Когда Оля уехала в Евпаторию, Володькина жизнь стала такой пустынной и неустроенной, словно он сошел не на своей станции и блуждает по незнакомым улицам, среди чужих людей. Ему казалось, что Оля уехала не на время, а навсегда, и он, Володька, ей больше не нужен, потому что в этой Евпатории сколько угодно таких Володек, есть даже получше, и они ходят по утрамбованному волнами песчаному берегу, след в след за Олей.

«Пусть ходят!» — мысленно говорил Володька и мысленно протестовал: «Нет, не пусть!» Володька чувствовал свое бессилие. Он готов был кинуться в бой хоть с ветряными мельницами. Но откуда в большом городе взяться дряхлым крылатым мельницам?

Володька не находил себе места. Он бесцельно слонялся по городу, стараясь отвлечься от мрачных мыслей. На его пути возникали телефонные будки. Из этих будок он всегда звонил Оле. Не было в городе такой будки, из которой бы он не звонил Оле. И когда раздавался ее голос, телефонная будка оживала, наполнялась теплом, весельем. Будка вместе с Володькой взлетала в небо и кружилась над городом. А люди не знали, что будка летит и кружится, они нетерпеливо стучали в толстое стекло медными «двушками». Володька не слышал стука, он сильней прижимал трубку к уху, и казалось, не телефонная трубка, а сам Володька был прикован цепью к телефону-автомату.