому же должно было способствовать практическое приобщение смолянок к светской жизни. По желанию императрицы Екатерины II и в самом институте, и в домах петербургских вельмож (Бецкого, Головниных и др.) устраивались балы, спектакли, на которых присутствовали институтки. Особо торжественные собрания устраивались в Смольном институте по окончании учебного года. На них приглашались придворные, иностранные послы, знатное дворянство, высшие военные чины. Воспитанницы демонстрировали свои успехи в музыке, пении, танцах. Бывали институтки на маскарадах в кадетском корпусе, празднике, устроенном тоже кадетами в Петергофе, гуляниях в Летнем саду. О последнем сообщали «Санкт-Петербургские ведомости» в 1773 году: «Сведая о их приезде, множество собралось знатного дворянства и столько стекалося желающего видеть их народа, что не токмо в саду, но и на берегу Невы через всю Миллионную улицу сделали великую тесноту… Множество людей начинали с ними говорить о разных материях, где они со всеми и обо всем изъяснялись свободно, непринужденно и с особой приятностью».

С течением времени количество институтов благородных девиц увеличивалось. В 1797 году в Петербурге и в 1802 году в Москве были открыты два Екатерининских института. В них принимали девиц из небогатых и незнатных дворянских семей. После Отечественной войны в 1813 года в Петербурге на Васильевском острове был учрежден так называемый Патриотический институт, предназначенный для дочерей штаб- и обер-офицеров, принимавших участие в военных действиях. Затем в него стали принимать и детей чиновников. В 1829 году по образцу Патриотического был создан для дочерей младших обер-офицеров не потомственных дворянских семей Павловский институт. Он помещался на Фонтанке близ Обуховского моста. Институты благородных девиц были открыты также в Москве, Харькове, Казани, Астрахани, Нижнем Новгороде, Саратове, Одессе, Оренбурге, Киеве, Тифлисе и других городах.

Наряду с государственными учебными заведениями в первой половине XIX века в России существовало большое количество частных пансионов. Так, в 20-х годах XIX века в одном Петербурге было 17 мужских и 22 женских пансиона, а в конце 30-х годов общее количество их возросло до 80. Вспомним при этом, что государственных мужских гимназий в это же время было только 4. Пансионы делились на 3 разряда в зависимости от учебной программы: программа пансионов I разряда соответствовала программе гимназий, II — уездным училищам, III — приходским. В пансионах I разряда обучались преимущественно дети состоятельных дворян. В них большое внимание обращали на обучение французскому и немецкому языкам, танцам, хорошим манерам, музыке, фехтованию. Пансионы II разряда пользовались популярностью среди купечества, состоятельного мещанства. Учебная программа пансионов II разряда включала в основном общеобразовательные предметы: математику, историю, географию, химию, физику и какой-либо иностранный язык. В пансионах III разряда учились дети бедных дворян, мелких торговцев и даже зажиточных казенных крестьян.

Таким образом, как отмечалось в донесении попечителю Петербургского учебного округа инспектора частных школ и пансионов, разнообразие их «есть лестница, определяющая все состояния гражданских сословий. Для людей высшего круга… есть училища в лучших частях города, устроенные блестящим образом во всех отношениях… В местах отдаленных от центра города… скромным, а иногда и бедным образом содержатся училища… для неимущих жителей столицы».

[72]

Программы лучших женских пансионов приближались к учебной программе институтов благородных девиц. В женских пансионах изучались: закон Божий, русский, французский и немецкий языки, арифметика, история, география и «приятные искусства» — музыка, танцы, рисование, рукоделие. В немногих столичных пансионах к ним добавлялись мифология, эстетика, естественная история. Плата за обучение в женском пансионе была выше, чем в мужском.

Обучение в частных пансионах, особенно первого разряда, стоило очень дорого (от 500 до 2000 руб. в год). Как известно, до открытия Царскосельского лицея двенадцатилетнего Александра Пушкина собирались отдать в особо привилегированный пансион, открытый в Петербурге французскими монахами-иезуитами, однако отказались от этого намерения из-за высокой платы. К тому же, как подметили современники, пансион аббата Николя, основанный иезуитами, был предназначен, «очевидно, для католической пропаганды среди петербургской аристократической молодежи. Само собой разумеется, что о русском элементе тут и речи не было».

