Он вошел в вагон пригородной электрички. Вагон был полупуст. Внимательно огляделся. Болтушки — такая стрекоза-егоза со своей подружкой — его явно не устраивали. Милиционера, читавшего книжку, он, поколебавшись, тоже отверг. Компанию из трех ребят с гитарой он только окинул взглядом и сразу же исключил из сферы своего внимания. Дама, пытающаяся скрыть свой возраст модными ухищрениями, не вызвала его одобрения. По-моему, он даже хотел перейти в другой вагон, но, вздохнув и махнув рукой — судьба, он выбрал наименьшее из зол — меня — и уселся напротив. Посмотрел испытующе. Нет, я тоже не очень подходил. Ему бы сейчас солидного, добротного, понимающего мужчину — поговорить. Душа его явно тосковала о разговоре. А тут рядом щуплый интеллигент в очках. Что он поймет? О чем с ним можно побеседовать? Но другие в вагоне были еще хуже…

О чем он хочет поговорить, думал я. О коварстве женщин? Вряд ли: не тот тип. О футболе-хоккее? Возможно. Ох, до чего не люблю я этих разговоров!

— Лекальщик я, — прервал мои догадки богоданный попутчик и, не увидев на моем лице соответствующего его заявлению выражения, повторил: — Лекальщик. Ты понимаешь, что есть лекальщик? — Спохватившись, он перевел свою фразу: — Вы понимаете, что такое лекальщик?!

— Понимаю, конечно, слесарь высокого разряда.

Боюсь, что и он понял, сейчас я сморозю какую-нибудь глупость и, пытаясь сохранить свою иллюзию о достойном собеседнике, сказал: