Книга писателя В. Яроцкого состоит из трех документальных повестей, связанных единой мыслью: рассказать молодежи о том, какой ценой нам далась победа над гитлеровцами. В первой говорится о коллективном подвиге 193 комсомольцев, ушедших в начале войны в тяжелейший рейд по Карелии, из которого вернулось лишь 40 человек; герой второй — легендарный танкист П. Д. Гудзь; поиску, выяснению обстоятельств гибели комсомольца-подводника и его любви к болгарской подпольщице посвящена заключительная повесть книги
Память, зовущая к мужеству
В 1941 году автору этой книги было восемь лет. Он не шел по дорогам войны, но война прошла через его сердце.
Отец Бориса Яроцкого — школьный учитель из небольшого украинского городка — почти с первого и до последнего дня был на фронте. Мать с пятью малолетними детьми (Борис — второй ребенок) пережила все ужасы военного лихолетья: бомбежки, артобстрелы, оккупацию. Прямым попаданием вражеской бомбы был разрушен дом Яроцких: семья, к счастью, не пострадала.
Однажды Борис оказался свидетелем расстрела захваченных в плен красноармейцев: фашисты уничтожили их на глазах у горожан. Тогда же, в оккупации, был тяжело ранен старший брат, и Борис до возвращения отца с фронта разделял с матерью все заботы о младших детях. Потом — полуголодное послевоенное житье, учеба в педучилище и воинская служба: почти треть века.
Яроцкий был командиром, политработником, корреспондентом, преподавателем военной академии. Служил в Ленинградском, Беломорском, Северном, Прикарпатском, Одесском, Белорусском округах! И везде находил героических людей, героическую историю, внося, таким образом, свою лепту в поисковую работу, в следопытское движение нашей молодежи, идущей по боевым дорогам своих дедов и отцов.
…В Архангельске Яроцкий собирает документы о злодеяниях англо-американских интервентов, пытавшихся задушить молодую Советскую Республику, о мужестве местных жителей… В Карелии ищет свидетельства о комсомольском рейдовом отряде, действовавшем в тылу врага в июле — августе 1941 года… Во Львове изучает боевой путь прославленной 32-й танковой дивизии… В Севастополе встречается с моряками-подводниками, ходившими на боевые задания в годы войны к берегам Болгарии…
Эхо в тумане
1
Вполнеба полыхал над озером Закат, вытягивал из воды легкую золотистую дымку. За высокие камыши только что село солнце. Оно даже не село — нырнуло. «Как расписная ложка в майский мед. — От невольного сравнения политрук Василий Колосов грустно усмехнулся: — Ничего себе мед… Оттуда, из камышей, жалят пулями — только покажись…» И все же такой удивительно красивый закат Колосов наблюдал впервые. Карелия… вот ты какая!
В роте он политруком недавно. Командиром роты был Виктор Кургин, жилистый светло-русый лейтенант. Командир и политрук считали себя ленинградцами. Кургин перед самой войной закончил Ленинградское пехотное училище имени Кирова, Колосов — Ленинградское военно-политическое имени Энгельса. Кроме них, в роте было еще два таких ленинградца — командиры взводов лейтенант Григорий Лобода и Олег Иваницкий, выпускники пехотного училища. Все они на этом участке фронта воевали уже месяц — с самого начала войны.
Всматриваясь в дымчатый противоположный берег, Колосов услышал певучий голос бойца Сатарова, своего ординарца:
— Товарищ политрук, вас вызывает капитан. Говорят, срочно.
В батальоне капитан один — комбат Анохин. «Никак принимать пополнение?» — подумал политрук, радуясь. Батальон занимал оборону на восточном берегу озера. Вроде и спокойный участок, а потери большие. Злее всего досаждали снайперы: чуть зазевался — и вот уже из-за озера пуля.
2
Бойцы, получив приказ, спешно оставляли окопы. Группами и поодиночке прибывали в пункт сбора. Сюда уже подвезли оружие, боеприпасы, обмундирование, продовольствие.
По пути к пункту сбора командиры успели распределить между собой обязанности.
— Главное, — наставлял Кургин, — ничего не забыть и ничего не взять лишнего. На это, комиссар, и настраивай…
Конечно, хорошо бы ничего не забыть. Но прежде нужно сказать…
— В этих местах двадцать лет назад Красная Армия разбила белофиннов.
3
Для связи полк выделил рацию: коротковолновый приемник и передатчик.
— Проверь, — распорядился Кургин. И политрук попросил радистов Зудина и Шумейко настроиться на волну полка.
Рация помещалась в двух вещмешках: приемник был у долговязого бритоголового Ивана Зудина, передатчик — у маленького, с выпученными глазами Павла Шумейко.
— Наш позывной?
— «Сосенка».
4
Отделение управления — тридцать два человека — для рейдового отряда почти в двести штыков довольно многочисленное, и политрук уже было подумал, что командир просчитался. Разъяснил старшина Петраков.
К месту и не к месту, подмигивая левым глазом — следствие контузии, он говорил:
— Это, собственно, резерв. Смотрите, кто сюда подобран: Новопашин и Жумабеков — борцы, Екимов, Черняков, Шарон, Давыденко — тоже сильные ребята… Ну, еще кто? Скоков, ваш ординарец Сатаров, Волков, Бугаев — бегуны. А чего стоят Чивадзе и Борташевич! Эти владеют холодным оружием, вы бы видели! Я уже не говорю о Шинкевиче и Мурадяне, о Беленьком и Ледкове. Помните, товарищ политрук, как они в городе Пушкине еще до войны в комбинированной эстафете главный приз взяли? Правда, в группе есть и больно мелкие, Карпец, Тюлеа, Тонконог. Да и Прискоков ростом не вышел. Ненамного крупнее Кирей. Зато он плавает, как бобер. А на водных местах, товарищ политрук, без толковых пловцов — гибель. Вот я не знаю только, на что способны Гулин, Хефлинг, Семаго, Лунгу. Они в полку неделю.
— О товарище Хефлинге мне кое-что известно, — ответил политрук, пораженный осведомленностью старшины. — Эрик Хефлинг — сын немецкого коммуниста, убитого фашистами.
— А как же он, Эрик этот, оказался здесь?
5
В синих сумерках скрытно отряд выдвинулся к переднему краю. С каменистого склона высоты знакомо постреливал наш пулемет. Стараясь его найти, с западного берега, из темноты елового леса, фашисты щупали высоту. Трассирующие пули, рикошетя, растворялись в небе, словно сгоревшие звезды.
Обещанный капитаном Анохиным туман дымом слоился повсюду. Он уже с одной стороны поглотил берег, заросший осинником, а с другой — упирался в возвышенность, поднимаясь, как тесто на дрожжах.
Вперед ушла разведка, за ней — вся колонна. Замыкал ее взвод лейтенанта Лободы.
Туман все сгущался. Каждый видел только спину впереди идущего. Ноги проваливались в мох. На траве и на деревьях лежала обильная роса. От нее, как из глубокого колодца, несло холодом.
Наш пулемет работал усердно. Сначала он слышался сбоку, потом сзади. Чем дальше отряд углублялся в туман, тем стрельба была все тише. Некоторое время она служила ориентиром.