В пансионах II разряда, где обучались в основном дети купечества, помимо платы (в 150–200 руб. в год) практиковались и «приношения натурой» в виде конфет, пряников, чая, сахара и т. п. Обычными были и дорогие подарки начальникам и начальницам пансионов к именинам, дням рождения и другим праздникам.

Обращаясь к вопросу о распространении знаний в первой половине прошлого века, закономерно в первую очередь говорить о книге и книгопечатании, ибо в то время, когда не было ни радио, ни, тем более, телевидения, печатное слово, книга были главным, а иногда и единственным источником информации, научных знаний. Печатное слово питало русскую литературу, будило общественную мысль. Однако развитие книжного дела было обусловлено разными обстоятельствами, прежде всего, уровнем грамотности населения и политикой правительства. Как уже отмечалось, количество грамотных людей в России того времени было ничтожно малым. Кроме того, и владеющие в какой-то мере грамотой далеко не всегда были любителями чтения, по словам А. И. Герцена, тогда «высшее общество ничего не читало по-русски, низшее — вообще ничего не читало». Книготорговец того времени писал в своих воспоминаниях, что «книжное дело вообще шло тихо, и по недостатку разнообразия книг, и по недостатку на них покупателей: одна только мода иметь в аристократических и богатых домах библиотеки исключительно поддерживала торговлю. Зажиточное купечество ничего не читало, среднее сословие читало мало, а аристократия читала исключительно иностранные книги».

[105]

Многие провинциальные помещики, жившие в своих имениях более или менее постоянно, в качестве единственных книг имели календари или «Гадательную книгу» толкователя снов Мартына Задеки. Грамотное городское население, купцы, мелкие чиновники в то время редко пользовались печатной продукцией еще и по причине ее дороговизны. Существовало и еще одно обстоятельство, влиявшее на книжную торговлю — это переписка книг или отдельных сочинений, большей частью небольших по объему и представляющих интерес. Некоторые любители даже заводили альбомы или специальные тетради, куда переписывали понравившиеся произведения. Особенно часто это происходило с запрещенными изданиями. По рукам ходили списки комедии «Горе от ума», многих стихотворений Пушкина, различные «подпольные издания» в период цензурных притеснений 30–40-х годов.

Кроме того, развитие издательской деятельности определяла и правительственная политика.

Период просвещенного абсолютизма (вторая половина XVIII века) стал временем распространения книгопечатания в России. Долгое время книгопечатание являлось государственной монополией, но после указа 1783 года, разрешившего открытие частных типографий, издательское дело быстро набирает силу. Уже в 1784 году насчитывалось значительное количество частных типографий не только в Петербурге и Москве, но и ряде губернских городов — Астрахани, Владимире, Воронеже, Ярославле, Тобольске, Калуге, Смоленске, Перми, Нижнем Новгороде, Костроме, Тамбове и др. Однако этот подъем был непродолжительным. В 1796 году Екатерина II, напуганная Великой французской революцией, издала указ о закрытии «вольных» типографий и введении столичной цензуры. В 1800 году императором Павлом I был запрещен ввоз в Россию иностранных книг, бессмысленная же строгость светской и духовной цензуры привели к значительному сокращению и отечественных изданий.

Однако первые годы царствования Александра I, отмеченные целым рядом прогрессивных начинаний, были благоприятными и для развития отечественного книгопечатания. В марте 1801 года был снят запрет на ввоз книг из-за границы. В 1802 году последовала отмена предварительной цензуры, особенно тяжелой для периодической печати, и разрешение открывать частные типографии. Возрождение «вольных» типографий способствовало увеличению печатной продукции. Причем лидирующее положение в начале XIX века занимали петербургские и московские издательства. Из 1304 книг, вышедших на русском языке в 1801–1805 годах, 1224 были напечатаны в Петербурге и Москве. Книгопечатание в провинции развивалось медленно. В первой четверти XIX века в 17 провинциальных городах России было выпущено лишь 427 книг, во второй четверти — 1036.

После правительственного указа, разрешающего открытие частных типографий, их начали заводить не только книгопродавцы-коммерсанты, но и просвещенные дворяне, любители и покровители «изящной словесности», как например богатый московский барин П. П. Бекетов, библиофил, высокообразованный человек, член ряда научных обществ. Желание распространять книги побудило его открыть в начале XIX века в Москве типографию и при ней книжную лавку. Издавал Бекетов преимущественно художественную литературу — сочинения Хераскова, Дмитриева, Державина, Карамзина. Выпускались типографией и иллюстрированные альбомы — «Пантеон Российских авторов» — портреты русских писателей с приложением кратких биографий, написанных Карамзиным, — и «Собрание портретов знаменитых россиян». Всего Бекетов выпустил около 100 изданий. В своей практике издатель руководствовался не коммерческими соображениями, а лишь собственным художественным вкусом и любовью к литературе. Книги его издания, выходившие небольшими тиражами, отличались изяществом оформления. К сожалению, типография, книжная лавка, а также прекрасная библиотека Бекетова погибли во время московского пожара 1812 года.

Наряду с книгой значительное место в общественной и культурной жизни России первой половины XIX века заняла периодическая печать. Если в XVIII веке степень ее развития была невелика, то уже в последующее десятилетие XIX века количество периодических изданий быстро возрастает. В 1809 году в России выходило 77 названий периодической печати. Однако этот количественный прирост происходил исключительно за счет Петербурга и Москвы. Что касается периферийной прессы, то первоначально она была незначительна: в 1813 году выходило всего 3 провинциальных журнала, в 1816 году их стало 7. И еще один фактор, характерный для периодической печати того времени, — журнальные издания в ней преобладали. Так, из упомянутых 77 изданий, выходивших в 1809 году, только 9 были газетами, остальные же — журналами.

[115]

Большинство журналов начала XIX века издавалось кружками или обществами, примыкавшими к прогрессивному или реакционному литературному лагерю. Так, ряд изданий был связан с «Вольным обществом любителей российской словесности наук и художеств» (1801–1812). Это журналы «Северный вестник» (1804–1805), «Цветник» (1809–1810), «Свисток муз» (1802–1803), кружок «Беседа любителей русского слова» издавал «Чтения „Беседы любителей русского слова“», связан с ним был и другой журнал «Друг просвещения» (1804–1806). Наряду с частными появляются правительственные ведомственные журналы, это — орган министерства внутренних дел «Санкт-Петербургский журнал» (1804–1809) и журнал министерства просвещения «Периодическое сочинение об успехах народного просвещения» (1803–1819).

[116]

Журналы первого десятилетия XIX века отличались недолговечностью, просуществовав один-два года, большинство изданий прекращалось. Журнальные номера выходили нерегулярно, часто с большим опозданием. Особой неаккуратностью отличался издатель петербургского журнала «Благонамеренный» поэт А. Е. Измайлов, который однажды был вынужден принести публике такого рода извинение за задержку очередной книжки журнала:

В следующее десятилетие количество журналов увеличивается почти вдвое. Стремление к общественной деятельности передовых кругов русского общества находит выражение в журналистской деятельности. Журнальные статьи становятся содержательнее, интереснее, затрагивают и политические вопросы. Огромное влияние на журналистику, как и в целом на культуру России, оказала Отечественная война 1812 года. Патриотический подъем, охвативший русское общество, частично отразился в создании ряда печатных органов, наиболее известным из которых стал журнал «Сын отечества» (1812–1839). В 1815–1825 годах он был самым влиятельным передовым журналом, близким по духу деятелям декабристских обществ. В это же время оформляются органы Декабристского направления — альманахи «Полярная звезда» (1823–1825) и «Мнемозина» (1824–1825). Что касается газет, то в первые годы XIX века выходили лишь две — «Санкт-Петербургские ведомости» и «Московские ведомости». Через несколько лет к ним прибавляется «Северная почта» или «Новая Санкт-Петербургская газета» — орган департамента почт и «Сенатские ведомости». В интересах петербургского купечества начинают издаваться «Санкт-Петербургские коммерческие ведомости» (1802–1810).

Собирание книг происходило на Руси с древнейших времен. Отдельные крупные книжные собрания известны в XVI, XVII веках. В XVIII веке большой ценности библиотеки были собраны Петром I (позднее собрание было передано Академии наук и легло в основу книжного фонда библиотеки Академии), выдающимися учеными и просвещенными вельможами В. Н. Татищевым, М. В. Ломоносовым, А. Д. Кантемиром и др.

К началу XIX века в домах, особенно столичного дворянства, как наследие «века Просвещения» порой существовали значительные библиотеки, состоящие преимущественно из французских книг. Однако нередко эти книжные богатства лежали мертвым грузом. Об одной из таких дворянских библиотек вспоминал А. И. Герцен, обращаясь памятью к детским годам: «У моего отца… была довольно большая библиотека, составленная из французских книг прошлого столетия. Книги валялись грудами в сырой нежилой комнате нижнего этажа».

[117]

Кроме таких библиотек, собранных под влиянием моды или кратковременного увлечения и потом пылившихся в небрежении, были и выдающиеся по своим размерам и значимости собрания вельмож-меценатов и библиофилов, какими являлись Н. П. Румянцев, А. И. Мусин-Пушкин, Д. В. Бутурлин и др.

Одним из наиболее ценных книжных и рукописных собраний в России было собрание А. И. Мусина-Пушкина, крупного сановника, историка, археографа и коллекционера, члена Российской Академии наук. Им были обнаружены и включены в свою коллекцию такие летописи, как Лаврентьевская со знаменитым «Поучением Владимира Мономаха». Мусиным-Пушкиным было предпринято и издание некоторых из них: «Русская правда», «Духовная великого князя Владимира Мономаха» и «Слово о полку Игореве». К несчастью, библиотека и собрание рукописей Мусина-Пушкина погибли во время пожара в Москве в 1812 году. Также одной из лучших частных библиотек России была библиотека графа Н. П. Румянцева. Выдающийся сановник эпохи Александра I, увлекаясь отечественной историей, долгие годы собирал научные труды по философии, истории, искусству, вел поиски и изучение древнерусских и славянских летописей, коллекционировал медали и старинные монеты. Помещавшаяся в особняке Румянцева, на углу Галерной улицы и Английской набережной, эта библиотека насчитывала 28 512 томов редчайших изданий, среди которых находились и инкунабулы (первые книги, напечатанные до 1500 года набором, изобретенным И. Гутенбергом) и книги, напечатанные Ив. Федоровым. Гордостью владельца было и уникальное собрание рукописей в количестве 810 единиц хранения. Исторический отдел библиотеки насчитывал 1200 томов. Помимо научной литературы в библиотеке было и значительное собрание географических карт и разного рода чертежей, поскольку владелец ее, обладая разнообразными интересами, увлекался и географическими науками и даже в 1813 году на собственные средства организовал кругосветную экспедицию под командованием лейтенанта Коцебу. В особняке Румянцева помимо библиотеки были собраны коллекции монет и медалей (1500 экземпляров) и 13 000 образцов различных пород минералов. При жизни Н. П. Румянцева его собранием широко пользовались знакомые ученые и литераторы. Как замечал его биограф, граф «давал средства делать нужные изыскания, ссужая материалами из своей библиотеки… Сколько известных литераторов и ученых пользовались его книгами… не говоря уже о Григоровиче, Круге, Лерберге, которые бывали с ним в частых сношениях — и митрополит Евгений, Сенковский, Куницын и многие другие». Но широкую помощь русской науке Румянцев оказывал не только прижизненно. Согласно его завещанию, богатая библиотека, собрание монет, картин, минералов, находящихся в особняке на Английской набережной, переходили Петербургу и должны были стать городским музеем. Брат Николая Павловича, взявший на себя заботы по открытию музея, успешно завершил их к 1828 году. Раз в неделю музей был полностью открыт для публики, в остальные дни посетители могли читать и делать выписки в библиотеке летом с 10 часов утра до 8 часов вечера, зимой — с 10 часов до 3 часов дня. В 1831 году Румянцевский музей и библиотека были переданы в ведение министерства просвещения. Со временем здание особняка стало ветшать, а министерство не выделяло средств для его поддержания. Наконец, директор Публичной библиотеки М. А. Корф, под управлением которого находился музей, согласился на перевод его в Москву, надеясь, что деньги от продажи дома будут переданы ему. Несмотря на протесты молодого сотрудника Публичной библиотеки В. В. Стасова, который обращался даже к великому князю Константину Николаевичу, зимой 1860 года Румянцевский музей был переведен в Москву, где книжное собрание послужило основанием городской, затем крупнейшей российской библиотеки (впоследствии им. Ленина, ныне Российская государственная библиотека), а картины и коллекция монет были позднее переданы образуемому московскому музею изобразительных искусств.

Однако, при всей значимости собранных отдельными владельцами книжных собраний, частные библиотеки не могли удовлетворить потребностям широкого круга читателей. Поэтому необходимым условием дальнейшего развития науки, деятельности университетов и Академии наук стало создание государственных библиотек. Первой из них была открыта еще в 1728 году библиотека Академии наук. Затем последовала организация ряда ведомственных библиотек: при Московском университете, при Вольном экономическом обществе, Медико-хирургической академии и Академии художеств в Петербурге, при Виленском университете и т. д. Популярность библиотечного дела привлекает и частную инициативу.

Уже в первые годы XIX века в Москве, Петербурге, Дерпте, Вильно и Риге появились коммерческие публичные библиотеки или, как их тогда называли, «кабинеты для чтения». По большей части они организовывались книготорговцами при магазинах. Однако ни книжные лавки, ни коммерческие библиотеки не могли удовлетворить растущей общественной потребности в книгах, прежде всего ввиду их малочисленности, а также из-за высоких цен как за приобретаемые издания, так и за «абонементы» в «кабинеты для чтения», стоимость которых подчас доходила до 50 руб. в год.

XIX век — один из наиболее блестящих периодов в истории русской литературы. В это время были созданы величайшие творения русской классической литературы, получившие всемирное признание. И величие их определялось не только художественным совершенством, но и светом освободительных идей, гуманизмом, неустанным поиском социальной справедливости.

Все эти качества, сделавшие русскую литературу, по выражению Горького, «нашей гордостью», складывались и формировались в первой половине XIX века. Именно в этот период закладывались основы будущего литературного расцвета. В то же время литература начала прошлого века — это литература дворянская: и писатели, и читатели принадлежали к I сословию. Более того, по выражению одного современника, наша литература была «одета в гвардейские мундиры и дипломатические фраки». Действительно, значительная часть «пишущей братии» служила либо в армии, либо на государственной службе, занимая нередко высокие посты. Поэты Державин и Дмитриев были министрами, Грибоедов — дипломатом, адмирал Шишков в разное время совмещал с литературной деятельностью должности государственного секретаря, члена Государственного Совета, министра просвещения; А. Марлинский — популярный романист — был гвардейским офицером, Ф. Н. Глинка — писатель и поэт — подполковником, Д. Давыдов — герой 1812 года, поэт и баснописец — закончил Отечественную войну полковником. Были и «безмундирные» — Пушкин, Карамзин.

Но так или иначе большинство виднейших литераторов-дворян начала XIX века принадлежали к высшим и наиболее просвещенным слоям этого сословия. Идеи этого дворянского «авангарда» и составили основу того великого духовного потенциала, благодаря которому русская литература приобрела впоследствии мировое значение.

Характерной особенностью литературной жизни первой половины XIX века стала журналистика — по меткому выражению Г. Р. Державина, все в литературе «зажурналилось».

И действительно, новые произведения русских писателей могли увидеть свет прежде всего на страницах журналов; они же являлись средоточием художественной критики и полемики; в журналах читатель мог получить информацию и о культурной жизни страны, а иногда и Европы.

Еще в конце XVIII века в русской литературе на смену господствовавшему направлению классицизма возникло новое течение, получившее название сентиментализма, которое происходило от французского слова sens, означавшего чувство. Сентиментализм как художественное течение, порожденное процессом борьбы с абсолютизмом, появилось во второй половине XVIII' века в ряде западноевропейских стран, прежде всего в Англии (поэзия Д. Томсона, проза Л. Стерна и Ричардсона), затем во Франции (творчество Ж.-Ж. Руссо) и Германии (раннее творчество И. В. Гете, Ф. Шиллера). Возникший на основе новых социально-экономических отношений сентиментализм был чужд прославлению государственности и классовой ограниченности, присущих классицизму.

В противовес последнему он выдвинул на первый план вопросы личной жизни, культ искренних чистых чувств и природы. Пустой светской жизни, развращенным нравам высшего общества сентименталисты противопоставляли идиллию деревенской жизни, бескорыстную дружбу, трогательную любовь у семейного очага, на лоне природы. Эти чувства нашли отражение в многочисленных «Путешествиях», которые вошли в моду после романа Стерна «Сентиментальное путешествие», давшего название этому литературному направлению.

В России одним из первых произведений такого рода было знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева (1790). Отдал дань этой моде и Карамзин, опубликовавший в 1798 году «Письма русского путешественника», следом за ними появились «Путешествие по Крыму и Бессарабии» П. Сумарокова (1800), «Путешествие в полуденную Россию».В. Измайлова и «Другое путешествие в Малороссию» Шаликова (1804). Популярность этого жанра объяснялась тем, что автор мог здесь свободно излагать мысли, которые порождали новые города, встречи, пейзажи. Размышления эти отличались большей частью повышенной чувствительностью и морализмом. Но, кроме такой «лирической» направленности, сентиментализм обладал и определенным социальным заказом.

Возникнув в эпоху Просвещения, с присущим ей интересом к личности и духовному миру человека, причем обыкновенного, «маленького» человека, сентиментализм воспринял и некоторые черты идеологии «третьего сословия», тем более что в этот период в русской литературе появляются и представители этого сословия — писатели-разночинцы.

Так, сентиментализм приносит в русскую литературу новое представление о чести, это уже не древность рода, а высокие моральные достоинства человека. В одной из повестей «поселянин» замечает, что доброе имя может быть только у человека с чистой совестью. «Для „маленького“ человека — как героя, так и писателя-разночинца, пришедшего в литературу, проблема чести приобретает особое значение; ему нелегко отстоять свое достоинство в обществе, где так сильны сословные предрассудки».

Дискуссия разгорелась по вопросу о литературном языке и стилистике. Две крайние позиции в этом споре были представлены Н. М. Карамзиным и А. С. Шишковым. По словам Белинского, «весь пишущий и читающий люд на Руси разделился на две партии: шишковистов и карамзинистов». Карамзин стремился сблизить литературное изложение с разговорной речью. Он выдвигал принцип: «писать, как говорят, и говорить, как пишут». Предлагаемые Карамзиным нововведения должны были упростить и осовременить русский литературный язык, освободив его от тяжеловесных и малопонятных церковнославянских слов и выражений. Одновременно Карамзин предлагал ввести в русский язык те иностранные слова или новые понятия, которые уже вошли в жизнь и стали обиходными (например, такие словообразования, как промышленность, будущность, потребность, аудитория, оратор, эпоха, катастрофа и т. п.). Предполагаемые преобразования должны были послужить созданию литературного языка, понятного значительно более широким и демократическим кругам, нежели раньше. Но вместе с тем Карамзин был противником широкого использования народной речи. Его пугало введение в литературу «низких понятий».

Против нововведений Карамзина выступил А. С. Шишков. Еще в конце XVIII века адмирал Шишков, увлекшись филологией, вступил в российскую Академию наук и принял участие в составлении словаря русского языка. В начале XIX века Шишков выступил как защитник старославянской основы русского литературного языка. Писатели, по его мнению, должны, не заимствуя иностранных слов и выражений, заменять их словами, образованными от славянского корня. Однако те словообразования, которые предлагал Шишков, были настолько неуклюжи и тяжелы, что, конечно, не могли войти ни в разговорный, ни в литературный языки (например, предполагались следующие замены слов: аудитория — слушалище, оратор — краснослов, биллиард — шарокат, калоши — мокроступы и т. п.).

Хотя спор между шишковистами и карамзинистами шел как будто по специальным вопросам языка и стилистики, тем не менее современникам было ясно, что он превратился в политическую дискуссию. Выдвинутый Шишковым тезис о том, что новый слог порожден опасным вольнодумством, чудовищной французской революцией, выражал его реакционную политическую позицию. В таком контексте его призывы к сохранению «истинно русского духа» в литературе и жизни двигали утверждением охранительного начала, стремлением повернуть вспять общественную и культурную жизнь. Это было очевидно и современникам. Батюшков в письме к Гнедичу так оценивал приверженность Шишкова к «исконным древнерусским началам»: «Любить- отечество должно. Кто не любит его, тот изверг. Но можно ли любить невежество? Можно ли любить нравы, обычаи, от которых мы отдалены веками и, что еще более, целым веком просвещения».

В ходе полемики группа единомышленников Шишкова объединилась в кружок под названием «Беседа любителей русского слова», выпускавший свой журнал «Чтения беседы любителей русского слова». Состав «Беседы», достигшей наибольшего расцвета в период начавшейся реакции 1810–1811 годов, наглядно свидетельствует о политической позиции ее создателя: членами «Беседы» были четыре министра, два митрополита, много «сиятельных» титулованных персон: граф Разумовский, князь Шаховской, князь Ширинский-Шахматов, граф Хвостов и др. Сначала члены «Беседы» собирались в особняке Шишкова на Фурштатской ул., д. 14. Потом они были перенесены в особняк Г. Р. Державина на набережной Фонтанки. Мемуарист следующим образом описывает обстановку этих собраний: «Зала средней величины, обставленная желтыми, под мрамор, красивыми колоннами, казалась еще изящней от блеска роскошного освещения. Для слушателей вокруг залы возвышались ряды хорошо придуманных седалищ. Посреди храмины муз был поставлен огромный продолговатый стол, покрытый зеленым тонким сукном. Около стола сидели члены „Беседы“ под председательством Державина, по мановению которого начиналось и перемежалось занимательное чтение вслух…».

Их вирши сгнили в кладовых Иль съедены мышами, Иль продают на рынке в них Салакушку с сельдями.

Отечественная война 1812 года оказала огромное влияние на духовную жизнь России. Как известно, декабристы признавали себя детьми двенадцатого года. Герцен считал 1812 год важной вехой общественного движения в России. Продолжая эту мысль, Белинский писал: «Двенадцатый год, потрясший всю Россию, из конца в конец, пробудил ее спящие силы и открыл в ней новые, дотоле неизвестные источники сил… возбудил народное сознание и народную гордость, и всем этим способствовал зарождению публичности как началу общественного мнения».

[130]

Война 1812 года, можно сказать, прошла через русскую литературу. Прежде всего, многие писатели стали непосредственными участниками военных событий. Во всех сражениях кампании 1812 года участвовали кадровые офицеры Д. Давыдов и Ф. Глинка, имена которых были на устах у всех. Оба профессиональные военные, личности яркие и своеобразные, оставшиеся в памяти современников не только благодаря своей деятельности, но и личным качествам.

Блестящий кавалергард Денис Васильевич Давыдов еще в молодости наряду с «гусарскими проделками» увлекся литературным творчеством. Стихи его быстро получили признание, они звучали и в великосветских гостиных, и на приятельских пирушках, его эпиграммы ходили по Петербургу во множестве списков. Но вопреки общему представлению о легковесности этих стихотворных шуток в стихах лихого кавалериста начала проявляться острая политическая сатира (басни «Голова и ноги», «Орлица, Турухтан и Тетерев», 1803). Вскоре басни дошли до царя, и Давыдову пришлось сменить кавалергардский мундир на ментик армейского офицера. Таковым он принимает участие в кампаниях 1805–1807 годов, причем за храбрость и проявленные воинские способности был награжден и возвращен в гвардию. В период Отечественной войны он прославился своими дерзкими рейдами в тыл французской армии и славными делами руководимых им партизанских отрядов. «Поэт-гусар» превратился в национального героя, портрет которого по нынешний день занимает почетное место в галерее участников войны 1812 года в Эрмитаже. Под непосредственным впечатлением военных событий Д. Давыдов написал «Дневник партизанских действий».

Не менее интересным человеком был и Ф. Н. Глинка. Литературно одаренный, необыкновенно энергичный и добрый, он, будучи кадровым военным, гвардейским подполковником, много времени уделял литературным и общественным делам. Участник походов 1805–1806 годов, награжденный несколькими орденами и золотым оружием (за личную храбрость), он до 1812 года был известен как беллетрист и поэт. Огромный успех имели его письма с театра военных действий 1812 года. Современник вспоминал о том впечатлении, которое произвели на его сверстников письма Глинки: «Я помню, с каким восторгом наше, тогда молодое поколение, повторяло начальные строки письма от 26 августа 1812 года: „Застонала земля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля, но сердца покойны были. Так началось беспримерное сражение Бородинское“».

После войны пламенный патриотизм Ф. Н. Глинки, сочувствие к крестьянам, героически сражавшимся с захватчиками, а потом вернувшимся в крепостную неволю, привели его в Союз Спасения.

В 1812 году ушли на фронт военных действий не только кадровые военные, но и штатские литераторы. Так, хранитель рукописного отдела петербургской Публичной библиотеки поэт К. Н. Батюшков по его просьбе был зачислен в армию и стал адъютантом генерала Н. Н. Раевского. Будущий известный романист Загоскин, служивший тогда в Петербурге в департаменте горных и соляных дел, оставил службу и записался в ополчение. Ополченцем стал и молодой поэт В. А. Жуковский, который находился невдалеке от Бородино в момент сражения и затем вместе с армией отошел в Тарутино.

Романтизм как художественное направление возник в ряде европейских стран на рубеже XVIII и XIX веков. Важнейшими вехами, определившими его хронологические рамки, стали Великая Французская революция 1789–1794 годов и буржуазные революции 1848 года.

Романтизм представлял собой сложное идеологическое и философское явление, отражавшее реакцию различных социальных групп на буржуазные революции и буржуазное общество.

Антибуржуазный протест был свойственен и консервативным кругам, и прогрессивной интеллигенции. Отсюда те чувства разочарования и пессимизма, которые свойственны западноевропейскому романтизму. У одних писателей-романтиков (так называемых пассивных) протест против «денежного мешка» сопровождался призывом к возврату феодально-средневековых порядков; у прогрессивных романтиков неприятие буржуазной действительности порождало мечту о другом, справедливом, демократическом строе.

Русский романтизм, в отличие от европейского с его ярко выраженным антибуржуазным характером, сохранял большую связь с идеями Просвещения и воспринял часть из них — осуждение крепостного права, пропаганду и защиту просвещения, отстаивание народных интересов. Огромное воздействие на развитие русского романтизма оказали военные события 1812 года. Отечественная война вызвала не только рост гражданского и национального самосознания передовых слоев русского общества, но и признание особой роли народа в жизни национального государства. Тема народа стала очень значительной для. русских литераторов-романтиков. Им казалось, что постигая дух народа, они приобщались к идеальным началам жизни. Стремлением к народности отмечено творчество всех русских романтиков, хотя понимание «народной души» у них было различным.

Так, для Жуковского народность — это прежде всего гуманное отношение к крестьянству и вообще к бедным людям. Сущность ее он видел в поэзии народных обрядов, лирических песен, народных примет и суеверий.